Эти птицы, количество которых стало неисчислимо, когда мы достигли 4° южной широты, каждый миг подпитывали нашу надежду обнаружить какую-нибудь сушу. Однако мы ничего не заметили, хотя видимость была самой хорошей. Впрочем, наш ход был очень слабым.
Бриз прекратился, когда мы были на 2° южной широты. Ему на смену пришли слабые дуновения между нордом и вест-норд-вестом, с помощью которых я немного продвинулся на восток, поскольку опасался оказаться с подветренной стороны островов Дружбы.
Во время штилей мы поймали нескольких акул, которых предпочли засолить, а также подстрелили морских птиц, из которых приготовили рагу. Хотя они и были тощими и с едва выносимым запахом и вкусом рыбы, при нашей нехватке свежего продовольствия они показались нам почти таким же лакомством, как и вальдшнепы.
Черные крачки, а также белые, которые, как мне представляется, обитают лишь в Южном море, поскольку я никогда не видел их в Атлантике, были весьма многочисленны — мы подстрелили их намного больше, чем олуш и фрегатов. Последние, впрочем, в столь большом количестве летали вокруг наших кораблей, в особенности ночью, что производимый ими шум оглушал нас и мы едва слышали друг друга на верхней палубе. Наша довольно успешная охота отомстила им за крикливость и обеспечила нам приемлемое питание, однако все птицы исчезли, когда мы пересекли 6° южной широты.
Слабые ветра, которые установились при ясной погоде между норд-вестом и вестом около 3° южной широты, тогда набрали силу и не прекращались до 12°. Большая волна с запада весьма осложняла нам мореплавание. Такелаж, прогнивший по причине постоянной сырости, которой мы подвергались у побережья Татарии, рвался ежеминутно, и поскольку мы опасались, что его запасы закончатся, мы заменяли его лишь в случае крайней необходимости.
Дожди, шторма и шквалы неизменно сопровождали нас до 10° 50′ южной широты, которых мы достигли 2 декабря. Ветра продолжали дуть от веста, однако стали умереннее, и небо прояснилось. Мы смогли произвести лунные наблюдения, чтобы уточнить отклонение наших хронометров. Как нам казалось, после отплытия с Камчатки они отставали на пять минут времени или, иначе говоря, показывали долготу на 1° 15′ восточнее.
В соответствии с этими наблюдениями, которые показали 170° 7′ западной долготы, мы прошли в точности в том месте, где Байрон поместил остров Дейнджер[209], ибо мы находились именно на его широте. Но поскольку мы не заметили ни какой-либо суши, ни малейших признаков ее близости, очевидно, что этот остров должен находиться на другой долготе: коммодор Байрон пользовался методом счисления, который подвержен ошибкам.
Корабли Лаперуза — «Астролябия» и «Буссоль».
Французская гравюра. Конец XVIII в.На следующий день, 3 декабря, мы находились на 11° 34′ 47″ южной широты и 170° 7′ западной долготы в соответствии с лунными наблюдениями — в точности на той параллели, где Кирос поместил остров Красивых Людей[210], и на один градус восточнее.
Я охотно прошел бы несколько градусов к весту, чтобы обнаружить его. Однако ветер дул непосредственно из этой стороны света, и положение острова было определено слишком неточно, чтобы разыскивать его при лавировании против ветра. Поэтому я посчитал, что должен воспользоваться этими ветрами от веста, чтобы достичь параллели островов Мореплавателей, как их назвал Бугенвиль. Это было одно из открытий французов, и мы могли надеяться найти там свежее продовольствие, в котором испытывали крайнюю нужду.
6 декабря в три часа пополудни мы различили наиболее восточный остров этого архипелага. До одиннадцати часов мы шли курсом на остров, а затем остаток ночи лавировали. Поскольку я намеревался встать здесь на якорь, если найду подходящее место, я решил пройти проливом между большим и маленьким островами[211], которые мсье де Бугенвиль оставил к югу от своего маршрута. Ширина пролива едва ли превышала одно лье, однако он казался вполне безопасным.
В полдень мы были в проливе, и там, в миле от берега, наши наблюдения показали 14° 7′ южной широты. Южная оконечность одного из этих островов по пеленгу была на 36° к весту от зюйда. Таким образом, этот мыс находится на 14° 8′ южной широты.
Мы не заметили ни одной пироги, когда были в проливе, однако увидели поселения с наветренной стороны острова. Много туземцев сидело кругом под кокосовыми пальмами и, как казалось, безучастно созерцало зрелище наших фрегатов. После этого пироги не вышли в море и туземцы не последовали за нами вдоль берега.
Этот остров с весьма крутыми склонами достигает двухсот туазов высоты и покрыт до самой вершины большими деревьями, среди которых мы различили множество кокосовых пальм. Дома построены приблизительно посередине склона, где островитяне могут дышать более прохладным воздухом. Рядом с ними мы увидели несколько участков возделанной земли, где выращивался, вероятно, батат или ямс. Однако в целом остров представлялся малоплодородным, и в любом другом месте Южного моря я посчитал бы его необитаемым.
Мое заблуждение было бы еще значительнее, ибо два маленьких островка, образующих западный берег пролива, которым мы проходили, также были обитаемы: мы увидели, как от них отошли пять пирог, которые затем присоединились к одиннадцати другим, вышедшим в море с восточного острова. Сделав несколько кругов с недоверчивым видом вокруг наших кораблей, туземцы наконец приблизились, чтобы произвести несколько обменов с нами, но столь ничтожных, что мы приобрели лишь двадцать кокосов и синих султанок.
Женщина из Новой Каледонии.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза». 1800 г.Эти островитяне, как и другие обитатели Южного моря, были недобросовестны в торговле. Получив авансом цену своих кокосов, они редко упускали возможность удалиться, не исполнив свою часть сделки. Впрочем, эти кражи были весьма незначительны — несколько ниток бус и маленьких отрезов красного сукна едва ли стоили возражений с нашей стороны.
Несколько раз мы пытались измерить глубину в проливе, но 100-саженный лотлинь не достигал дна, хотя мы были ближе мили к берегу. Мы продолжали идти тем же курсом, чтобы обогнуть южный мыс, за которым надеялись найти укрытие. Однако выяснилось, что ширина острова не соответствует той, которая указана на карте мсье де Бугенвиля: он резко прерывался и в поперечнике составлял не более одного лье.
