сегодня я поднимался по лестнице на свой четвёртый этаж, а он шёл следом, я, как всегда, поздоровался, он что-то промямлил в ответ. Может он пялится на мою задницу? — подумал я. Тут сверху стала спускаться какая-то девушка-клерк (приталенный пиджак, обтянутая форменными брюками задница). При виде её, в глазах судьи блеснул огонёк. Моё предположение не подтвердилось. Это, кстати, судья Петрик (нет, не родственник изобретателя-афериста) — задрот и ботаник, его называли и так и так.
Вышел на парковку и направился к своей машинке, рядом стоял заведённый Порше Каен, я осторожно открыл свою дверь, чтобы, не дай Бог, не задеть Порше, и сел. С заднего сиденья Каена вышел судья по уголовным делам Родионов; отвинтив окно, я поздоровался с ним; «добрый вечер Павел», — ответил он. Вежливость — лучшее оружие…? Порше медленно тронулся, его номера «в614тм», причём цифра «четыре» подретуширована до вида «единички» — ловкий ход, чтобы избежать автоматической видеофиксации, я бы тоже не отказался от такого бонуса, никто бы не отказался от такого бонуса. А вы?
*****
«Чиновник защищен от критики своей сословностью. Он очень хорошо знает, что, как бы он ни накосячил, каких бы ляпов ни насажал, худшее, что ему грозит, — переброска на другую должность, не хуже первой. Чиновничья каста своих не сдает, вот в чем дело. Она вне критики и вне общества, как опричники во времена Ивана Грозного. Мы охотно употребляем такие понятия, как «репутация политика», «репутация артиста». А вот у чиновника нет и не может быть репутации. В лучшем случае — имидж, да и то у высших государственных лиц. Чиновник средней руки — лицо абсолютно не публичное. Может быть, поэтому в дореволюционной России представителям чиновничьей корпорации дали название «крапивное семя». То есть поначалу едва заметное, но, по сути, весьма жгучее и неискоренимое. А в перестройку чиновников называли аппаратчиками, что тоже очень близко к их сущности. Заметная черта чиновничьей психологии — постоянное перекладывание ответственности и поиски стрелочника», — сказал на страницах журнала, заменяющего мне уже почти десять лет телевизор, музыкант Владимир Преображенский. Комментарии излишни.
Мой взгляд снова прилип к транспортным средствам коллег. В голову ворвался целый поток мыслей, краткое содержание которых следующее: я не из той ступени рода, которая может позволить себе работать на статус. Их родители положили свою жизнь на то, чтобы обзавестись связями и кое-каким имуществом, — теперь их отпрыски могут работать на низкооплачиваемых должностях, при этом, не отказывая себе в полноценной жизни — дорогих машинах, отдыхе несколько раз в год за пределами России, забывании снимать деньги с зарплатной карточки. Я же, если бы хотел и дальше торить юридическую стезю, должен пройти путь, который прошли их родители, и только мои гипотетические дети смогут иметь такую жизнь, которой я бы не отказался жить (в отсутствии более радужной альтернативы конечно), жизнью, которой живут большинство моих молодых коллег. Кто работает с «перспективой» было видно уже на парковке, — японские, немецкие, английские марки. Ещё была прослойка работников, которые трудились не один десяток лет на должностях помощников и секретарей, они смотрели на молодых коллег с чувством превосходства (многие из них сдали экзамен на должность судьи; пересдали, когда срок истёк) и ненависти — понимали, что никогда не поднимутся выше. Возможно, я ошибаюсь, когда считаю, что упорный труд в данном конкретном случае бесполезен. Кто-то скажет: бессмысленно сидеть, сложа руки и строить разные теории о благополучии, а я отвечу: но, крутить педали на велотренажёре, мечтая обогнать самолёт, — тоже бессмысленно.
О чём же я думал, пока возвращался из канцелярского магазина?! Сейчас я вспомнить не мог. Вроде что-то кажущееся неважным, но являющееся важным. Иногда у меня такое чувство, что я что-то упускаю, — что-то жизненно необходимое попадает на «слепое пятно» повседневности. Я завёл машину и уехал.
Глава 16
— Привет, вот твои бананы. Ты выглядишь хорошо, наверное, тебе больше не надо возвращаться в больницу.
— Спасибо. Хорошо, говоришь; как дела на работе?
— С завтрашнего дня мне дают собственного судью. Две недели каторги.
— Хорошо…
— А я так и не собрался переночевать в твоей квартире. Как-то не собрался вот… Ты сколько ещё в больнице пробудешь? Ах да, собираюсь свою парикмахершу пригласить куда-нибудь, мы с ней уже больше двух лет знакомы, она красивая и умная.
— Правильно, Поль, соберись с духом и пригласи… куда-нибудь…
— Да вот хоть в твою квартиру, пока ты в больнице лежишь! Ты ведь не против, бабуль?
*****
Суббота. Работа, которая держит штаны.
— А вы сами-то курите?
— Только пассивно.
— Ах-ха!..
Через пять минут она дала мне на пятьдесят рублей больше, якобы за быстроту. При других обстоятельствах мужчине было бы оскорбительно.
Понедельник всё-таки наступил, за ним вторник, — даже в этом чувствуется какая-то неизбежность, отсутствие выбора… Пишу Аркадию: «Я задремал немного на работе и вдруг в ушах раздался писк похожий на ультразвук, а потом трубы преисподнии грянули на все лады. Один из приспешников Сатаны вскочил на мой стол, разодрал рубашку на моей груди и вонзил когти в сердце! Я проснулся во время слов: «…суд удаляется в совещательную…» Я не какой-то там сумасшедший! Ррр-ав-ав-авввав!» Ответа не последовало.
Пятая авеню. Пятая авеню моей мечты; норковый полушубок на голую майку; падает редкий для этих мест снег, я чувствую позднюю осень; я чувствую близость того места, которое могу назвать домом; не отхожу далеко от дома, чтобы, в случае предчувствия смерти, успеть вернуться, вернуться, чтобы умереть глядя из окна на самый вертикальный город Земли; мне только нужен продуктовый магазин, — туда и обратно, еда для поддержания функций организма, немного порошка для удержания Вдохновения; бархатный сезон моей единственной жизни.
Глава от рассказчика
Дмитрий Дмитриевич Степанов довольно поздно возвращался с работы, так было, за редким исключением, ежедневно. Но он не слишком уставал от своей работы (больше уставал от времени проведённого дома), хотя и делал-то немало; всё дело было в деньгах, — когда доход составляет больше, чем фантазия на то, чтобы его потратить — начинаешь думать, что жизнь удалась.
Дмитрию недавно исполнился 31 год. Этим поздним летом (2011 года) он стал отцом замечательной (как ему казалось) (да ладно-ладно, действительно замечательной) девочки по имени Римма Дмитриевна Степанова. Дима ехал домой на видавшей виды Ниве, но теперь этот факт (а именно факт того, что он эксплуатирует подобную машину) его не беспокоил, поскольку максимум через два месяца официальный дилер Тойота в городе Набережные Челны обязался доставить, для его Диминого владения-пользования-распоряжения, новый большой и престижный (в этих краях) внедорожник — Land
