У Ли перехватило дыхание.
– Что значит «пока не будет решено с AI»?
– Я не знаю.
Она повернула нож.
– Клянусь, я не знаю! Все, что она сказала, – что она отделается от него. Что нам не следует волноваться по этому поводу.
«Все, что она сказала?»
«Конечно же, – подумала она, – ответ все время был прямо здесь, перед глазами. Я просто не хотела видеть».
Это была длинная шахматная партия, которую играли слишком долго, пока она не превратилась в смертельную схватку между нечестными, но опытными соперниками. Только на противоположной стороне доски перед Корчовым был не Хаас. Он никогда и не садился играть.
Все это время, каждый раз, когда Хаас саботировал ее расследование, она бегала жаловаться Нгуен, как маленькая идиотка. И никогда внимательно не прислушивалась к предупреждениям Коэна. Никогда не присматривалась к тому, кто стоял в тени за Хаасом, Войтом и Маккуином. А теперь, когда было уже слишком поздно, она поняла все с болезненной ясностью.
Кто был единственным человеком, способным одновременно манипулировать и Шарифи, и ею самой? Руководить и операцией на Метце, и расследованием на шахте, и секретными разработками на Альбе? Кто был единственным человеком, который знал, чем рисковал Коэн, чтобы спасти ее? Кто смог так умело посеять семена сомнения, которые не позволяли ей полностью доверять Коэну даже тогда, когда он спасал ее? И кто, еще со времени Тель-Авива, имел большие основания желать Коэну смерти?
– Что еще сказала Нгуен? – ненароком спросила она, глядя испуганному Маккуину прямо в глаза, моля Бога, чтобы он не услышал вопрос, который скрывался за ее словами.
– Я не знаю. О Господи. Ли! Не надо! Я клянусь, что не знаю. Я всего лишь только раз и разговаривал с ней.
– Скажи мне точно, что она сказала, Брайан. Это все, что я хочу знать. Сделай это, и у меня не будет причины причинить тебе боль.
– Она приказала мне идти с вами. Чтобы проследить. И что потом вами займется Кинц.
– А что насчет AI? – Ли не могла удержаться, чтобы не спросить.
– Она просто сказала, что побеспокоится об этом. Что его не будет, когда вы выйдете из соединения.
«Пресвятая Богородица!» – подумала она, но сразу же отбросила мысли о том, как помогла Нгуен справиться с Коэном.
– Что Кинц должен сделать с нами?
Маккуин медлил с ответом.
– Что, Брайан?
– Он будет пытаться взять вас живыми.
– Пытаться?
– Если у него не получится, то он должен убить вас. Вас и Беллу, обеих.
В животе Ли сжался холодный узел.
– А что с Гоулд и «Медузой»? Что с посылкой Шарифи?
– Нгуен собирается захватить оба корабля в открытом космосе, когда они выйдут из медленного времени. Перехватить Гоулд прежде, чем она получит посылку.
– Что она посулила тебе, Брайан? Деньги? Продвижение по службе? Что такое она обещала тебе, за что можно было убить Мирс и Коэна?
Маккуин посмотрел на нее. Его круглые глаза глядели по-детски под маской дыхательного аппарата, напоминая гигантское насекомое.
– Она назвала вас предательницей.
Ли ослабила руку, отодвинув нож от трубки подачи воздуха.
– А что, если я скажу тебе, что это не так? – наконец спросила она.
– Я бы поверил вам. Но до сегодняшнего дня.
Она заглянула ему в глаза, забыв, что он не видит ее.
– И ты был бы прав. До сегодня.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – спросил Маккуин.
Его голос звучал очень тихо – как будто ребенок просил маму сказать ему, что страшные сны неправда, что чудовищ не бывает.
– Я не знаю, – откровенно призналась Ли. – Брайан, мне нужно знать, где Кинц будет поджидать меня.
Кинц мог услышать ее выстрел и быть уже на подходе.
– Я не могу вам этого сказать.
– Давай больше не будем делать этого, Брайан.
– Нет! Я на самом деле не знаю. Они должны были забрать Мирс и схватить нас в тот момент, когда мы пришли бы на встречу с ней. Но… вы сами видели. Они не делают как обещали.
Ли горько рассмеялась.
– Все выглядит так, будто Кинц уже решил, что не доставит нас живыми.
– Да уж, – согласился Маккуин.
Если бы он представлял себе, что значит такое решение Кинца для него, то он так бы не сказал.
– Послушайте, – сказал он немного погодя. – Вы можете связаться со станцией, да? Вы ведь можете позвонить Нгуен. Еще не поздно. Может быть, нельзя исправить все, но хотя бы что-то. Чтобы нас не убили здесь. Чтобы не дать Синдикатам получить то, что они хотят.
– И что потом?
– Я не знаю что. Но это лучше, чем лежать убитым! – поежился он. – Или перебежать на сторону Синдикатов. Только ничего не говорите мне, Ли. Я не могу поверить, что вы хотите этого.
Ли смотрела сверху вниз на его умоляющее лицо. Она думала о смерти в шахте, о жутком насилии, которое ей предстояло совершить, чтобы выбраться на поверхность живой, о Нгуен и о том, что та могла бы запросить в обмен на жизнь Ли.
Хотя кому теперь было до этого дело? Мирс уже мертва. Коэн пропал. Какое теперь ей дело до планеты, о которой она всегда думала как о ловушке, из которой следовало бежать?
– Но Нгуен собирается убить кристаллы, – сказала она. – Она собирается убить эту планету.
Она поняла, что это правда, как только произнесла эти слова. Это не было планом или заговором; даже сейчас она верила, что украденный секретный документ, показанный Даалем, был просто недоразумением. Но это произойдет. Это уже происходило.
ООН не сможет выжить без живого конденсата. При развитии ситуации без посторонней помощи Мир Компсона будет поглощен ООН так же, как разум этой планеты поглотил Коэна, так же, как Совет Безопасности поглотил и Колодную, и Шарифи, и другие жертвы своих тайных техновойн. И не по злому умыслу, а из лучших побуждений. И не потому, что они хотели, а потому, что считали это своим долгом. Потому что так был написан их код.
А Шарифи… Она знала, что единственный способ остановить их – это лишить их выбора.
– Это не наше дело, решать такие вопросы, – сказал Маккуин, как будто он следил за каждым поворотом ее мыслей.
Ли понимала, что он говорил так, как говорила она всего несколько коротких недель назад. Но он не знал того, что пришлось увидеть ей. Ему не выпало пережить это. Перед ним не было выбора, стоявшего перед ней, а только черное или белое, верность или предательство, ООН или Синдикаты.
А если она выберет ту сторону, которую он просит? Сторону, на которую ее толкала верность товарищам, мертвым и живым, которую она должна выбрать, повинуясь логике долгих лет учебы и службы? Тогда ООН будет спасена от Синдикатов, по крайней мере на какое-то время. ООН выживет и пожрет все конденсаты, повинуясь закону каннибализма, который ничуть не хуже любого другого закона борьбы за существование, когда терять уже нечего, а остается только выживать за счет другой жизни во Вселенной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
