– Извините, – раздался спокойный женский голос. – Вы чем-то расстроены? Могу я помочь?
Сашенька подняла голову и увидела высокую, красивую, хорошо одетую девушку. Она стояла в двух шагах – напротив, и ждала ответа. Длинные черные волосы ветром разбросаны по плечам, тонкие губы сжаты, глаза большие в обрамлении бархатных ресниц.
– Нет… наверное, нет… – пробормотала Сашенька, автоматически притягивая к себе сумку.
Девушка не обратила внимания на отказ, подошла и села рядом.
– Меня зовут Марина, а вас как?
– Александра.
– У меня такое чувство, что в Москве вы не так давно. Несколько часов. Я угадала?
Сашенька с удивлением посмотрела на девушку и кивнула.
– Только что с поезда?
– Не совсем…
– Я тоже когда-то приехала в Москву с кучей планов и надежд, – Марина улыбнулась и открыла маленькую лаковую сумочку. – И… и все мои мечты сбылись. Возьмите визитку, возможно, она вам пригодится. У вас здесь есть родственники? Где собираетесь жить?
Вдаваться в подробности Сашеньке не хотелась, она просто сунула руку в карман джинсовой курточки, что бы предъявить Марине адрес Элеоноры Борисовны.
– Вот, – сказала она, разворачивая бумажку.
– Федор Иванович Веревкин. Метро «Перово», улица Утренняя…
«Нет, нет», – хотела остановить Сашенька, но дыхание перехватило. Она вынула из кармана не ту записку… Попутчик-лесовичок – веселый, хороший, добрый Федор Иванович…
– …устроишься, обязательно позвони мне. Возможно, я смогу тебе помочь с работой, – перейдя на «ты», продолжила Марина. – У тебя какое образование?
– Педагогическое.
– Хорошо. Не потеряй визитку.
Новая знакомая встала, улыбнулась и зацокала каблуками к припаркованным вдоль дороги машинам. Сашенька некоторое время смотрела ей вслед, а потом опустила глаза на визитку.
«Образцова Марина Леонидовна
Заместитель главного редактора журнала «Артэль»
Адрес…
Телефон…
Факс…»
Минуту Сашенька пребывала в замешательстве – взгляд прыгал с записки Федора Ивановича на визитку Марины (туда и обратно, туда и обратно), затем она встала, подхватила сумку и спросила у первой встречной женщины:
– Скажите, пожалуйста, а где находится станция метро?
* * *
Утро Федор Иванович потратил на сбор информации: что за индюк появился у Машеньки, как зовут, кем работает, серьезно у них или «закрутилось от скуки»?
Соседки, хихикая, охотно ответили на вопросы, и через пару часов картина обрисовалась неутешительная – мужчина оказался персонажем, увы, положительным. Вдовец, бывший военный, пятьдесят пять лет (моложе Машеньки на три года!), владелец собственного авто (а кое у кого тоже есть драндулет! только он немного не фурычит), трудится завхозом в спортивном комплексе и (о, ужас!) имеет серьезные намерения. И кто он после этого? Стопроцентный индюк!
Федор Иванович так переволновался, что не только принял ванну с душистым мылом, но и подстриг усы, бородку и торчащие из-за ушей рыже-седые кудри. Перегладил скопившееся белье, протер бинокль и подоконник. Отдав за полцены почти все гладиолусы приятелю, торгующему на рынке самолично выращенными овощами, он с энтузиазмом накинулся на яблоки. Резал, чистил, варил компот и варенье, укладывал в банки и закатывал новенькими разноцветными крышками. Он старательно занимал себя чем мог, но привычный покой в душу возвращаться не собирался. Ишь ты, молодого себе нашла! Военного! Ать-два левой, ать-два правой. Тьфу!
Когда раздалась трель дверного звонка, Федор Иванович уже и сам маршировал по квартире – так лучше думалось, да и сидеть на месте расшалившиеся нервы и скрипучая ревность не позволяли.
– О! – поприветствовал он Сашеньку, отступая назад. – Добралась, значит? Молодец.
– Ага, добралась, – согласилась она, вдыхая вкусный аромат яблок. – Извините, я без приглашения.
– Я же тебя приглашал! – Федор Иванович отобрал сумку, швырнул ее на осевший диванчик и добавил: – заходи и располагайся.
Появлению Сашеньки он внутренне обрадовался, надо же кому-то излить свое беспокойство, надо же с кем-то обсудить создавшееся положение, должен же еще кто-нибудь понять трагичность момента!
Саша прошла по потертой ковровой дорожке в небольшую комнату, уютно обставленную незамысловатой мебелью, прислонилась к комоду и с надеждой посмотрела на Федора Ивановича. Позволит ли он… немного пожить у него?
– Ты у родственницы своей была? – участливо спросил он, нервно разглаживая бледно-голубую матерчатую скатерть.
– Я к маминой подруге ехала, – напомнила Сашенька.
– И как?
– У нее муж болеет… и проблемы.
Дальше она говорить не смогла, опять появились предательские слезы.
– Да ты что? – растерянно выдохнул Федор Иванович, устремляясь к гостье. Усадив Сашеньку за стол, он широкой шершавой ладонью погладил ее по голове. – Да ты что! А ну-ка рассказывай…
А с чего начать? Со школы, со сложных отношений с Галиной Аркадьевной, с момента появления первого постояльца, с мальчика Коли и его вечно занятых и недовольных родителей, с Пашки?
Сашенька всхлипнула и, сбиваясь то на одно, то на другое, стала пересказывать последние десять лет своей жизни. Где-то получалось коротко, где-то – длинно, но остановиться она уже не могла. Федор Иванович слушал внимательно и то хмурился, то качал головой, то перебивал сердитым: «вот ведь зараза какая!». Причем эти слова являлись универсальными и применялись абсолютно ко всему. Через час они уже пили чай с яблочным вареньем и дружно охали, поддерживая тем самым друг друга.
– Понимаете, – говорила Сашенька, – я как лучше хотела… чтобы не ссориться…
– А я ее любил, – раскрывал душу Федор Иванович, – да и сейчас…
– Я смотрю – он на моей кровати лежит… почему она так поступает? Я же ее родня…
– Накуролесил я тогда, как сволочь последняя, а она не простила… И права, сто раз права! А теперь индюка завела… отловить бы его в темном переулке…
– А у Элеоноры Борисовны семья… я и не собиралась навязываться… – прижимала руку к груди Сашенька, – просто она в свое время звала и я подумала…
– Пусть Машенька будет счастлива, она в отличие от меня этого заслуживает, но… – Федор Иванович беспокойно ерзал на стуле, – не могу я ее отпустить! Понимать же надо!
– Пашка меня очень поддерживал… а потом… может, я сама виновата?
– У нее волосы тяжелые, густые, каштановые… А если этот завхоз на ней женится? В каком он, интересно, звании…
Выговорившись, они устало помолчали, а затем Федор Иванович твердо сказал:
– Жить будешь у меня. С работой я тебе помочь не могу, а вот комната и стол – пожалуйста. Ты не стесняйся, устраивайся, вместе-то оно веселей.
– Спасибо, – тихо ответила Сашенька и было в ее голосе столько искренней благодарности, что Федор Иванович почувствовал себя неловко.
«Поймать бы ее тетку – да крапивой, крапивой… – кровожадно подумал он, черпая ложкой варенье. – А с Пашкой я бы разобрался по-мужски».
– А может, цветов Машеньке подарить? – спросил он вслух, барабаня пальцами по столу. – Я же ее любимые гладиолусы оставил, сорт так и называется: «Люби Меня! Люби!».
Сашенька поняла: еще немного – и Федор Иванович сам расплачется.
– Давайте гладиолусы, – твердо сказала она, – я отнесу.
– Но…
– Позвоню в дверь и отдам или на коврик положу. Как лучше?
– Лучше отдай… нет, лучше положи… Эх, жаль цветы – не письмо какое-нибудь – в почтовый ящик не сунешь! – Федор Иванович забегал, не зная за что хвататься. – Я их заверну в газету, чтобы не сразу догадалась… или лучше в целлофан? Чтобы увидела и обрадовалась? А если ухажер на них наткнется?
– Пусть натыкается!
– Точно, – одобрительно закивал Федор Иванович, – пусть любуется! Пусть знает, как я ее люблю – голубушку Машеньку! А ленточкой обвязать?
– Ага.
– А она догадается, как думаешь?
– Наверняка.
Федор Иванович притормозил и с сомнением спросил:
– А если не возьмет из-за этого?
– Значит, лучше оставить на коврике – возвращать некому будет.
– Да!
Букет для Марии Дмитриевны Сашенька несла улыбаясь. Прикоснувшись к чувствам других людей, впитав волнение Федора Ивановича, она вдруг вновь поверила в любовь – есть она, есть! По-разному в жизни бывает, но любовь существует.
Она бережно положила розовые гладиолусы на аккуратный коврик, помедлила немного, затем нажала на кнопку звонка и метнулась к лестничному пролету.
