— За ними будущее, — говорил Алфёров неделю назад во время визита Григоренко в его лабораторию. — Поверьте, пройдёт 5-10 лет — и на Западе компьютеры станут доступны если не каждому, то многим, они будут намного компактнее тех шкафов, что стоят сейчас в наших лабораториях и дырявят перфокарты. Вы посмотрите, американцы уже научились делать такие вещи, этот мини-компьютер производит миллионы операций в секунду, что на данный момент в мире не доступно ни одному вычислительному устройству. Если они сумели это сделать, значит, и мы должны суметь. Если не получится выбить целый институт, то давайте выпросим хотя бы одну, но укомплектованную по последнему слову техники лабораторию. Смотрите, вот у меня список того, что должно всегда быть под рукой. Согласен, некоторые приборы стоят немало, и приобрести их можно только за валюту, но вы же понимаете, что на кону безопасность нашей Родины, а на таких вещах не экономят.
Именно последний тезис учёного тогда врезался в память, и уже на следующий день, поразмыслив, Григоренко сел писать записку на имя Андропова. При всём желании он не мог перепрыгнуть через голову вышестоящего руководства. А позавчера на планёрке у Председателя, посверкивавшего тонкой оправой очков, услышал, что письмо было рассмотрено на самом верху, однако с окончательным вердиктом придётся обождать. Почему — Андропов не объяснил, но по своим каналам Григоренко получил информацию, что в апреле готовится внеочередной пленум ЦК КПСС, и возможно, членам Политбюро пока просто не до них.
Этот пленум тоже вызывал у руководителя 2-го Управления тревогу, внеочередные пленумы просто так не случаются, должна быть веская причина. Последний внеочередной пленум случился 14 октября 1964 года, и тогда находившегося на отдыхе в Пицунде Хрущёва сместили с поста Первого секретаря ЦК КПСС. Григоренко подозревал, что и в этот раз может быть что-то сравнимое по масштабам, но пока предпочитал помалкивать. Молчание — это не только золото, но в их работе зачастую погоны, а иногда и жизнь.
[1] Пиплметр — специальное электронное устройство, подсоединяемое к телевизору и предназначенное для сбора сведений об аудитории телевидения.
[2] Геннадий Пантелеевич Збандут — директор Одесской киностудии в 1964–1984 гг.
Глава 12
В квартире стояла такая тишина, что было слышно, как на кухне за холодильником зевают тараканы. Я и сам зевнул, заодно потянувшись от души. И чего не спится мне в такую рань… За окном ещё и не светает, а я в мыслях уже в больнице, где в дородовом лежит моя жена, Елена Владимировна Бестужева. Что-то меня торкнуло проснуться.
Я повернулся на другой бок, в попытке, что имеющийся в запасе час проведу с пользой, однако сон не шёл. Мысленно плюнув, заставил себя встать, сунув ступни в тапочки, и пошлёпал на кухню. Вырвал лист из отрывного календаря, свидетельствовавшего, что сегодня понедельник, 17 марта, набрал в чайник воды и поставил на плиту.
Неторопясь соорудил два бутерброда со сливочным маслом и ломтиками пошехонского сыра, налил в стакан заварки (какое счастья, что чайные пакетики до СССР пока не добрались), добавил кипятку и, стараясь не задевать края чашки, принялся размешивать сахар в количестве двух ложечек.
В этот момент в прихожей и зазвонил телефон. Недоумевая, кто в такую рань мог нам названивать, я кинулся к аппарату и, подняв трубку, услышал женский голос:
— Алексей Михайлович? Извините, что рано беспокоим, это из роддома, где ваша жена лежит. Она очень просила вам позвонить.
— Что-то случилось? — спросил я, чувствуя, как во рту мгновенно пересохло.
— Случилось, — как-то задорно сообщил голос. — Поздравляю, вы стали папой. Девочка ростом 52 сантиметра и вес 3 килограмма 600 граммов.
Ну и какая после этого работа?! Первым делом набрал тёщу, договорились, что к Лене в родильный дом приедем к 12 часам. Наташке обещала сказать, когда проснётся — та уже несколько дней, как мать легла в роддом, жила у бабушки. Ещё час спустя я позвонил Антонине. Та против моего прогула по уважительной причине ничего не имела, и к полудню с чистой совестью я с тёщей — тесть на заводе занимался каким-то очень важным заказом — стояли под окнами родильного отделения. Наташку отправили в школу. Мою правую руку оттягивал увесистый пакет с купленными час назад на Дорогомиловском рынке фруктами.
Наконец в окне третьего этажа появляется знакомая фигурка в халатике, прижимающая к груди маленький свёрток. Лена улыбается и машет нам рукой, мы в ответ что-то кричим и тоже машем. В итоге жена передаёт младенца медсестре, а сама открывает форточку и кричит, что всё у неё хорошо, дочка родилась здоровенькой и, не исключено, что дня через три её уже выпишут.
А три дня спустя уже я держал в руках это завёрнутое в одеяльце и перевязанное розовой ленточкой тельце. Мой первый ребёнок в обеих временных эпохах! Я до сих пор, казалось, не мог осознать реальности происходящего, словно смотрел фильм со своим участием со стороны.
— Как там Марта, спит?
Это тёща рядом, ждёт, когда я и ей передам понянчиться малышку. Наташка подпрыгивает, пытается увидеть личико сестрёнки. Тесть чешет под шапкой затылок, ждёт, когда приедем домой, чтобы обмыть это радостное событие, хотя Любовь Георгиевна и пригрозила ему казнями египетскими, если снова прогнётся перед «зелёным змием».
На первое время Любовь Георгиевна перебралась к нам, чтобы помогать дочери управляться с Мартой. Наташка же, на удивление, как-то сразу повзрослела, не доставала мать глупыми просьбами и капризами, что случалось раньше, наоборот, то и дело интересовалась, чем может помочь. Пыталась подметать пол и даже заявила, что может сварить макароны, чем вызвала у Любови Георгиевны одобрительную улыбку:
— Ой, ну какая у нас помощница растёт!
Учитывая наличие в доме обожаемой тёщи, я с чистой совестью сосредоточился на работе. Клиентов становилось всё больше, и частная практика приносила намного более существенный доход, чем зарплата женского мастера в салоне-парикмахерской «Чародейка». Не грози мне срок по статье «тунеядство», я бы распрощался со ставшим мне почти родным коллективом, и отправился на вольные хлеба. А была бы возможность — открыл бы собственный салон, где трудился бы лично мною обученный персонала, а я сам появлялся бы лишь для работы с VIP-персонами, чтобы, как говорится, тряхнуть стариной. Нашёл бы себе немало других дел, которыми понемногу пытаюсь заниматься и сейчас.
К слову, пришлось по просьбе Лапина ещё раз навестить его норку в «Останкино». Не догадывавшийся о готовящихся съёмках сериала на «Мосфильме», глава Гостелерадио объявил, что придумал, чем заменить психостимулятор.
— Пусть главным героем будет, скажем, не учитель химии, а бывший спортсмен-стрелок. Чтобы найти деньги на лечение, он становится наёмным убийцей, киллером, как у них говорят. Слышали ведь о киллерах?
— В газетах как-то глухо об этом пишут.
— А я почитываю, знаете ли, иностранную прессу, положение обязывает, и там заказные убийства не редкость. Представляете, убивать людей за деньги!
М-да, у нас за деньги, видимо, не убивают, не суют лезвие в бок ради кошелька, в котором трёшка с мелочью, главное — на бутылку хватит. Зато не бесчеловечно, на эмоциях, так свойственных русскому человеку, достоевщина, одним словом. Это у них, прагматичных янки, даже жизнь человека имеет свою стоимость. А мы своих миллионами уничтожали со времён Ивана Грозного, чего людишек-то жалеть ради великих идей.
— А в финале наш герой, который на самом деле и не такой уж герой, всё-таки погибает, — не умолкает Сергей Георгиевич. — Или умирает, не суть важно, от рака, пули или электрического стула. Главное — показать гнилость и бесперспективность капиталистической системы, а смерть главного героя лишь подчёркивает общую безысходность. А, как вам такой сюжетец?
Однако ведь не пошлёшь в задницу, хотя и очень хочется, так что я морщу лоб:
— Хм… Ну-у, в этом что-то есть.
