Многим удалось дожить до конца своих дней в покое и довольстве. Домиция Лонгина продолжала как ни в чем ни бывало жить еще в течение тридцати лет в своих покоях дворца Флавиев, занимаясь своей библиотекой и общаясь с литераторами. Она так и не вышла больше замуж. Вместо этого она предпочитала пользоваться услугами все более молодых любовников, которых было предостаточно на театральных подмостках. Ее никогда не покидало восхищение обретенной свободой, казавшейся когда-то немыслимой. Кариний, достигнув зрелого возраста, стал ее главным камердинером. Вейенто удалось избежать заслуженной кары за свою долгую карьеру, в течение которой он преследовал и уничтожал неповинных. Из-за него Нерва подвергся жестокой критике за недостаточную жесткость в этом вопросе. Но уже тот факт, что печально известный палач и доносчик был удален из общественной жизни, успокоил население. Вейенто не осмелился остаться в Риме, опасаясь мести родственников замученных им жертв. Через месяц он тайно перебрался на свою виллу в Пранесте, где и жил долгое время в безвестности и страхе.
В день после покушения на Домициана Юнилла приказала забить досками свой особняк на Виминальском холме, заперла свои драгоценности в потайных сейфах и отослала рабов на виллы в Террачине и Байе. После этого она надела на себя жалкие лохмотья и попыталась присоединиться к христианам. Этот последний шаг был вызван скорее страхом перед местью Марка Юлиана, чем истинной приверженностью к новому, таинственному вероучению. Она знала, что имея опыт многолетних преследований, робкие и скрытные христиане устроили целую сеть тайных мест встреч и укрытий, неизвестных городским когортам. В них Юнилла надеялась спрятаться от гнева бывшего мужа. Однако вскоре ее отношения с христианами ухудшились. Это случилось после того, как Марта, твердая и суровая вольноотпущенница, возглавлявшая общину, узнала, что однажды на рассвете Юнилла имела свидание с Циклопом в заброшенном амбаре для зерна, где христиане отправляли свои обряды. Там ее и застали во время совокупления со своим любовником. Кроме того, Юнилла не выполнила обещания отказаться от всех мирских сокровищ, которые она припрятала, в пользу христиан, у которых были серьезные опасения, что она была заслана к ним властями. После всего этого христиане выгнали Юниллу из своей общины.
К этому времени ее страх перед Марком Юлианом миновал, поскольку он к тому времени уже покинул Рим с великими почестями. Юнилла наблюдала за его проводами с презрительным удивлением. Он пользовался исключительным расположением Императора и мог сделать с ней все, что ему заблагорассудится, но ни разу он не попытался причинить ей хотя бы малейший вред. Марк Юлиан не только забыл или простил Юниллу, но и отказался от всех постов, которые предлагал ему Император. Этот человек оказался по мнению Юниллы совершенным глупцом.
На третий день после восшествия Нервы на престол, Ауриана очнулась от сна, скорее похожего на вечное забвение. Она села на постели, проникнувшись странным и неожиданным духом меланхолии, который говорил ей, что ее дни пребывания в школе сочтены. Лучи света уже начали робко проникать в камеру. Она положила руки на живот, инстинктивно пытаясь успокоить ребенка, ворочавшегося внутри. Шум и гам на улице уже значительно стихли. В коридоре послышались шаги и резкие голоса стражников школы, становившиеся все громче по мере того, как они приближались к ее двери.
Ауриана настороженно и бесшумно вскочила на ноги. Стражник с лязгом откинул засов двери. На пороге со стражником стоял писец из канцелярии префекта школы, сохранявший на своем лице скучное, официальное выражение. В руках его был свиток папируса. Чуть далее стояла Суния, робко переминавшаяся с ноги на ногу. Ее лицо светилось какой-то странной приподнятостью. Подруга была одета в грубый шерстяной плащ, что удивило Ауриану. Куда это она собралась в такой неурочный час?
Бесстрастным голосом канцелярский чиновник произнес слова приветствия, которые прозвучали так, что Ауриана почувствовала в них предвестие чего-то важного, способного перевернуть всю ее жизнь.
— Мы пришли сообщить тебе, что по приказу Императора Нервы ты отпускаешься на волю. Тебе дается статус свободнорожденной — честь, которой удостаиваются немногие. Вот все твои документы, подписанные самим Императором Нервой в присутствии свидетелей. Ауриния, теперь ты гражданка Рима.
Последние слова он произнес с чуть ощутимым оттенком презрения.
Гражданка Рима? Она остолбенело уставилась на него, не веря своим ушам и в то же время в глубине души уверенная, что все сказанное чиновником — правда. Суния перехватила ее изумленный взгляд и озорно подмигнула ей. Но Аурина не ответила, ее лицо приняло бесстрастное выражение. Она не желала радоваться тому, что ей вернули отнятое ранее.
Писец жестом приказал выйти из камеры.
— Закон не разрешает удерживать тебя здесь, и ты должна покинуть школу.
— А что будет с Сунией?
Глаза Сунии радостно вздрогнули, ее лицо озарилось светлой улыбкой. Ауриана подумала, что та скрывает от нее нечто важное.
— Я тоже свободна. Правда, у меня другой статус. В настоящее время я принадлежу Марку Аррию Юлиану, который выкупил меня из школы, чтобы отпустить на волю. Осталось выполнить кое-какие формальности.
— А… Коньярик и Торгильд?
— С ними он поступил точно так же. Торгильд уйдет вместе с нами, а Коньярик решил остаться здесь — он хочет выступать на арене в качестве свободного гладиатора. Он надеется стать знаменитым и заработать кучу денег, чтобы не зависеть ни от кого. Меня такое решение не удивляет.
Ауриана печально кивнула, соглашаясь с Сунией. Она давно уже заметила, что пребывание Коньярика в школе изменило его, и он стал смотреть на мир другими глазами.
Наступила краткая пауза, а затем раздался голос стражника.
— С нами пришла женщина, которая хочет поговорить с тобой. Ее прислали из дворца.
Он повернулся и приказал женщине, стоявшей позади всех, пройти вперед.
— Женщина? — недоуменно произнесла Ауриана.
Здесь, в Риме, у нее не было никаких знакомых женщин, кроме Сунии. Она вопросительно посмотрела на подругу, лицо которой расцвело в широкой улыбке.
В коридоре прятались ночные тени. Ауриана увидела, как из полумрака к ней медленно двинулась маленькая, ссутулившаяся фигурка женщины. Разум Аурианы еще бездействовал, но обостренное восприятие уже говорило ей: «Да, это она. Не сомневайся».
Рука Аурианы инстинктивно поднялась к горлу, а колени вдруг задрожали. Радостное изумление теплой волной пробежало по всему телу. «Нет!» — хотела было крикнуть она, но нахлынувшие чувства парализовали голосовые связки, и из горла вырвался лишь шепот.
