свободу, через Христа (а значит – через Церковь!) войти в обладание подлинной сущностью своей личности. «Воззрения Братства, – подводил итог Векилов, – настолько расходятся с господствующими взглядами, что понять их можно, только ознакомившись с ними в целом». Вместе с ним призовём: читайте и издавайте литературу ХББ – «предтечи важнейшего христианского синтеза», познавайте его положительные воззрения.
Типичным примером рационально-скептического отношения к ним была на время завершившая дискуссию статья С. А. Котляревского «Цели и средства» (МЕ. 1907. № 47. С. 27–34). Живое единство христиан для него идентично всякой общественной группе, где большинство подчиняется меньшинству, причём без какого-нибудь озарения свыше; воссоздание первохристианских общин – безнадёжное дело; религиозное воодушевление всегда будет играть лишь служебную роль, прикрывая обычные людские интересы, и неспособно влиять на способы осуществления христианского идеала; утверждение единства средств к его достижению стирает всякую иерархию ценностей; Церковь не имеет права указывать верующим высшие начала человеческой жизни и оценивать исторический опыт, весьма опасны её притязания на полную правду. В применении евангельских принципов к экономическим отношениям гуманист увидел величайшую опасность для человеческой свободы и, упрекнув Братство в классовой ненависти, резюмировал его «ошибку»: «Вместо здорового сочетания идеализма в понимании целей и реализма в их осуществлении мы получили нездоровый утопизм». Такова и поныне торжествующая ересь: всё требующее подвига объявляется утопией, а компромисс с грехом – проявлением трезвости мышления и высшей терпимости.
Н. В. Сомин, рассматривая «общепринятую доктрину», согласно которой «иметь собственность, даже значительную, – т. е. быть богатым, – не предосудительно. <…> Если вы внутренне независимы от имения, не прилепились к нему, то тогда богатство – благо», пришёл к выводу, что она основывается на мнении Климента Александрийского: дескать, «Христос не требует фактической раздачи имения, юноша же, не зная тонкостей аллегорического метода, неправильно понял Христа» (Лк. 18, 22); но «такое сомнительное толкование <…> в патристической литературе не встречается». Вершина святоотеческой имущественной этики – учение свтт. Василия Великого, Григория Богослова, Амвросия Медиоланского и Иоанна Златоуста: «на личном уровне – полное отвержение собственности, а на уровне христианской общины – общность имущества. <…> Это высочайший евангельский идеал, освящённый Писанием и апостольским преданием. <…> Хоть и в полной мере недостижимый, но исполнимый в своей существенной части». Поэтому сей пункт программы ХББ, столь смущающий нецерковный люд (1 Кор. 1, 23), должен быть признан строго православным. Горе наше, что мы не удержались на этом высочайшем уровне, забыли учение святых отцов и отказываемся следовать за Христом. Историк констатировал: «Церковь была отодвинута от социальных вопросов <…> Под воздействием “общепринятой” доктрины сформировалось традиционное общество со всеми его достоинствами и недостатками»; в России она была окончательно сформулирована под влиянием западного богословия в 1860-х и, став непререкаемой нормой, бытует до сих пор даже как официальная позиция РПЦ (Сомин Н. Основные христианские доктрины о богатстве и собственности // Ежегодная богословская конференция ПСТБИ. М., 2002. С. 33–34).
Один из первых историков ХББ чётко определил заслугу его участников: «не только подвергли критике синод и епархиальных архиереев, но и разработали конкретную программу церковных реформ и… способствовали возбуждению общественного интереса к проблеме обновления русского православия»; по поводу пп. III.А.5, 7(в) программы отмечал: «это не значило, что члены ХББ хотели воспитать поколение атеистов. Религиозным воспитанием детей должны были заниматься храмы и семья» (Андреев В. Либерально-обновленч. движение в Русском Православии нач. ХХ в. и его идеология. Л., 1971. С. 129, 139).
Дж. Патнэм считал программу ХББ альтернативой атеистической революционности, указывал, что она не пытается теологически ассимилировать Маркса, а основывается на примере ранних христианских общин, где «дух собственности» преодолевался любовью (неправомерно называя это «примитивным христианским коммунизмом»[77]), констатировал, что Братство отвергло идею группы Мережковского о новых откровениях и призывало Православную церковь вернуться к изначальной чистоте,[78] но, прямо противореча первоисточнику, приписывал ХББ «апокалиптический хилиазм» (Putnam G. F. Russian alternatives to Marxism: Christian socialism a. idealistic liberalism in twentieth century Russia. Knoxville, 1977. P. 59, 72–75).
Арк. Ровнер в статье «В. Ф. Эрн» (Русская религиозно-философская мысль XX века. Питтсбург, 1975. С. 386), основывавшейся на работе Д. Штеглиха «Vladimir F. Ern» (Bonn, 1966), отмечал: «Хотя в общетеоретическом аспекте программа <…> носит ярко выраженный православный характер и полемизирует с социализмом, в области практических идей (“переход от индивидуально-православной собственности к общественно-трудовой”), а также в своей тактике Братство во многих пунктах смыкалось с социализмом».[79] Единственным же примером, как ни удивительно, указал следующее: «Организация, овладев (!) типографией, стала выпускать <…> воззвания к общественности, расклеивать по Москве плакаты». Исказил биограф и цитату: в оригинале – «от индивидуально-правовой», причём переход основывается на принципе христианской любви… Недаром очерк назван Ю. Шеррер малосодержательным. Но и она поначалу утверждала, что главная идея Братства – «создать специфически русский христианский социализм» на базе «частных особенностей русского православия» (по-видимому, подразумевая под этим соборность). Замечательно, что, разбирая программу, полностью игнорировала заявленный в первом же пункте идеал ХББ – Церковь, и даже ни разу не произносила это слово. Зато подлоги следовали один за другим: якобы, участники ХББ полагали, что общины первых христиан строились на принципах коммунизма, каковой и был их прототипом; а Россию считали «местом, предназначенным для осуществления вселенской истины богочеловечества», где только и возможна подлинная община (Шеррер Ю. Неославянофильство и германофобия // ВФ. 1989. № 9. С. 86–87). Это ложь, как и то, что Братство призывало христиан «законно вооружаться против капиталистов». Постепенно позиция французской исследовательницы менялась. В статье «Религиозные поиски русской интеллигенции начала ХХ века» (Общественные науки и современность. 1991. № 2. С. 173) она подчёркивала разницу между «философами идеалистической школы» Свенцицким, Эрном, Булгаковым и группой Мережковского: одни «были почти отторгнуты церковью, <…> но не отошли от православной Церкви, оставляя, однако, за собой право критического к ней отношения», а другие «ставили под сомнение современное церковное учреждение <…> и стремились построить существенно новую религию».[80]
Само название одной из последних статей Шеррер «В поисках «христианского социализма» в России» (ВФ. 2000. № 12. С. 88–135) о многом говорит: и кавычки, и формальное указание на отсутствие результата. Здесь констатировано различие и предельно малое взаимовлияние «одноимённых» движений в России и Западной Европе; изменены термины: вместо некорректного «социалистическое» – верный «социальное».[81] И если в заголовке одной из глав программа ХББ охарактеризована симулякром «социал-христианство», вывод звучит куда отчётливей: это была «первая попытка группы религиозно ориентированной интеллигенции <…> сформулировать начатки программы социально-христианской политики, а не только социального учения». Шеррер верно заметила: лозунг «христианский социализм» подлинным проблемам Церкви уделяет лишь второстепенное внимание, тогда как «из программы Братства, как и из других
