Гитлеровская артиллерия теперь стреляла по берегу и по подходившим кораблям с десантниками.
Новосельцев принял решение отвлечь внимание противника на себя и тем самым дать возможность другим кораблям в более спокойной обстановке высаживать десантников. Это было опасно для катера, но решалась судьба многих кораблей, жизнь сотен людей, успех десанта, и раздумывать об опасности не приходилось. Чувство встревоженности, непонятного волнения, которое Новосельцев испытывал еще полчаса назад, исчезло в тот момент, когда катер подошел к берегу и десантники стали спрыгивать с борта. Сейчас одно чувство владело им — помочь десантникам закрепиться.
О своем решении Новосельцев сказал Бородихину, поднявшемуся на мостик. Тот коротко бросил:
— Добро!
Катер лавировал на виду у противника, уклоняясь от мин и снарядов, комендоры носовой и кормовой пушек открыли стрельбу по вражеским огневым точкам. Получилось так, как и рассчитывал Новосельцев. Противник сосредоточил по его катеру огонь по крайней мере двух батарей. Снаряды рвались густо. А тем временем другие корабли приставали к берегу. Стреляли и по ним, но уже не так интенсивно.
Со смертью долго играть нельзя. Это понимали и Новосельцев, и Бородихин. Удивительно, что пока ни один снаряд не попал в катер. Какая-то заслуга в этом принадлежала Токареву: на этот раз он управляет штурвалом не хуже Дюжева.
— Хватит, пожалуй, — сказал Бородихин, вытирая со лба проступивший холодный пот.
Новосельцев перевел ручки машинного телеграфа на «полный вперед».
Катер вышел из опасной зоны, и Новосельцев облегченно воскликнул:
— Так-то вот, товарищ замполит! Наша берет!
И он с жадностью вдохнул полной грудью ледяной воздух, словно там, под обстрелом, нечем было дышать.
— Берет, — отозвался Бородихин. — Ребята зацепились за берег. Теперь не сковырнешь.
Он был доволен четкими и слаженными действиями команды.
Долго стоять на мостике Бородихин не мог. Такой уже характер у него. Спустившись на палубу, пошел к комендорам кормовой пушки.
— Ну, как, ребята, все в порядке? — спросил он, трогая рукой горячий ствол. — Как самочувствие после жаркой встречи на крымском берегу?
— Терпеть можно, — отозвался кто-то.
И в этот миг прямо в тумбу орудия ударил вражеский снаряд. Ослепленный взрывом, Бородихин качнулся, шагнул, не понимая еще, что произошло, упал на колени, быстро поднялся, несколько мгновений стоял, широко расставив ноги, хотел шагнуть, но неодолимая сила откинула его назад, и он упал навзничь, стукнувшись головой о палубу.
Рулевой резко переложил руль, и катер метнулся вправо. Новосельцев оглянулся и увидел лежащих на палубе людей. Не дожидаясь приказания, Дюжев оторвался от пулемета и бросился туда.
— Товарищ командир, — крикнул он вскоре, — замполит и весь расчет убиты, орудие выведено из строя.
Новосельцев стиснул зубы.
— Держи курс на Кротково, — крикнул он рулевому и сбежал с мостика.
Встав на колени, он приподнял голову замполита.
— Василий Борисович! Товарищ замполит…
Видя, что тот мертв, Новосельцев поднялся и, покачиваясь, пошел к мостику.
В артиллерийском кранце кормовой пушки загорелся боезапас. Новосельцев не заметил этого. Увидел пожар Дюжев. Боцман побежал к пылающему кранцу и хотел столкнуть его в море. Но тот крепко был принайтовлен проволокой, перервать которую Дюжев не смог. А медлить нельзя — могут взорваться снаряды. Тогда он схватил голыми руками верхний снаряд, уже накалившийся от огня, и бросил за борт. Затем второй, третий… Раскаленный металл жег руки, причиняя сильную боль. От боли и злости Дюжев отчаянно ругался.
Услышав боцманскую ругань, Новосельцев обернулся и сразу все понял.
— Топор! — крикнул он выбежавшему в это время акустику Румянцеву. — На корму!
Румянцев схватил топор и бросился на помощь Дюжеву. Одним ударом он перерубил проволоку, и Дюжев столкнул кранец за борт.
— Пожар ликвидирован, — подойдя к мостику, доложил Дюжев и сморщился от боли.
— Топором надо было, — укорил его Новосельцев. — Что же ты…
— Не сообразил. Как увидел пожар, почему-то сразу вспомнился Иван Голубец, который горячие бомбы сбрасывал за борт. И сам стал действовать так… А топор из головы вылетел.
Дюжев явно был удручен. Если бы кто сейчас сказал ему, что он совершил подвиг, рассердился бы, подумал, что его разыгрывают. Какой там подвиг, когда не сообразил сразу про топор. Новосельцев, конечно, понимал, что боцман поступил геройски, но решил, что сейчас об этом говорить не стоит. Нарочно с сердитыми нотками в голосе сказал:
— Иди в кают-компанию на перевязку.
А когда тот ушел, с огорчением подумал: «Еще одного моряка потерял. Заберут в госпиталь, как пить дать. И в такое время!»
К таманскому берегу катер подошел с приспущенным флагом. Уже светало. Матросы вынесли на берег пять погибших товарищей. Их положили рядом, лицом вверх. Казалось, ребята после тяжелого рейса легли отдохнуть и забылись коротким сном. Бородихин лежал крайним слева. Его густые брови были сдвинуты к переносице, будто задумался замполит. Непокорные волосы стояли торчком. Только прокушенная губа, на которой запеклась кровь, говорила, что человеку было очень больно в последнюю минуту.
К берегу подходили десантные корабли. Почти с каждого выносили убитых и раненых.
Раненых грузили в подъехавшие автобусы, убитых накрывали брезентами. К Новосельцеву подошел Дюжев. Обе руки у него были забинтованы.
Пожимая плечами, он сказал с виноватыми нотками в голосе:
— Приказывают в госпиталь, товарищ командир. Вы на меня не сердитесь. Сам понимаю, что глупость сотворил. Теперь вот приходится покидать корабль в самый что ни на есть ответственный момент. Но я даю слово, что при малейшей возможности сбегу — и прямо к нам.
Новосельцев грустно улыбнулся и обнял боцмана:
— Жду, Степа.
Дюжев стал прощаться с товарищами. Токарев тоже обнял его и сунул ему в карман сверток. На ухо шепнул:
— Ребята собрали деньжат. Чтобы не скучал в госпитале и выпил там за наше здоровье.
— Спасибо, ребята! — растроганно сказал Дюжев. — Выпью обязательно…
— Пушкарева увидишь — привет передавай.
К Дюжеву протиснулся Шабрин:
— В Геленджикском госпитале, наверное, будешь. Так зайди к моей, скажи, что в полном здравии.
Новосельцев видел, как Дюжев садился в автобус, и подумал, дадут ли сегодня на катер пополнение или ему придется идти к крымскому берегу с неполным составом команды. А это тяжеловато. Надо осмотреть кормовую пушку. Может, можно ввести в строй.
Из сарая, где находился штаб дивизиона, вышел Корягин. Лицо его было сумрачно, фуражка надвинута на нос. Подозвав Новосельцева, он с укором сказал:
— Как ты недоглядел… Эх ты, растяпа…
— Александр Афанасьевич. — Новосельцев впервые назвал своего командира но имени и отчеству. — Я не меньше вас…
Он не договорил «переживаю» и отвернулся. Корягин понял недосказанное слово и сообразил, что незаслуженно обидел командира корабля.
— Извини, Виктор, — уже мягче произнес он. — Ты должен понять меня.
— Понимаю, — отозвался Новосельцев, не испытывая обиды.
— Василий был моим лучшим другом и советчиком. Ему я многим обязан. Нет его, и на сердце пусто стало… Как нелепо все.
Он подошел к трупам, поднял брезент, опустился на колено и поцеловал Бородихина в холодные губы.
— Прощай, дорогой друг. Прощайте, боевые друзья.
Поднявшись, он несколько мгновений стоял с опущенной головой, потом закрыл тела погибших брезентом и повернулся к Новосельцеву:
— Два часа на отдых. Потом зайдешь ко мне.
И с опущенной головой пошел к сараю.
Новосельцев поднялся на корабль. Ивлев подал ему записную книжку:
— На палубе нашли. Замполита, кажется.
Новосельцев взял ее и спустился в свою каюту. Сняв кожаный реглан и фуражку, устало опустился на койку.
Новосельцев развернул записную книжку. В ней были короткие записи о проделанной работе, планы с пометками о выполнении, тематика бесед с матросами, фамилии агитаторов, редакторов боевых листков, записанные мысли. В общем, обыкновенная записная книжка политработника. Но сейчас Новосельцеву казалось, что говорит он с живым Бородихиным.
«Боевые части корабля что пальцы на руке: сожмешь вместе — кулак получается».
Новосельцеву вспомнилось, что это выражение Бородихин любил употреблять в беседах с матросами.
«Каждый офицер обязан быть лучшим матросом». И это не раз он говорил офицерам дивизиона.
Последняя запись: «Диалектический метод считает, что процесс развития следует понимать не как движение по кругу, не как простое повторение пройденного, а как движение поступательное, как движение по восходящей линии, как переход от старого качественного состояния к новому качественному состоянию, как развитие от простого к сложному, от низшего к высшему». А ниже пометка: «Провести лекции и беседы с офицерами и матросами о реакционной теории круговорота».
