— Ерунда. Мы уже говорили на эту тему. Не будем повторяться. Отвечать вам за меня не придется, потому что я в отпуске.
— Все равно! Вы не должны ходить, это опасно и бесцельно. Ничего вы не найдете.
— У меня другая точка зрения. Может быть, и не найду, но искать буду.
— Вообще говоря, я бы должен был отобрать у вас и ледоруб и спальный мешок.
— Тоже не выйдет. Они не казенные, мои собственные.
— Ведь вы же сами знаете, что никакого снежного человека нет! Просто нет!
— А следы? Я видел эти странные следы. Да и не только я.
— Обыкновенный медведь. Только он шел…
— Знаете что, дорогой начальник, вы мне надоели.
— Значит, все-таки пойдете?
— Пойду!
Начальник вышел, хлопнув дверью.
А тот, кто собирался искать снежного человека, тщательно укладывал в огромный рюкзак консервы, сахар, папиросы, патроны. С трудом застегнув рюкзак, он несколько раз приподнял его, прикидывая вес. Затем закурил и долго сидел со скептической гримасой на лице. Видимо, думал о том, что с таким грузом далеко не уйдешь. Потом, отбросив колебания, встал и прикрутил поверх еще спальный мешок. С трудом взвалил поклажу на спину, закинул на плечо ружье, надел шапку. У выхода, небрежно прислонившись к двери, стоял начальник.
— Зря, — сказал он уже как-то бесстрастно. — Вы просто упрямый человек.
«Упрямый человек» передернул плечами, поправил рюкзак и ружье, взял ледоруб, стоявший у двери, и пошел по тропинке вверх по склону.
Отойдя шагов на двадцать, он повернулся и крикнул: «Рыжий!» — и засвистел. Из-за домика станции выскочила здоровенная овчарка. Он улыбнулся и погладил ее.
Начальник, все так же небрежно привалившись спиной к двери, смотрел вслед. Перед поворотом человек с рюкзаком оглянулся и поднял руку: начальник пожал плечами и ушел в дом.
А «упрямый человек», не торопясь, двинулся дальше. Он остановился только, когда поворот долины скрыл от него мачты метеостанции. Присев на камень, выкурил папиросу и снова пошел по еле заметной тропинке. Он упорно поднимался все выше — к гребню хребта. Останавливался, когда дыхание совершенно срывалось, и опять шел. Потом снова отдыхал, усаживаясь на ледоруб.
Здесь, в высокогорьях, уже чувствовалась зима. Днем на солнце было еще не холодно, но снег лежал не тая. Ночью темное полотно неба прорывали огромные яркие звезды, и казалось, с этих звезд на землю лился, сковывая все, хрустальный мороз. Словом, наступало не самое хорошее время для путешествия.
Но было кое-что, чего нет летом и что могло очень помочь, размышлял человек. Если еще живы, если уцелели эти таинственные снежные люди, эти галуб-яваны, если еще бродит в приснежных долинах хотя бы один, он должен оставлять следы. В начале зимы, когда всюду ровной пеленой лежит снег, когда галуб-явану нужно проходить огромные расстояния в поисках пропитания, легче всего отыскать эти следы. Именно сейчас ему трудно прятаться, именно теперь больше шансов встретить его.
…Первую ночь путник провел на высоте 4700 метров, у самого перевала. Он разложил спальный мешок между камнями и вскипятил маленькую кастрюльку чаю. Поев, быстро залез в спальный мешок и почти мгновенно заснул. Ночью несколько раз просыпался от холода. Над ним висело все то же яркое, светящееся звездами небо, рядом спокойно дышала собака.
Утром человек не ел. Было слишком холодно. Он с трудом засунул все снаряжение в рюкзак, сложил спальный мешок и направился к перевалу. Воздух был очень жесткий. Когда он добрался до перевала, солнце немного поднялось. Он согрелся и поел.
В этот день человек с рюкзаком не заметил ничего интересного. Напрасно он вглядывался в слепящий снежный покров. Следы он видел не раз: заметил и архарьи и кийичьи, под самым перевалом встретился след ирбиса. Но все это было не то.
На перевале, когда он взваливал рюкзак, почувствовал боль — лямки натерли плечи. Тогда он вынул из рюкзака все вещи и стал сортировать то, что необходимо, и то, без чего можно обойтись. Он отложил в сторону половину патронов, часть консервов. Долго держал в руке десять пачек «Беломора», не зная, куда положить. Наконец решительно отбросил в сторону.
— Ничего, ничего… — сказал он не то сам себе, не то собаке и выкрикнул уже громко: — Ничего!
Потом закурил, тщательно размяв и продув папиросу. Курил долго, поглядывая на склон, на который нужно было подняться. Когда папироса была докурена до мундштука, взвалил на спину рюкзак.
Долго и тщательно обследовал человек все склоны, но не заметил ничего интересного. Тех следов не было. Тогда он стал спускаться с перевала в долину.
До самого вечера он шел по долине, вверх по речке. Она становилась все уже. На той стороне круто поднимались сухие каменистые склоны. Все реже попадались кусты. Остановившись на ночлег, человек с трудом набрал хворосту и развел костер. Вскипятив воду, всыпал в нее размятый концентрат. Затем съел кашу и еще раз согрел воду — для чая. Когда он залез в мешок, ему очень захотелось курить, и заснул он не сразу. Лежавший рядом Рыжий удивленно повел ушами, когда человек высунулся из мешка и закричал:
— Ничего! Ничего! Обойдемся и без курева. Ничего!
На другой день он по ручью взобрался на следующий перевал. Потом по гребню обошел верховья еще одной долины и, наконец, на пятый день оказался на хребте, у подножья которого лежала долина, известная только ему. Здесь в прошлом году он встретил загадочные следы.
Спуск был очень тяжел. До дна долины он добрался лишь к вечеру и сразу разыскал свой тайник. Весной он спрятал тут запас продовольствия.
Рюкзак, который уже не так сильно оттягивал плечи, теперь был опять наполнен. И человек снова пошел, непрерывно оглядывая покрытые снегом склоны.
Тех следов, которые он искал, нигде не было.
Он шел все дальше, в глубь горного узла, шел среди вздыбленных скал и хаоса каменных осыпей, поднимался в такие места, куда не ступала нога человека. Когда он в седьмой раз залез в спальный мешок, собака слышала, как он опять закричал: «Ничего!» и через некоторое время еще раз: «Ничего!»
…Это случилось в начале второй недели.
Человек был утомлен многодневным маршем, бесконечными однообразными подъемами и спусками. Он сел на землю, прислонившись к камню, и смотрел на чистую, нежно-голубую воду. Хорошо было видно дно — темные круглые окатанные камешки. Живая струя реки была окружена кромкой берегового льда. Уносимые быстрым течением маленькие льдинки задевали за эти забереги и тонко позванивали. Кругом по берегам реки, — невысокие деревья и густые кусты.
Между кустами, как обычно, петлял Рыжий, опустив голову и принюхиваясь. Вдруг он остановился и настороженно поднял уши. Потом по-особенному тревожно залаял. Хозяин подозвал его, взял за ошейник, попытался успокоить. Но собака рвалась из рук, продолжая тревожно лаять.
