Имя этому таинственному миру — Торговля. И если говорить о Каморре, то всякий раз, когда речь заходит о коммерции (честной или нечестной), всякий раз, как планируются особо крупные операции, на ум приходит одно и то же имя — Мераджио.
Джанкано Мераджио являлся седьмым по счету в своем славном роду: его семья вот уже два с половиной столетия держало банковскую контору на улице Поцелуй-Монетку. Впрочем, есть ли смысл запоминать имя Джанкано? Неважно, как тебя зовут, если ты один из Мераджио. Просто Мераджио из Дома Мераджио. Эта фамилия давно уже стала символом могущества в деловом мире.
Основа благоденствия семьи была заложена благодаря такому, казалось бы, неожиданному случаю, имевшему место много лет назад: герцог Страволи Каморрский неожиданно умер во время визита в Тал-Верарр. Николе Мераджио, владелица торгового судна, ухитрилась первой узнать новость и извлечь из нее выгоду. На борту своего быстроходного брига она примчалась в Каморр и, пока никто ничего не знал, скупила все запасы черного траурного крепа. Ее вложения — а вложила она все до последнего медяка — полностью оправдались, ибо уже через несколько дней похоронная комиссия откупила у нее всю ткань по запредельным ценам. Полученную прибыль Николе употребила на покупку небольшой кофейни на набережной канала, которая впоследствии и была переименована (в известной степени благодаря ее клану) в улицу Поцелуй-Монетку.
Приобретенное здание, ставшее вывеской богатства и стабильности семьи Мераджио, постоянно росло и переделывалось — обзаводилось новыми пристройками, какими-то галереями и складами, поглощало близлежащие строения, вытесняя конкурентов, подобно тому, как голодный птенец кукушки выталкивает из гнезда более слабых собратьев.
Первые Мераджио активно занимались торговлей и спекуляцией. Они на всех углах кричали, что умеют выжать из вложенных средств больше прибыли, чем все их соперники. Отаво Мераджио, третий в роду, был знаменит тем, что на протяжении целого года ежедневно отправлял нарядно украшенное судно в самую глубокую часть Каморрского залива и там сбрасывал на дно пятьдесят золотых тиринов. «Я могу себе это позволить, — хвастливо заявлял Отаво, — ибо все равно в конце каждого дня у меня будет больший доход, чем у Любого из наших аристократов».
Впоследствии Мераджио переключились на банковское дело. Члены семейства решили, что вкладывать свои кровные деньги в сомнительные предприятия не так надежно, как хранить их под замком, накапливать и давать в долг под проценты. Они первыми осознали, что выгоднее облегчать деятельность другим, чем трудиться самим. В результате нынешний Мераджио по имени Джанкано сидел в самом центре сложнейшей финансовой паутины, опутавшей все теринские города-государства. Его подпись на клочке пергамента была не менее весома, чем боевая армия или, скажем, военная эскадра.
Недаром говорят, что в Каморре правят два герцога — Никованте, герцог Стекла, и Мераджио, герцог Белого Золота.
Глава 13. Орхидея для наемного убийцы
1
На следующее утро Локки стоял перед входом в банк Мераджио. Огромные вераррские водяные часы в фойе только-только прокапали десять. Солнце лило свой свет с нежно-голубого безоблачного неба. На Виа Каморрацце кипело оживленное движение, грузовые баржи и прогулочные лодки сражались за каждый кусочек свободного пространства.
Жеану пришлось расстаться с одной из своих крон ради приведения Локки в мало-мальски приличный вид. Волосы его по-прежнему оставались седыми, но вместо прежней всклокоченной бороды красовалась изящная эспаньолка по последней моде — само собой, тоже накладная. Его новый костюм вполне мог принадлежать писцу или курьеру из преуспевающей конторы. Конечно, не высший разряд, но вполне прилично.
Банк Мераджио представлял собой четырехэтажное скопище архитектурных причуд, имевших место за минувшие два с половиной столетия. Здесь можно было увидеть и портики, и стрельчатые окна, и фрагменты каменных и деревянных фасадов. Здание опоясывали несколько внешних галерей с сидячими местами для посетителей — они тоже вносили свою ноту в убранство строения. Шелковые навесы на этих галереях повторяли собой все цвета каморрских монет: рыжевато-коричневый оттенок меди, серебристо-серый и молочно-белый серебра разной пробы и конечно же, золото — ярко-желтое обычное и чуть зеленоватое белое. Перед банком прохаживались сотни мужчин, подобных Лукасу Фервиту, деловых людей, одетых в великолепные камзолы от модных портных. Каждый из этих нарядов стоил примерно столько же, сколько зарабатывает за год семья обычного рабочего.
Не успел Локки приблизиться к дверям банка, как многочисленные охранники устремились к нему, словно потревоженный пчелиный рой. С ними соревновались в прыти несколько «желтых курток», которые, оставив патрулирование набережной канала, быстрым шагом двинулись в сторону наглеца, посмевшего потревожить покой финансовой цитадели. Все боролись за право вышибить ему мозги своими дубинками.
В кошельке у Локки болтались семь полновесных крон, восемь золотых тиринов и пара серебряных солонов. Благородный Подонок был совершенно безоружен и имел слабое представление о том, что ему говорить или делать, если его план — весьма сомнительный — встретит препятствия.
— Лукавый Хранитель, — молился он шепотом, — я собираюсь войти в этот банк и получить то, в чем нуждаюсь. Мне необходима твоя помощь. Помоги, если сможешь! Если же не сможешь… то и хрен с тобой. Я все равно получу то, что хочу.
Высоко вскинув голову и гордо выпятив подбородок, Локки начал подниматься по лестнице.
2
— Секретное сообщение для Кореанда Превина, — бросил он охранникам в фойе, стряхивая капли дождя с прически. Их было трое — все одетые в малиновые бархатные куртки, черные бриджи и черные шелковые рубашки. И хотя позолоченные пуговицы сияли парадным блеском, рукояти висящих у пояса кинжалов были потерты от частого использования.
— Превин, Превин… — задумчиво повторил один из охранников, просматривая список в кожаной папке. — Ага, вот — публичная галерея, стол номер пятьдесят пять. Вроде у нас ничего нет на этого типа… можешь пройти, парень. Куда идти-то, знаешь?
— Да, я бывал здесь раньше, — кивнул Локки.
— Отлично, — охранник спрятал папку и достал пергаментный свиток, не забыв подложить под него грифельную доску для твердости. Обмакнув перо в чернильницу, он поинтересовался: — Имя, район?
— Таврин Каллас, — отвечал Локки. — Из Северного Угла.
— Писать-то умеешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
