Прелестная загадка кротко лежала теперь в моих объятиях, принадлежала мне и все же оставалась неразгаданной.
Не безумие ли, однако, пытаться разгадать внутренний смысл другого существа, в то время как мы не в состоянии разрешить загадку нашей собственной души? Ведь мы не знаем даже достоверно, существуют ли на самом деле другие существа! Бывает ведь порою, что мы не в состоянии отличить реальную действительность от бредовых образов. Что это было, игра фантазии или страшная правда, — то, что я видел и слышал в ту ночь? Не знаю. Я припоминаю только, что в то время как самые дикие мысли проносились в моей голове, ухо внезапно уловило какой-то странный шум. Это была безумная, едва слышная мелодия. Она показалась мне очень знакомой, и в конце концов я уловил звуки треугольника и барабана. Треньканье и жужжание этой музыки доносилось как будто совсем издалека, и, однако, когда я огляделся, я увидел совсем близко перед собой, посреди комнаты, знакомое зрелище: это был мосье Тюрлютю, карлик, игравший на треугольнике, в то время как мамаша била в барабан, а ученая собака шарила по полу, как будто пытаясь снова сложить свои деревянные буквы. Собака двигалась, казалось, лишь с большим трудом, и шерсть ее была вся в крови. Мамаша была по-прежнему одета в свое черное траурное платье; но живот ее уже не выпячивался так комично вперед, а отвратительно свисал вниз; и лицо ее тоже было теперь не красное, а бледное. Карлик, на котором по-прежнему был расшитый кафтан французского маркиза старого времени и напудренный парик, казался слегка подросшим, быть может, потому, что он страшно исхудал. Он по-прежнему показывал чудеса фехтовального искусства и, по-видимому, снова шамкал свои старые хвастливые речи; но он говорил так тихо, что я не мог разобрать ни одного слова и только по движению его губ порой угадывал, что он опять пел петухом.
В то время как эти комически странные, кошмарные фигуры, словно китайские тени, безумным вихрем проносились перед моими глазами, я почувствовал, что мадемуазель Лоранс начинает дышать все беспокойнее. Ледяной озноб сотрясал ее всю, и словно от нестерпимой боли содрогалось прелестное тело. Наконец, гибкая, как угорь, она выскользнула из моих объятий, внезапно очутилась посреди комнаты и начала танцевать под тихую, заглушенную музыку барабана мамаши и треугольника карлика. Она танцевала совершенно так же, как и тогда, у моста Ватерлоо и на перекрестках лондонских улиц. Это была та же самая таинственная пантомима, те же порывистые, страстные прыжки, то же вакхическое закидывание головы, порою приникание к земле, словно она хотела расслышать, что говорят ей снизу, затем дрожь, бледность, каменная неподвижность, и вновь она склонилась к земле, чутко прислушиваясь. Точно так же терла она опять свои руки, как будто хотела их вымыть. Наконец она, казалось, вновь бросила на меня свой глубокий, полный мольбы и страдания взгляд… Но только в чертах ее смертельно-бледного лица уловил я этот взгляд, а не в глазах, которые все время оставались закрытыми. Все тише и тише звучала музыка: мамаша с барабаном и карлик мало-помалу бледнели и рассеивались, как туман, и, наконец, совершенно исчезли: но мадемуазель Лоранс все еще оставалась посреди комнаты и продолжала танцевать с закрытыми глазами. Этот танец с закрытыми глазами в ночной тишине комнаты придавал милому существу такой жутко призрачный вид, что мне стало не по себе; я не раз содрогнулся и был от души рад, когда она закончила свою пляску и снова скользнула в мои объятия таким же гибким движением, каким раньше покинула меня.
Я должен сознаться, что эта сцена произвела на меня далеко не приятное впечатление. Но человек ко всему привыкает. Возможно, что зловещая таинственность этой женщины придавала ей особую привлекательность, что к моим чувствам примешивалась нежность, полная жуткого трепета… Как бы то ни было, через несколько недель я уже ничуть не удивлялся, когда ночью раздавались тихие звуки треугольника и барабана и моя дорогая Лоранс внезапно вставала и с закрытыми глазами начинала танцевать свое соло. Ее супруг, старый бонапартист, командовал частью, расположенной в окрестностях Парижа, и служба позволяла ему проводить в городе только дневные часы. Само собой разумеется, я сделался его самым задушевным другом, и он горько плакал, когда ему впоследствии пришлось надолго расстаться со мной. Дело в том, что он уехал с женой в Сицилию, и с тех пор я никогда больше их не видал.
Окончив свой рассказ, Максимилиан быстро схватил шляпу и выскользнул из комнаты.
ПРИМЕЧАНИЯ
Стихотворения
Генрих Гейне дебютировал в литературе сборником стихотворений «Gedichte» («Стихотворения»), который увидел свет в 1822 году и послужил основой для раздела «Юношеские страдания» «Книги песен» — первой большой книги лирики Гейне. Изданная впервые в 1827 году в Гамбурге, у Гофмана и Кампе, «Книга песен» принесла автору громкую славу и при его жизни издавалась двенадцать раз. Вплоть до пятого издания (Гамбург, 1844) Гейне сам держал корректуру и вносил исправления.
«Новые стихотворения» (1844) — вторая книга лирики Гейне; здесь собраны стихи, включавшиеся ранее в другие издания (например, во второй и третий тома «Салона», 1834–1835, объединявшие статьи Гейне о французских художниках и другие его произведения). Стихи раздела «Новая весна», написанные по просьбе гамбургского композитора Альберта Метфесселя, печатались как приложение ко второму тому «Путевых картин» (издание второе, 1831). Стихотворения цикла «Разные» публиковались в берлинском журнале «Der Freimütige» и в первом томе «Салона» (1834). Писатель Карл Гуцков, сотрудничавший в издательстве Кампе, подверг эти стихотворения резкой критике «за безнравственность» и тем задержал издание «Новых стихотворений», которое намечалось еще в 1838 году.
В 1851 году была издана третья книга лирики Гейне — «Романсеро». В нее вошли стихотворения, написанные в период 1846–1851 годов.
Последний сборник лирики Гейне, составленный им самим — «Стихотворения 1853–1854 годов», — был опубликован в первом томе «Разных произведений Генриха Гейне» («Verschiedene Werke von Heinrich Heine») осенью 1854 года.
Стихотворения Гейне, не включенные им в четыре основные книги его лирики, были после смерти поэта организованы издателями в различные тематико-хронологические циклы и печатались либо как таковые, либо составляли особый раздел дополнений.
Лучшие научно-критические издания произведений Гейне в первой половине XX века были осуществлены Эрнстом Эльстером («Heinrich Heines Sämtliche Werke», Leipzig und Wien, o. J) и Оскаром Вальцелем («Heinrich Heines Sämtliche Werke», Insel-Ausgabe, Leipzig, 1911–1920).
В 1961–1964 годах в ГДР было выпущено десятитомное собрание сочинений и писем Гейне, составленное Гансом Кауфманом («Heinrich Heine. Werke und Briefe in zehn Bänden», Aufbau-Verlag, Berlin, 1961–1964).
При подготовке настоящего тома за основу было принято издание Ганса Кауфмана. Случаи отступления от текстов или структуры этого издания особо оговорены в примечаниях.
«Русский Гейне» имеет богатую и длинную историю. Еще в 1875 году И. С. Тургенев писал: «… кто не знает, что именно теперь Гейне едва ли не самый популярный чужеземец-поэт у нас в России». Первое знакомство русского читателя с поэзией Гейне произошло в конце двадцатых годов XIX века, когда в журнале «Галатея» и в сборнике «Северная лира» было опубликовано несколько переводов из «Книги песен», сделанных Ф. И. Тютчевым, который был лично знаком с немецким поэтом. В дальнейшем трудно назвать какого-либо более или менее значительного русского поэта, который бы не участвовал в воссоздании лирики Гейне на русском языке. Наряду с именами Лермонтова, Плещеева, Фета, А. К. Толстого, Блока нужно назвать М. Михайлова, Добролюбова, Писарева, Мея, Д. Д. Минаева, П. Вейнберга и многих других.
Однако только в советское время во всем объеме вошел Гейне в обиход русской культуры. Этому немало способствовали два полных собрания сочинений немецкого поэта, изданных в 1935–1949 годах и 1956–1959 годах. Было создано немало новых переводов. Ю. Тынянов, В. Зоргенфрей, М. Лозинский, В. Левик, С. Маршак, А. Дейч и многие другие переводчики стремились передать богатство поэзии Гейне во всем многообразии его удивительного и сложного таланта.
Поэмы
ГЕРМАНИЯ. ЗИМНЯЯ СКАЗКА DEUTSCHLAND. EIN WINTERMÄRCHEN
Поэма «Германия» была впервые опубликована в 1844 году вместе с «Новыми стихотворениями» (два издания: в сентябре и в октябре), а тажже в виде отдельной книги в том же 1844 году. Большое значение для установления текста имела публикация поэмы по рукописи, сделанная Ф. Хиртом в 1915 году: «Deutschland. Ein Wintermärchen», Faksimiledruck nach der Handschrift des Dichters, hrsgb. von Fr. Hirth., 1915. Русское издание поэмы впервые появилось в журнале «Отечественные записки» за 1861 год в переводе В. Водовозова, кроме того, существуют переводы В. Костомарова (1863), Заезжего [В. М. Михайлова] (1875), Д. Д. Минаева (1881), П. Вейнберга (1904), Ю. Тынянова (1933), С. Рубановича (1934), Л. Пеньковского (1934), В. Левика (1935).
