Это, пожалуй, неплохо, - но разве это все?
Я прихожу, увеличивая и находя соответствия,
Я с самого начала даю большую цену, чем старые
сквалыги-торгаши,
Я сам принимаю размеры Иеговы,
Я литографирую Кроноса, его сына Зевса и его внука Геракла,
Я скупаю изображения Озириса, Изиды, Ваала, Брамы и Будды,
В мой портфель я сую Манито, и Аллаха на бумажном листе,
и гравюру распятия.
Вместе с Одином, с безобразным Мекситли и с каждым идолом,
с каждым фетишем,
Платя за этих богов и пророков столько, сколько они стоят,
и ни одного цента больше,
Соглашаясь, что они были живы и сделали то, что надлежало
им сделать в свой срок
(Да, они принесли кое-что для неоперенных птенцов, которые
должны теперь сами встать, полететь и запеть).
Принимая черновые наброски всевозможных богов, чтобы
заполнить их лучше собою,
Щедро раздавая их каждому, и мужчине и женщине,
Открывая столько же или больше божественности в плотнике,
который ставит сруб,
Требуя, чтобы перед ним преклонялись больше, чем перед всеми
богами, когда он, засучив рукава, орудует молотком
и стамеской,
Не споря, что бог посылал откровения, считая, что ничтожный
дымок или волос у меня на руке непостижимы, как любое
из них,
Пожарные, качающие воду насосом или взбирающиеся
по лестнице, приставленной к дому, для меня не менее
величавы, чем боги античных сражений,
Я слышу, как звенят их голоса сквозь грохот обвалов,
Их мускулистые ноги несут их в целости над обугленной дранкой,
их белые лбы невредимы средь пламени;
Жене машиниста с младенцем у сосков я молюсь о каждом, кто
родился на свет,
Рядом свистят три косы на покосе в руках у дородных ангелов
со вздутыми на поясницах рубахами;
Клыкастый и рыжий конюх искупил все свои грехи, настоящие
и будущие,
Когда распродал все, что имел, и пошел пешком, чтобы заплатить
адвокатам, защищающим брата его, и сидел рядом с ним,
пока того судили за подлог,
И быку и букашке еще не молились, как нужно,
Никому и не снилось, как восхитительны грязь и навоз.
Сверхъестественное - не такое уж чудо, я сам жду, чтобы
пришло мое время, когда я сделаюсь одним из богов,
Уже близится день для меня, когда я стану творить чудеса
не хуже, чем наилучшее из них.
Клянусь жизнью! Я сделаюсь вскоре творцом всего мира,
Уже и сейчас полагая себя в лоно теней, которые таятся в засаде.
42
Чей-то призыв из толпы,
Мой собственный голос, звонкий, решительный, зычный.
Придите, мои дети,
Придите, мои мальчики и девочки, мои женщины, мои
домочадцы и близкие,
Органист уже разжигает свой пыл, он уже сыграл прелюдию.
Легкие и бойкие аккорды, я чувствую гул ваших взлетов.
Голову мою так и завертело на шее,
Волнами катится музыка, но не из органа она,
Люди окружают меня, но они не мои домочадцы.
Вечно твердая, неоседающая почва,
Вечно те, что едят и пьют, вечно солнце то вверх, то вниз, вечно
воздух, вечно неустанные приливы-отливы.
Вечно я сам и все прочие люди, непостижимые, порочные, живые,
Вечно старый, неизъяснимый вопрос, вечно этот палец с занозой,
Вечно назойливый гик "улю-лю!" - покуда мы не отыщем,
где скрылся хитрец, и не вытащим его на расправу,
Вечно любовь, вечно всхлипывающая влага жизни,
Вечно повязка под нижнею челюстью, вечно стол, на котором
покойник.
Блуждают то там, то здесь, а глаза прикрыты медяками.
Чтобы голодное брюхо насытить, щедро черпают ложкой мозги,
Покупают билеты на праздник, но на праздник не попадают
ни разу,
Большинство пашет, молотит, обливается потом и мякину
получает за труд,
А меньшинство, не трудясь, богатеет и требует пшеницу для себя.
Это - город, и я - гражданин,
Что занимает других, то занимает меня, - политика, войны,
рынки, газеты и школы,
Мэр, заседания, банки, тарифы, пароходы, заводы, акции,
недвижимости, движимости.
Малютки-человечки во множестве прыгают там и здесь
в хвостатых пиджачках, в воротничках,
Кто они, я знаю хорошо (нет, они не черви и не блохи),
Я признаю в них моих двойников, самый пошлый и самый
ничтожный так же бессмертен, как я,
То, что я делаю и что говорю, то же самое ждет и их,
Всякая мысль, что бьется во мне, бьется точно так же и в них.
Я слишком много говорю о себе,
Эти мои строки всеядны, но других я не должен писать,
Каждого, кто бы он ни был, я хочу заполнить собой целиком.
Не рутинные фразы - эта песня моя,
Но внезапно задать вопрос, прыгнуть далеко за предел,
и все-таки привести еще ближе;
Что эта печатная и переплетенная книга, как не наборщик
и типографский мальчишка?
И что эти удачные фотографии, как не ваша жена или друг
в ваших объятьях, таких нежных и крепких,
И что этот черный корабль, обитый железом, и его могучие
орудия в башнях, как не храбрость капитана и машинистов?
А посуда, и мебель, и угощение в домах
- что они, как не хозяин
и хозяйка и взгляды их глаз?
И небо там, наверху - оно же и здесь, и над домом соседа,
и над домами напротив,
И что такое святые и мудрые, о которых мы читаем в истории,
как не ты сам?
И что такое проповеди, богословие, религии, как не бездонный
человеческий мозг?
И что есть разум? и что есть любовь? и что есть жизнь?
43
Я не отвергаю вас, священники всех времен и народов,
Величайшая вера - моя, и самая малая - моя,
Я вмещаю древнюю религию, и новую, и те, что между древней
и новой,
Я верю, что я снова приду на землю через пять тысяч лет,
Я ожидаю ответа оракулов, я чту богов, я кланяюсь солнцу,
Я делаю себе фетиша из первого камня или пня, я шаманствую
палками в волшебном кругу амулета,
Я помогаю ламе или брамину, когда тот поправляет светильник
перед кумиром,
В фаллическом шествии я танцую на улицах, я одержимый
гимнософист, суровый, в дебрях лесов,
Я пью из черепа дикий мед, я чту Веды, я держусь Корана,
Я вхожу в теокалли в пятнах крови от ножа и камня, я бью
в барабан из змеиной кожи,
Я принимаю Евангелие, принимаю того, кто был распят,
я наверное знаю, что он божество,
Я стою всю мессу на коленях, я пуританин, я встаю для
молитвы или недвижно сижу на церковной скамье,
С пеной у рта, исступленный, я бьюсь в припадке безумия или
сижу мертвецом и жду, чтобы дух мой воспрянул,
Я смотрю вперед на мостовую, на землю или в сторону
от мостовой и земли,
Я из тех, что вращают колеса колес.
Один из этой центростремительной и центробежной толпы,
я говорю, как говорит человек, оставляющий друзьям
поручения, перед тем как отправиться в путь.
Упавшие духом, одинокие и мрачные скептики,
Легкомысленные, унылые, злые безбожники,
Я знаю каждого из вас, я знаю море сомнения, тоски, неверия,
отчаяния, муки.
Как плещутся камбалы!
Как они бьются, быстро, как молния, содрогаясь и брызгая
кровью!
Будьте спокойны, угрюмцы и окровавленные маловерные
камбалы,
Я ваш, я с вами, как и со всеми другими,
У вас, у меня, у всех нас было равное прошлое,
И вас, и меня, и всех ждет равное будущее.
Я не знаю, каково наше будущее,
Но я знаю, что оно в свой черед окажется вполне подходящим
и что оно непременно придет.
Оно уготовано всем: и тому, кто проходит мимо, и тому, кто
стоит, оно не обойдет никого.
Оно суждено и тому молодому мужчине, который умер и
похоронен на кладбище,
И той молодой женщине, которая умерла и погребена рядом
с ним,
И тому ребенку, который глянул на миг из-за двери и скрылся
за нею навеки,
И тому старику, что прожил без цели и смысла и теперь
томится в тоске, которая горче, чем желчь,
И тому несчастному, что лежит в богадельне, изъеденный
скверной болезнью от разнузданной жизни и пьянства,
И бесчисленным убитым и погибшим, и диким кобу,
именуемым навозом человечества,
И простейшим амебам, которые просто плывут по воде
с открытыми ртами, чтобы пища вливалась им в рот,
И всякому предмету на земле или в древнейших могилах
земли,
И всему, что в мириадах планет, и мириадам мириад, которые
обитают на них,
И настоящему, и самой малой соломинке.
44
Встанем - пора мне открыться!
Все, что изведано, я отвергаю,
Риньтесь, мужчины и женщины, вместе со мною в Неведомое.
