Рейтинговые книги
Читем онлайн Лермонтов - Алла Марченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

Когда-то Катюша Сушкова, кузина, завидовала ее апартаментам, особенно кабинету. В последние годы, когда обстоятельства заставили Ростопчиных переехать к свекрови, у Евдокии Петровны не то что кабинета – гостиной не было: спальня, темная каморка и комната для прислуги. Это было все, что соблаговолила выделить неугодной невестке графиня Екатерина.

Додо, уже больная, продолжала выезжать и, целуя дочерей, которых отец и бабка не выпускали из дому, объясняла: «Меня упрекают в том, что я люблю выезды и стараюсь не оставаться дома. Пусть бы мои обвинители попробовали, какова моя домашняя жизнь».

Девочки не возражали, они обожали мать.

Но год назад в обществе домашний врач хозяйки, сидевший во время обеда визави с Додо, вполголоса сказал приятелю графа Андрея Федоровича: «Предупредите графа Ростопчина, его жена опасно больна, у нее все признаки рака…»

Ростопчин, женившийся от нечего делать и долгие годы изводивший жену тайной ревностью к ее писательской популярности, к ее отдельной, независимой от него жизни, перед лицом смертной беды повел себя неожиданно: затосковал, растерялся, не спросясь у матери, кинулся в Петербург, к знаменитому спириту Юму: молва утверждала, что на счету у кудесника несколько чудесных исцелений. Умолял, обещал бешеные деньги, но Юм отказался, сославшись на то, что болезнь запущена.

Граф был еще в Петербурге, когда в Москве объявился Дюма. Знаменитый романист, знакомый с Ростопчиными еще по Парижу, был когда-то слегка неравнодушен к графине. Но не эти давние сантименты заставили его нанести визит. Автор «Монте-Кристо» собирался переводить Лермонтова, а может быть, даже и роман о нем написать, ему нужны были подробности. Петербургские гиды на все его вопросы об авторе «Героя…» только разводили руками: мелькнул-де, как комета, не успев оставить след в памяти. Дюма настаивал, и ему посоветовали обратиться к Ростопчиной. Графиня обещала сообщить все, что знает и помнит, Дюма откланялся, на том и расстались.

Евдокия Петровна принялась за работу. Она всегда писала легко и даже слегка кокетничала этим, хотя и понимала, что легкость, без приложения труда на обработку, вредила достоинству ее слога. Но жизнь бежала так быстро, а издатели теребили, им нужно было имя, делающее сбор.

Заказ Дюма требовал не просто обработки, а тщательной отделки слова и фразы, да и сюжет исключал украшения и небрежность; впервые в жизни Додо писала просто и чисто:

«Созрев рано, как и все современное ему поколение, он уже мечтал о жизни, не зная о ней ничего, и таким образом теория повредила практике. Ему не достались в удел ни прелести, ни радости юношества; одно обстоятельство, уже с той поры, повлияло на его характер и продолжало иметь печальное и значительное влияние на его будущность. Он был дурен собой, и эта некрасивость, уступившая впоследствии силе выражения, почти исчезнувшая, когда гениальность преобразила простые черты его лица, была поразительна в его самые юные годы. Она-то и решила его образ мыслей, вкусы и направление молодого человека с пылким умом и неограниченным честолюбием».

Работа продвигалась медленно. Иногда по одной фразе в день. Боли становились все мучительней, передышки случались все реже и делались все короче, опиум больше не действовал.

«Главная его прелесть заключалась преимущественно в описании местностей: он сам, хороший пейзажист, дополнял поэта – живописцем; очень долго обилие материалов, бродящих в его мыслях, не позволяло ему привести их в порядок, и только со времени его вынужденного бездействия на Кавказе начинается полное обладание им самим собою, осознание своих сил и, так сказать, правильное использование своих различных способностей».

Сентябрь подходил к концу, а графиня все еще не могла исполнить заказанную ей работу. Обессилев от болей, посылала дочерей к Иверской Божией Матери: ставить свечи и молиться, чтобы смерть положила конец ее страданиям.

Дочери торопливо исполняли комиссию и стремглав бросались домой в страхе не застать мать в живых.

А Евдокия Петровна работала, и фраза ее была точна, как скальпель уже ненужного ей хирурга:

«Возможно ли, – сказал он секундантам, когда они передавали ему заряженный пистолет, – чтобы я в него целил?

Целил ли он? Или не целил? Но известно только то, что раздалось два выстрела и что пуля противника смертельно поразила Лермонтова. Таким образом окончил жизнь… поэт, который один мог облегчить утрату, понесенную нами со смертью Пушкина. Странная вещь! Дантес и Мартынов оба служили в Кавалергардском полку».

Письмо графини Ростопчиной, как и договаривались, Дюма получил в Пятигорске, но ответить не смог: Евдокии Петровны Ростопчиной-Сушковой уже несколько недель как не было в живых.

Романа о Лермонтове Дюма так и не написал, но семь стихотворений, созданных в последние два года жизни поэта, перевел, стремясь, насколько это было в его возможностях, сохранить оригинальность подлинника.

Выбор также подсказала Ростопчина:

«От времени второго пребывания в этой стране войны и величественной природы исходят лучшие и самые зрелые произведения нашего поэта. Поразительным скачком он вдруг самого себя превосходит, и его дивные стихи, его великие и глубокие мысли 1840 года как будто не принадлежат молодому человеку, пробовавшему свои силы в предшествовавшем году; тут уже находишь больше правды и добросовестности в отношении к самому себе, он с собою более ознакомился и себя лучше понимает, маленькое тщеславие исчезает, и если он сожалеет о свете, то только в смысле воспоминаний об оставленных там привязанностях…»

Письмо Ростопчиной Дюма также опубликовал сразу же по приезде в Париж.

Это была первая не только на Западе, но и в России биография Лермонтова. Потом появились другие, но мемуарное письмо Е.П.Ростопчиной не затерялось и среди солидных монографий.

* * *

На Кавказ, однако, ехать пришлось: из чужой земли гроб дорогой вызволять. Не доверила матушка комиссию эту молодым Иванам, Вертюкову да Соколову, за старшего в поезде похоронном его, Соколова Андрея, назначила. И дом по смерти боярыня на него же оставила. Вольную дала, а умирая, потребовала: не дослужил господину при жизни, памяти его дослужи…

«Когда мы приехали в Тарханы и вошли в господский дом, то он оказался пустым, т. е. в нем никто не жил, но порядок и чистота в доме были образцовыми, и он был полон мебели, какая она была 18 лет назад… Нас встретил тот самый дворовый человек, бывший с Лермонтовым на Кавказе, и, узнав о цели нашего посещения, стал водить нас по дому и рассказывать о прошлом. Затем он повел нас наверх, в мезонин, в те именно комнаты, в которых жил, находясь в Тарханах, Лермонтов. Там, как и в доме же, все сохранилось в том виде и порядке, какие были во времена гениального жильца. В запертом красного дерева со стеклами шкафе стояли на полках даже книги, принадлежащие поэту».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лермонтов - Алла Марченко бесплатно.

Оставить комментарий