— Ну, прости, говорю! — грубовато сказал он. — Не плачь, сейчас Лисичку пришлю. Не трону я тебя больше, Хоре Пресветлый послух, не трону!
— Уйди от меня! — отчаянно кричала Дарована сквозь слезы. — Оборотень! Оборотень!
— Да, — тихо сказал Огнеяр, отвернувшись, и Дарована даже не услышала его. — Оборотень я…
Ему не было важно, слышит его княжна Дарована или нет. Перед глазами его встало лицо Милавы, румяное от осеннего холода, ее взволнованные и доверчивые глаза, устремленные прямо ему в душу, в памяти зазвучал ее трепетный голос. «А ты… ты оборотень?» Она так боялась обидеть или огорчить его, так хотела знать правду о нем. «Ну и пусть хвост…» Этой осенью ей исполнилось шестнадцать лет. Исполнилось бы… А сейчас у нее нет возраста — жители Верхнего Неба, как мертвые, не считают своих лет. Года и века не имеют над ними власти.
Забыв о княжне, Огнеяр смотрел куда-то в пространство и видел перед собой Милаву, словно наяву. Она была для него единственной на свете — девушка, способная полюбить оборотня таким, какой он есть. Боги не дали ей ни знатного рода, ни особой красоты, ни палаты житейского ума. Ее ум жил в сердце, и немного было на свете женщин умнее ее. Недаром именно она сумела снять злые чары старого Князя Волков. Щедрая богиня Лада улыбнулась при ее рождении и наградила ее способностью любить настоящей любовью — не за что-нибудь, а несмотря на все. Несмотря на шерсть на спине и клыки, она смотрела в глаза оборотню и видела в них не зверя, не человека даже, а живую душу, единую для всех созданий Макоши, ждущую любви. Эта горячность сердца привела ее в ту светлую ночь на Свято-озеро, она позволила ей поймать берегиню и спасти брата, принять взамен лебединые крылья.
Даже сейчас, когда первое горе утихло, Огнеяр не мог смириться с потерей. Для него Милава продолжала жить, она была где-то в мире, только теперь дойти до нее стало неизмеримо труднее. Так месяц, никогда не видя солнца, знает о нем и стремится к нему.
Решимость вернуть Милаву в земной мир возникла в душе Огнеяра поначалу только как щит от обрушившегося страшного горя, чтобы не дать ему придавить и сломить. Но со временем она не проходила, а только крепла. Другие девушки, даже эта златоокая княжна, казались Огнеяру бледными и вялыми, как смутные отражения. Одна Милава была живой и настоящей, к ней одной он стремился всем сердцем. Она нужна была ему, чтобы с ее любовью обрести равновесие двух своих миров, человечьей и звериной сущности. И пусть она сама теперь не человек — Надвечный Мир поможет им наконец стать равными и понять друг друга. А без нее ему не быть самим собой и не найти своего места в мире. Так сказала богиня Макошь, Пряха Судьбы, которой подвластны и люди, и сам непостижимый Надвечный Мир.
Глава 8
Незадолго до вечера одного из сумрачных дней месяца грудена[185] по берегу Белезени шел высокий человек с посохом в руке. На вершине посоха была вырезана совиная голова с большими круглыми глазами, на поясе, которым стягивалась длинная, ниже колен, бурая медвежья накидка, висело множество оберегов, кожаный мешочек и длинный нож с узорной костяной рукоятью, в ножнах, отделанных серебром. Длинные волосы, сдерживаемые на лбу тонким серебряным обручем, холодный ветер предзимья отдувал назад, темный плащ из плотной шерсти хлопал за спиной, как огромные крылья. Человек шел ровным уверенным шагом, успешно одолевая встречный режущий ветер, несущий мельчайшие капли холодной мороси. Лицо идущего было сосредоточенно, темные глаза смотрели из-под густых бровей вперед вдоль берега реки, как будто он искал нечто, поджидавшее его здесь в эту неприветливую пору. Ветер одиноким голодным голосом гудел в темных стволах опустевшего леса, Белезень посерела, казалась отражением низких, тяжелых снеговых туч.
Если бы одинокому путнику встретился хоть кто-то, то встречный без труда признал бы в нем чародея и поклонился на всякий случай. Но вокруг на несколько верст не видно было никого: звери забились в норы, устроились на лежки, люди попрятались в дома и затопили печи. Да он и сам не знал толком, что ищет.
При нем не было никакой поклажи — ни заплечного мешка, ни сумы. Только на груди, под плотным мехом накидки, висел не видный постороннему глазу маленький мешочек из прочной кожи. В этом мешочке хранилось самое ценное, что приобрел чародей за долгие годы служения богам. Там таилась хрустальная звездочка, застывшая капля росы, волшебный амулет дальнего зрения — Слеза Берегини.
Она-то и толкнула чародея в этот одинокий путь через промозглый осенний вечер.
Даже в последнюю ночь перед выступлением в поход Двоеум не спал. Лучше чем кто бы то ни было он понимал, что дороги судьбы подошли к решительному повороту. Князь Неизмир чувствовал, что близится их последняя встреча с Огнеяром, после которой на земле останется только один из них. Двоеум же точно это знал. Не будучи молод и ослеплен ненавистью, как Светел, он знал, что оборотня невозможно ни задавить руками, ни даже загрызть зубами. Сын бога есть сын бога — он не по силам простому человеку, какой бы сильной ни была его ненависть. Против него нужны иные средства — отвечающие сути оборотня, сына Надвечного Мира.
В прошедшие месяцы Двоеум не терял времени. Теперь он знал, что княжич-оборотень стал Сильным Зверем и тем троекратно увеличил силу, бывшую в нем от рождения. Теперь убить его могли два клинка. Один уже был на нем испытан — Оборотнева Смерть. Вторым стал Острый Луч, но он был недоступен не только рукам, но даже взорам людей. Не было смысла идти войной на Огнеяра, не имея никакого оружия, способного его поразить. Но боги мудры — сотворяя любое существо или предмет, они сотворяют и средство его уничтожить — хотя бы одно, пусть труднодоступное. И Двоеум ночь за ночью проводил в гаданиях, выискивая, выспрашивая у Надвечного Мира путь к гибели Серебряного Волка.
Горели в можжевеловом и рябиновом пламени священные травы, бурлил темный отвар красного мухомора, на стальном лезвии древнего жертвенного ножа проступали таинственные знаки. Струился серебристый пар над живой водой, мерцала на дне священного сосуда хрустальная Слеза Берегини — и снова на поверхности воды отражались волшебные резы — снова и снова одни и те же. «Оборотнева Смерть», — снова и снова говорили Двоеуму Огонь и Вода, носители священного знания. Не веря своему искусству, чародей каждую ночь повторял гадание, но получал все тот же ответ. Благодетельные стихии не лгут, сам он тоже не был новичком в чародействе. Он не мог ошибаться. Надвечный Мир снова посылал его к священной рогатине. Может быть, настал ее час? Может быть, исполнено тайное условие?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
