Помощь наступавшим попыталась оказать 9-я армия, которая также понесла большие потери в боях с 7-й австрийской армией К. фон Пфлянцер-Балтина. Отвлекающий удар не удался, единственным реальным достижением проведенной операции был опыт, который пригодился летом 1916 г.59 «Генерал Линзинген отбил все атаки, – отмечал М. Гофман, – но в армии генерала Пфлянцер-Балтина в Буковине бои с переменным успехом затянулись до середины января. С трудом удалось этой армии удержать в общем свои позиции»60. Позиции противника были хорошо укреплены и плохо разведаны. В результате русской артиллерии не удалось даже уничтожить проволочные заграждения. С 14 (27) по 18 (31) декабря 1915 г. пехота 9-й армии преодолевала их под огнем противника, и к январю 1916 г. демонстрация на этом участке ограничилась огневым боем61.
«Сознание, что при прорыве укрепленной полосы главное слово должно принадлежать артиллерии, в то время еще не проникло в умы, – вспоминал поручик 4-й батареи 32-й артиллерийской бригады, действовавшей против австрийцев, – а изобилие патронов (то есть снарядов. – А. О.) было новостью даже для нас. Не знаю, на основании каких данных и кто выбирал этот участок для прорыва; знаю лишь, что командующий 9-й армией генерал Лечицкий его обозревал лично, и таким образом ответственность падает на него. Главное несчастье было в том, что артиллерия видела только передний окоп противника, тянувшийся по гребню отлогого хребта, закрывающего собой весь тыл противника. И, конечно, этот хребет с противоположенной стороны был еще лучше наблюдаем неприятельской артиллерией, о месте нахождения которой мы могли иметь лишь самые смутные представления. Поэтому пять раз – 24, 25, 26 декабря 1915 г. и 1 и 6 января 1916 г. – повторилось одно и то же, каждый раз с новой дивизией: мы разметали первую линию окопов, и пехота их заняла (несмотря на общее осуждение солдатами атак по двунадесятым праздникам), артиллерия произвела эту же работу в обратном направлении, и наша пехота оказалась в исходном положении. Так ничего и не вышло»62.
На ряде участков наступление имело местный успех, развить который войска уже не могли – слишком велики были потери. Принимавший участие в этих боях А. М. Василевский вспоминал: «Так, сильный урон понесли мы в середине декабря 1915 г., когда в течение недели пытались прорваться западнее Хотина. Удалось оттеснить австрийцев верст на 15 и продвинуться до линии Доброновце – Боян. А затем армия вновь перешла к позиционной войне»63. Однако и этот успех весьма встревожил Берлин. Опять обнаруживалась слабость союзника, с трудом удержавшего фронт. Тот же Э. фон Фалькенгайн отмечал: «Русские 24 дек. 1915 г. атаковали Южную армию генерала графа фон Ботмера и 7-ю австро-венгерскую армию, которой командовал генерал фон Пфлянцер-Балтин, на всем фронте от Бурканова на Стрыпе до румынской границы восточнее Черновиц и упорно продолжали свои усилия до середины января 1916 г. И в то время, как они на фронте южной армии не достигли ни малейших успехов и потому скоро измотались, положение дел на фронте 7-й австро-венгерской армии, против которой русские направили главный удар, долго колебалось в ту и другую сторону. Хотя противник не располагал существенным превосходством сил, армии лишь с трудом удалось продержаться. Ее резервы оказались недостаточными. Сверх того, у нее обнаружились и внутренние недочеты. В конце концов, правда, неприятельские атаки в общем были отбиты»64.
Наступление действительно было плохо подготовлено, что сказалось, по свидетельству полковника А. А. Самойло, на его проведении и результатах: «Днем с целью подготовки атаки велась бомбардировка неприятельских позиций; ночью наша артиллерия молчала, давая противнику беспрепятственно исправлять произведенные разрушения; наутро армия наступала и, конечно, неудачно. Все это делалось при недостатке снарядов, при чрезмерном удалении артиллерийских позиций и плохом наблюдении за огнем. Захваченные позиции не удерживались, и войска, захватившие их, не получали поддержки. Задачи давались неопределенные; начальники находились от войск далеко; связи с тылом и соседями не было; донесения, как правило, были недостоверными»65. Недостаток тяжелой артиллерии и неспособность полевой артиллерии эффективно поддержать наступление русских войск отметил и А. Нокс66. В результате пулеметные гнезда противника не подавлялись, проволочные заграждения оставались неразрушенными. Русская пехота несла большие потери. По свидетельству очевидца, иногда происходило и такое: «Истощенные атакующие части соседнего корпуса, попадая в 300 м от австрийской позиции под сильный пулеметный огонь, бросали винтовки, поднимали руки и в таком виде продолжали движение через проволоку в австрийские окопы»67. Все это убедило высшее германское командование в том, что наступление русской армии имело прежде всего политическое значение. По мнению Э. фон Фалькенгайна, оно было плохо подготовлено, начато в неблагоприятное время, а в наступавших войсках было мало компетентных офицеров68.
Таким образом, к успеху это наступление так и не привело. М. В. Алексеев обратился с телеграммой к командующим Юго-Западным фронтом и 7-й армией, в которой подверг жесткой критике подобный образ действий, но сделал он это уже в конце Буковинской операции, которая завершилась 26 декабря 1915 г. (8 января 1916 г.). На предложение Д. Г Щербачева от 14 (27) января возобновить наступление М. В. Алексеев ответил отказом69. Потери немцев и австрийцев, по данным разведки, составили около 50 тыс. человек, приблизительно такой же урон понесла и русская армия. Начальник штаба был потрясен этим масштабом, нисколько не соотносимым с достигнутыми результатами. Высокие потери были неизбежны. Единственным выводом, который сделало русское командование из неудачных атак, стало требование новых массированных атак: «Вместо признания недостаточности артиллерийской подготовки бюрократы полагали, что резервы следуют на слишком больших дистанциях и настаивали на более близком надвигании последних, что только увеличивало потери и сумятицу при каждом новом штурме»70.
Первой реакцией на провал наступления 7-й армии, которой командовали профессора академии, были слова М. В. Алексеева: «Ах, эти профессора!». Николай II был потрясен этой сценой71 и попытался успокоить его: «Ну, что же делать, без потерь нельзя»72. В целом провал наступления Юго-Западного фронта убедил начальника штаба Ставки в неспособности главнокомандующего фронтом к исполнению своих обязанностей. «Операция Юго-Западного фронта, – писал М. В. Алексеев 18 (31) января 1916 г. генералу Я. Г Жилинскому – представителю русской армии при французском командовании, – не привела к намеченной цели. Кроме действительно неблагоприятной погоды – длительной оттепели, распустившей почву, в которой вязли орудия, лошади, даже люди, – были и более существенные причины, оказавшие влияние на такой исход»73. Среди них и неверие Н. И. Иванова в успех, его индифферентность к разработке плана наступления, отсутствие надлежащего плана боя в 7-й и 9-й армиях, неправильные приемы атаки в 9-й и отсутствие ее единовременности в 7-й, недооценка сильных укреплений противника и, наконец, недостаточное количество тяжелой артиллерии74. Наступление было провалено. На русском фронте наступил период затишья.
К 13 (26) декабря 1915 г. в сербской армии на Адриатическом побережье насчитывалось 3800 офицеров и чиновников, 101 тыс. нижних чинов, на вооружении находилось 57 тыс. винтовок и карабинов (по 80 патронов на ствол), 170 пулеметов и 81 орудие75. С сербами через Албанию отступали и пленные. На месте были оставлены только раненые, которые не могли идти. По дороге пропали без вести и погибли от голода и холода около 35 тыс. пленных76. В январе 1916 г. император отправил телеграмму союзникам с призывом не допустить пленения доблестной сербской армии противником77. Для выполнения этой задачи потребовалось максимальное напряжение весьма значительных сил.
Одновременно с эвакуацией итальянцы стремились закрепиться в Валоне для того, чтобы полностью поставить под свой контроль оба берега Отрантского пролива, самой узкой части Адриатики78. Желание это было столь сильным, что они даже отказались пропускать в город отступавших сербов. Такая новость вызвала протест и недоумение М. В. Алексеева, просившего вмешаться МИД. «Не признаете ли возможным поручить нашему послу, – писал он С. Д. Сазонову, – указать на ненужность и недальновидность таких действий. Прежде чем ревниво оберегать свое будущее достояние, его нужно заработать и обеспечить. Сербы же теперь могут лишь помочь, а не помешать узко эгоистическим стремлениям своеобразных союзников»79. Добиться своей цели итальянцам не удалось. Им пришлось уйти из Валоны. Позиция, занятая Италией, особенно сильно раздражала М. В. Алексеева. Он даже подозревал ее правительство в тайном антисербском соглашении, о чем сообщил в разговоре с полковником Б. Лонткиевичем 22 января 1916 г.80
