Утром 21 января этот герой, выходец из Польши, известил меня, что поскольку ходят слухи о приближении пруссаков, двигающихся из долины Сюзон, он намерен лично отправиться в разведку. Взяв с собой несколько человек, он направился в сторону неприятеля, чтобы произвести рекогносцировку местности и обнаружить численность врага. Но увлеченный своей необузданной храбростью, он хладнокровно ввязался в бой с неприятельским авангардом, желая самому прикинуть, какое же нужно количество войск, чтобы было точное соотношение сил; однако увлеченный боем, считая позором бегство, он пал жертвой своей храбрости.
Много дней я не имел никаких сведений о нем и все решили, что он ранен и лежит в каком-нибудь деревенском домике. Больше того, в штабе знали об этой тяжелой потере и из деликатности от меня скрывали.
Я надеюсь, что когда во Франции будет лучшее правительство, она несомненно усыновит сирот этого доблестнейшего Бозака, который отдал за нее свою жизнь.
Глава 4
Отступление. Бордо. Капрера
Известия, сначала о перемирии, потом о капитуляции Парижа, и, наконец, о переходе армии Бурбаки в Швейцарию, изменили положение вещей. Паника и неуверенность овладели населением, которое надеялось, что одержанный нами успех внесет улучшение в положение Франции. Надо сказать, что большинство было настроено оптимистически, ибо появилась надежда на близкий конец этой ужасной войны.
Как это всегда бывало и в Италии, с приближением конца войны правительство Национальной обороны Франции щедро снабжало нас всем необходимым и численно увеличило войска всех видов оружия. Наша маленькая армия с передачей нам примерно пятнадцати тысяч мобилизованных солдат генерала Пелиссье разрослась до сорока тысяч. Однако враг, освободившись от осады Парижа и от войск восточного фронта, перешедших в Швейцарию, начал скапливать против нас огромные силы и, несмотря на все принятые нами оборонительные меры и наш численный рост, он в конце концов разгромил бы нас и окружил, как это произошло с французскими армиями у Меца, Седана и Парижа.
Пруссаки со своими огромными преимуществами по сравнению с нами были — в положении волка среди овец; в то время как перемирие сказалось в Париже и повсюду во Франции, мы его и не почувствовали. Демаркационная линия была неточно установлена, что заставило нас пройти Бургундию, ибо нейтральная полоса между вражескими и нашими линиями была плохо определена, во всяком случае, нам пришлось покинуть Дижон и все позиции, которые мы до этого занимали: словом, враг отбрасывал нас к югу. Повторяю, враг, выступая в роли волка, по мере получения подкреплений, прибывавших каждый день, становился все более дерзким. Под тем или иным предлогом он неоднократно пытался окружить наши передовые части и взять их в плен, что ему, правда, не удавалось, так как он имел дело с людьми, которые были всегда начеку. По приказу правительства из Бордо нужно было вести переговоры с пруссаками о перемирии, установлении демаркационной линии и т. д. Генерал Бордон, начальник штаба, несколько раз по этому поводу побывал в неприятельском лагере. Но как я уже говорил, дело кончилось тем, что перемирие на нас не распространялось.
От 23 января до 1 февраля мы как могли удерживали столицу Бургундии от напористого врага. Из урока, полученного им в трехдневных сражениях, он понял, что небольшими силами нас не возьмешь, поэтому, правда под сурдинку, он накапливал огромные силы, так что к концу января его колонны заняли наш фронт и начали растягиваться, чтобы окружить наши фланги.
Армия Мантейфеля, освободившись от нашей восточной армии, спускалась к долине Роны и поставила под угрозу наше отступление.
31 января в направлении нашего левого фланга начались бои, длившиеся с утра до поздней ночи. Враг прощупывал нас в разных пунктах, занимая позиции вне Дижона для генеральной атаки. Несколько прусских частей появились в долине Соны, угрожая смять правый фланг и обойти нас с тыла. Нельзя было терять ни минуты.
Мы представляли собой последний кусок, на который с жадностью нацелилась огромная армия, победившая Францию; она несомненно хотела, чтобы мы дорого заплатили за дерзость позволить себе хотя бы на миг оспаривать ее победу. Я отдал приказ отступать тремя колоннами: первая бригада, которой после смерти генерала Бозака командовал Канцио, вместе с пятой должна была двигаться параллельно лионской железнодорожной линии, защищая тяжелую артиллерию и всю нашу материальную часть, следовавшую в поездах. Третья бригада во главе с Менотти взяла направление на долину Ош и на Отен. Четвертая бригада пошла по дороге в Сен-Жан де Лон по правому берегу Сены в сторону Вердена. Штаб-квартира отступала по железной дороге и расположилась в Шаньи — центральный сборный пункт, установленный для всей нашей армии. Другие отряды и части вольных стрелков, отставших от бригад, также направлялись на новую базу. Насколько было возможно, соблюдался известный порядок, благодаря оперативности начальника штаба, командующего всей артиллерией, полковника Оливье и других командиров частей. Враг нам не докучал и суматохи было меньше, чем можно было ожидать от новичков, да еще отступающих ночью.
Итак, отступление произошло в ночь с 31 января на 1 февраля — в 8 утра враг занял Дижон.
Из Шаньи штаб-квартира была переведена в Шалон-сюр-Сона, потом в Курсель, в замок, расположенный вблизи города. После того, как капитуляция Парижа стала совершившимся фактом, а перемирие свелось к прелиминарному миру, я, будучи избран депутатом Ассамблеи[413], решил 8 февраля направиться в Бордо, где она должна была открыться, с единственным намерением проголосовать за несчастную республику. Во главе армии я временно оставил Менотти.
Все знают, как меня встретило большинство депутатов Ассамблеи[414]. В сознании, что я уже ничего больше не могу сделать для этой несчастной страны [Франции], которой я прибыл служить, когда она очутилась в беде, я уехал в Марсель, а оттуда на Капреру, куда прибыл 16 февраля 1871 г.
Вогезская армия, состоявшая из крайне республиканских элементов, естественно, вызывала ненависть у правительства Тьера и она была распущена.
Приложение к моим мемуарам
Чивита Веккья, 15 июля 1875 г.
Сражение при Кустоце, план которого лежит передо мной, похоже на все древние и современные битвы, когда одна сторона превосходит другую своими талантами. От битв Эпаминонда[415] у Левктры и Мантинеи[416] и до сражений прусских генералов 1870 г. обходные операции являлись неоспоримым методом и всегда приводили к победе. В Росбахе Фридрих II со всем своим войском, маневрируя с необыкновенной быстротой, напал на французскую армию с флангов и разгромил ее. В Мантуе Наполеон I. узнав, что австрийцы спускаются с обоих берегов озера, оставил свою тяжелую артиллерию и со всей армией бросился вперед, чтобы раздельно и поочередно разгромить обе неприятельские части, обойдя врага с фланга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
