– Что за глупость, – отозвалась Гвенвифар, но Ланселет лишь рассмеялся.
– Нет же – это благородный поступок. Часто жалею я о том, что у меня не хватило ума и храбрости поступить так же; а то меня терпели лишь потому, что я, в конце концов, бастард самого короля, так что пытаться заслужить что-то самому мне вроде бы и незачем; вот почему я из кожи вон лез, стремясь отличиться в битве, чтобы никто не посмел сказать: дескать, чтят меня незаслуженно…
Артур ласково потрепал Ланселета по руке.
– Этого тебе страшиться незачем, друг мой, – промолвил он. – Все знают, что ты – лучший из моих рыцарей и наиболее приближен к трону. Но, Гавейн, – король обернулся к рыжеволосому рыцарю, – я и тебя отличаю не потому, что ты – родич мой и наследник, но потому лишь, что ты предан и стоек и десятки раз спасал мне жизнь. Находились те, кто внушал мне: дескать, не след держать наследника в телохранителях, ибо если долг свой он исполняет чересчур ревностно, так не видать ему трона, как своих ушей; не раз и не два имел я повод радоваться, что спину мне прикрывает родич столь верный. – Артур обнял Гавейна за плечи. – Значит, это твой брат; а я о том и не знал.
– Я и сам не знал поначалу, – отозвался Гавейн. – Когда я в последний раз его видел, ну, на твоей коронации, мальчишка росточком до рукояти моего меча не дотягивал, а сейчас – да сами видите! – Гавейн указал на брата рукою. – Но как только я приметил его на кухне, я подумал: а ведь малец небось бастард наших кровей. Господь свидетель, у Лота таких полным-полно. Вот тогда-то я его и узнал, а Гарет упросил меня не выдавать его: ему, видите ли, хочется стяжать славу самому, без чьей-то помощи!
– Ну что ж, за год суровой школы нашего Кэя любой маменькин сынок превратится в мужчину, – отозвался Ланселет, – а этот, Господь свидетель, держался отважно и стойко.
– Дивлюсь я, Ланселет, что ты его не признал: из-за него ты на Артуровой свадьбе едва шею себе не свернул, – любезно напомнил Гавейн. – Помнишь, как ты вручил его нашей матушке и велел вздуть мальчишку хорошенько, чтобы не кидался под копыта…
– Ага, а вскорости после этого я себе чуть мозги не вышиб… да, теперь вспомнил, – расхохотался Ланселет. – Так это, значит, тот самый юный негодник! Да ведь остальных отроков он уже далеко обставил, пора ему упражняться со взрослыми мужами и рыцарями! Похоже, очень скоро он окажется в числе лучших. Ты мне дозволишь, лорд мой?
– Делай, как знаешь, мой друг.
Ланселет снял с пояса меч.
– Сохрани его для меня, госпожа, – попросил он, протягивая клинок Гвенвифар. А затем перепрыгнул через ограду, схватил один из учебных деревянных мечей и бегом бросился к дюжему, светловолосому отроку.
– Этих парней ты уже перерос, приятель, – иди-ка сюда, попробуй свои силы с тем, кто равен тебе статью!
«Равен статью?» – вдруг ужаснулась про себя Гвенвифар. Но ведь Ланселета великаном никак не назовешь, он и ее немногим выше, а юный Красавчик обогнал его почти на целую голову! На мгновение мальчик заколебался: шутка ли, это ж сам королевский конюший! Но Артур одобрительно кивнул, и лицо отрока озарилось неуемной радостью. Он бросился на Ланселета, занеся деревянный меч для удара, – и изрядно опешил, когда удар обрушился, но противника на месте не оказалось; Ланселет уклонился, стремительно развернулся – и достал его в плечо. В последнее мгновение он задержал оружие, так, что клинок мальчика едва коснулся, хотя и разорвал ему рубашку. Гарет быстро пришел в себя, отбил следующий Ланселетов удар – а в следующий миг Ланселет, поскользнувшись на мокрой траве, не устоял на ногах, но рухнул перед мальчишкой на колени.
Красавчик отступил назад.
– Идиот! А если бы на моем месте был здоровенный сакс? – заорал Ланселет, вскакивая на ноги, и со всей силы огрел мальчугана по спине плашмя. Удар отшвырнул отрока в сторону; собственный его клинок взлетел в воздух и приземлился на середине учебного поля; Гарет покатился по земле да так и остался лежать, наполовину оглушенный.
Ланселет поспешил к нему и, улыбаясь, склонился над лежащим.
– Я не хотел тебе повредить, паренек, но надо тебе научиться защищаться получше. – Он протянул руку. – Давай-ка, обопрись на меня.
– Ты оказал мне честь, сэр, – ответствовал отрок, зардевшись. – И воистину, ощутить твою силу мне куда как на пользу.
Ланселет хлопнул его по плечу.
– Дай Бог нам всегда сражаться плечом к плечу, Красавчик, а не против друг друга, – промолвил рыцарь и зашагал назад к королю. Отрок подобрал меч и возвратился к сверстникам; те, обступив Гарета тесным кольцом, тут же принялись его поддразнивать:
– Что, Красавчик, ты, никак, королевского конюшего едва не сразил в честном бою…
Глядя, как Ланселет перебирается обратно через заграждение, Артур не сдержал улыбки.
– Учтиво и благородно ты поступил, Ланс. Из мальчишки выйдет добрый рыцарь – под стать брату, – добавил король, кивая Гавейну. – Родич, не говори ему, что я знаю, кто он: он скрывает свое имя из побуждений весьма достойных. Передай лишь, что я видел, как он сражается, и посвящу его в рыцари на праздник Пятидесятницы, когда явиться ко мне дозволено любому просителю, ежели он предстанет передо мною и попросит о мече, подобающем его положению.
Гавейн так и просиял. Вот теперь, подумала Гвенвифар, любой, увидев этих двоих рядом, ни на минуту не усомнился бы, что они в родстве: улыбаются они совершенно одинаково.
– Благодарю тебя, лорд мой и король. Да послужит он тебе так же верно, как и я.
– Такое вряд ли возможно, – сердечно промолвил король. – Повезло мне с друзьями и соратниками.
А Гвенвифар подумала про себя, что воистину Артур любому способен внушить любовь и преданность: в этом и состоит секрет его королевской власти, ибо, хотя в битвенной науке он достаточно искушен, сам он – боец не из лучших; не раз и не два на турнирах (при дворе их частенько устраивали – и для развлечения, и того ради, чтобы рыцари не разучились сражаться), – на ее глазах Ланселет и даже старик Пелинор сбрасывали его с седла или опрокидывали на землю. Артур же никогда не злился, не мучился оскорбленной гордостью, но всякий раз добродушно говорил, как он рад, что жизнь его хранят бойцы столь отменные, и как хорошо, что они – друзья ему, а не враги.
Вскорости отроки собрали учебное оружие и разошлись. Гавейн отправился потолковать с братом, а король увлек Гвенвифар к укрепленной стене. Камелот высился на огромном высоком холме; на плоской вершине его с легкостью разместилось бы крупное селение; там-то, в пределах стен, и выстроили замок и город. Артур подвел королеву к своему любимому месту обзора; оттуда, поднявшись на стену, можно было оглядеть всю обширную долину от края до края. Голова у Гвенвифар тут же закружилась, и королева крепко-накрепко вцепилась в стену. Отсюда она различала островной дом своего детства, страну короля Леодегранса, а чуть к северу маячил еще один остров, похожий на свернувшегося кольцом дракона.
– Твой отец стареет, а сына у него нет, – промолвил Артур. – Кто будет править после него?
– Не знаю… думается мне, он захочет, чтобы ты назначил регента от моего имени, – отозвалась Гвенвифар. Одна из ее сестер умерла родами где-то далеко в Уэльсе; вторая не пережила осады их замка. А из сыновей второй жены ее отца ни один не выжил; так что унаследовать королевство суждено Гвенвифар. Но как может она, женщина, уберечь страну от тех, кто жаден до земли? Она скользнула взглядом куда-то мимо отцовских владений и полюбопытствовала:
– Твой отец… Пендрагон… он тоже был произведен в короли на Драконьем острове?
– Так рассказывала мне Владычица Озера; и он тоже приносил клятву защищать древнюю религию и Авалон – как и я, – угрюмо промолвил Артур, не сводя глаз с Драконьего острова. И какой только языческой чепухой забита сейчас его голова?
– Но когда ты обратился к Богу единому и истинному, тогда и только тогда даровал Он тебе величайшую из побед, и сумел ты изгнать саксов с этого острова на веки вечные.
– Глупости ты говоришь, – возразил Артур. – Не думаю я, что какая-либо земля может быть в безопасности на веки вечные, кроме как Божьим соизволением…
– Но ведь Господь вручил тебе всю эту землю, Артур, дабы правил ты над нею как христианский король. Это как с пророком Илией – мне епископ рассказывал, – ибо вышел он в путь со служителями Господними, и повстречал пророков Вааловых, и стали они призывать своих богов, и Единый Господь явил свое величие, а Ваал оказался лишь идолом, так что не было от него ни голоса, ни ответа [З Цар 18]. Если бы обычаи и законы Авалона обладали хоть какой-нибудь властью, разве Господь и Пресвятая Дева даровали бы тебе победу столь славную?
– Мои воинства разгромили саксов, но меня, возможно, еще настигнет кара за клятвопреступление, – отозвался Артур. Лоб его избороздили морщины горя, в лице отразился страх: Гвенвифар терпеть этого не могла!
