9 сент. 1930 г. [Гурзуф – Ялта]
Маша, дорогая, двенадцатый час ночи – день прощания, день тоски, день расставания с синей калиткой, где мне было так хорошо, точно я урвала у жизни, уворовала что-то недозволенное.
Море меньше бурлит, как будто затихает, луна из-за туч иногда выглядывает. Сейчас после ужина уложили посуду. Весь день я понемногу оголяла свою комнату. Пробежали с Лизаветой после чая по нашему ущелью (мимо аптеки) и спустились с верхн. шоссе по парку через кипарис. аллею, и всё любовались Гурзуфом – он был какой-то золотой и легкий: облака золотистые бросали отсвет.
Утром ходили за медом, я взяла три кило.
Ветеринар оказался знакомым моей матери – встречался с ней у общих знакомых. У него была дача в Алупке, куда он и ездит к жене, – им оставили флигелек.
Вчера у нас пили чай Лукьяновы и д-р Фридеман с женой, угощали их оладьями с медом. Конечно, и тетя Тая была.
Мне грустно было смотреть на катер, кот. увозил тебя. Я всплакнула. Думается о многом.
Вчера к вечеру сильно разбушевалось море и бухало всю ночь.
Обнимаю тебя, целую крепко. Пиши нам. Кланяйся домашним. До свиданья. Оля.
Лорд шлет тебе привет.
В Москве льет дождь, холодно, даже был намек на снег.
16. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
[10 сентября 1930 г. Симферополь]
Маша, дорогая, счастливо добрались до Симфер., хотя чинились очень долго в Гурзуфе и чинились еще раз в лесу, причем все женщины воспользовались в лесу остановкой. Приехали за 1.30 до поезда. Ехали по Болготурск. шоссе – я была счастлива.
Все уложили, посидели и с большой грустью вышли за син. калитку. Целую крепко. Оля
Датируется по почтовому штемпелю.
17. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
[11 сентября 1930 г. С дороги]
Милая Маша, подъезжаем к Харькову с опозданием на 2½ ч. Еду хорошо, в 4-местном купе – люди одной семьи, милые, ленинградские. Мои спутницы едут на своих местах. Лизавета приходила ко мне[168].
Чай дают без сахара.
Уже свежеет. Наша Tante писала, что в Москве льет дождь, 8° и даже по утрам все белеет – во радость.
Вчера получила телеграмму, что ждут меня на репетицию 12-го – все очень приятно.
Будь здорова, целую тебя, не скучай, пиши. Оля.
Как я обрадовалась M-me K. из Ялты!!
Датируется по сопоставлению с окружающими письмами.
17. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
18 сент. 1930 г. Москва [В Ялту]
Маша, дорогая, вот уже неделя, как я верчусь в Москве и все не присяду поболтать с тобой. Доехали мы прекрасно. Встретила Люба с Левой. Холод собачий, и пока ездили за такси, я адово промерзла, стоя с вещами, так что к вечеру у меня сильно запухло и разболелось горло, вызывала доктора, т. к. на другой день надо было играть[169]. Наложили компресс из спирта, полоскала какой-то гадостью и играть смогла. Лизавета и Саня удрали на трамвае от холода. Дома все чисто, все оклеено, масса цветов и огромных букетов из осенней зелени, даже на моей двери висела гирлянда дубовая – это Люба разукрасила. Ну вот и пошла трепотня, телефоны, а я все вспоминаю синюю калитку, свое окно, каждый камушек, слышу всплеск моря и… не нравится мне тут. Тесно в комнате, задеваю все вещи. Надо было развешивать все по стенам, и как-то нехотя все делаю, понемножку. В театре нерадостно. Много больных. Завадского припрятали[170]. Старики все в сборе, кроме Леонидова и Подгорного, кот. еще за границей. «Фигаро» дважды отменили из-за отсутствия Юр. Алекс. – готовят нового графа[171]. Сегодня отменен «Вишн. сад»: болен Баталов – Лопахин. На днях был у нас на «Воскресении» – Рабиндранат Тагор с свитой индусов. Я должна была в первом антракте быть с ним[172], поить его чаем. Чудесный иконописный старик – говорит тихо (по-английски), да еще борода и усы – плохо его разбираешь. В какой-то черной рясе. Был у меня молодой очень приятный француз, кот. собирается писать о «смехе Чехова» – тема интересная. Еще повидаюсь с ним. Тагор тепло и любовно говорил о Чехове. 28-го будем играть «Дядю Ваню» в Ленинграде (антреприза Вишневского)[173] – два раза в один день.
Да, после «Вишн. сада» я приехала домой с Лизаветой, поужинала, и вдруг мне стало обморочно – доплелась до дивана и лежала почти без пульса, то же, что у меня было после Партенита[174]. Завтра меня принимает Шервинский, пусть прослушает и простукает. Напишу тебе.
Саня сегодня говорила Любе, что она собирается поступать на фабрику, что ее сестры и подруги зарабатывают по 100 р. и что там веселее. Я очень загрустила. Хочет записаться на биржу. Буду с ней говорить. Ее очень сбивает вся семья и жених. Ну что ж!!
Мне никуда не хочется ходить. Сижу дома. Сегодня только пойду с Лордом в кино. Ада в Праге. Пишет, что доктор поздравил ее с счастливым исходом болезни, говорит, что это редкий случай такого исхода. Ведь она была при смерти. Оличка все пишет. Миша в диком восторге. Написала рассказ о старухе-нищей и о собаке – говорят, трогательно до слез. Целую, обнимаю тебя нежно. Твоя Оля
19. М.П. Чехова – О.Л. Книппер
19/IX-30 г. [Ялта – Москва]
Купила подходящую открытку[175] и хочу тебя поздравить, моя родная и дорогая!! Постарайся быть здоровой и счастливой, соответственно твоему возрасту, конечно!.. Пусть гурзуфский катер услаждает тебя своим ревом еще долгие и долгие годы и привозит для тебя любимых людей!.. Кажется, достаточно хороших пожеланий. Очень грущу, что не могу присутствовать на торжестве и прослушать «Глядя на луч…» О, вспомяните меня одинокую и тоскующую!!..
Утром 10-го хотела приехать проводить, но не хватило сил. 11 и 12-го море было, как зеркало, и было жарко, хотелось в Гурзуф. Сейчас оно бушует ради равноденственных дней. Левочку и Любочку поздравляю с новорожденной.
Крепко целую и обнимаю. Поправляюсь, но ноги становятся все тоньше и изящнее. Маша.
Лорда и Еликончика поздравляю.
Пишу на почте.
20. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
24 сент. 1930 г. Москва [В Ялту]
Милая Маша, как приятно было получить в ящичке кусочек ялтинского сада – спасибо, дорогая. Цинии и желтые шапки доехали вполне благополучно, бессмертники в воде все распушились, только петунии зачахли.
22-го я играла «Воскресение», так что прибыла домой около 12. Стол накрыла раньше. Должно было быть 12 челов.: Книппера, Чеховы, трио гурзуфское[176], Павлик, но приехал Вово – 13-ый и ночью пришла – о ужас – Кундасова. Лорд принес четверть водки и 2 б. Абрау, Лева – 2 б. Абрау и Вово – одну – чувствуешь? Закуски были: редька в сметане, свекла натертая с чесноком и поджаренная, черный хлеб, зажаренный в сале, яичница с помидорами, затем два пирога с капустой и кусочек свинины. Сели за стол в 12 ½ ч., т. к. Володя пел в «Снегурочке»[177] и очень поздно кончил. Сидели до 7 утра. Павлик колесом ходил, рядился в разные халаты, мои и Любины, изображал Немировича, Мейерхольда, Коонен, говорил надгробные речи – клали на пол тела и обставляли цветами. Смеялись много. За ужином очень вспоминали тебя.
Володя очень, очень тебе кланяется. Днем приходила Дроздова, Вовка с цветами и конфектами. Дроздова хочет выходить на пенсию.
Было два очень теплых дня, сегодня опять свежевато; в квартире, как всегда осенью, холодно. Сегодня собираемся с С. Вл. в Новодевичий. Ты мне не пишешь, жарко ли в Крыму. Я все уношусь мыслями на юг, в милый моему сердцу Гурзуф. Учу Пушкина стихи – и это дает мне радость. В конце ноября будут 2 литер. вечера в Ленинграде – памяти Пушкина, и я уже готовлю. Вчера был у меня Н.П. Тартаковский, спрашивал о тебе, очень тебе просил кланяться. Хочет повидаться с С. Вл. – ее не было дома вчера.
Писала ли я тебе, что Саня, под давлением семейства, желает стать на биржу и работать на фабрике? Вряд ли ей сие придется по вкусу.
Ну, Маша, пока, будь здорова, целую тебя крепко, кланяйся М.П. и твоим помощницам. Твоя Оля
21. М.П. Чехова – О.Л. Книппер
3/Х-30 [Ялта – Москва]
Дорогая Оля, я обалдела от цифр – готовлю годовой отчет и потому заслуживаю снисхождения. Я послала поздравительную телеграмму Соничке и Любочке в день их тезоименитства[178] и в адресе не написала фамилии – прилагаю доказательство моей рассеянности[179]. Очень грущу по этому поводу и хочу исправить свою ошибку поздним поздравлением. Передай мое поздравление Соне и Любочке и пожелание здоровья и полного благополучия! А вас всех православных христиан с прошедшими именинницами!
Теперь о погоде. После вашего отъезда вплоть до 2-го октября были чудесные жаркие дни, опять все оголились и совсем забыли о приличиях, даже на катерах. Море побушевало только в равноденственные дни, а то все время было завидно тихое, и так хотелось поехать в Гурзуф, особенно когда доносился до меня рев катера!!..
