Личные капиталы царской семьи в России по записи Бенкендорфа в конце мая 17 г. по выяснении вопроса правительственным комиссаром Головиным с дворцовым ведомством определялись в 1 млн у царя и 1,5 млн у царицы.
50
В прениях откликнулся лишь с. р. Гендельман, сказавший: «Тов. Стеклов сорвал аплодисменты, рассказывая случай о том, как пытались увезти Николая II за границу, и считал это тоже одним из тревожных симптомов. Товарищи, я должен напомнить, что, когда министр Керенский был у нас в Москве – еще до того, как пытались увезти Николая Романова за границу, он об этом говорил, следовательно, тайны из этого не делалось. Керенский сказал – что вот я вернусь в Петроград и в особом поезде лично, еще с кем-то, отвезу Николая Романова в один из приморских городов, откуда его отправят в Англию, и что это заявление вызвало шумные аплодисменты, целую овацию. Я тоже за то, чтобы Николай Романов оставался здесь под арестом. Но если Московский Совет Р. Д. не усмотрел большой опасности в отвозе за границу, то толковать это, как тревожный симптом, как тактику Врем. Прав. помимо Совета Раб. Деп. проделать то, что является преступным, недопустимо. Затем докладчик говорил, что нужно арестовать всех великих князей, пока они добровольно не отрекутся от принадлежащих им капиталов в Англии, – опять-таки шумно ему аплодировали, а это, я говорю, не так просто. Ведь английское правительство, которому придется выдавать эти капиталы русскому правительству, может быть, скажет: – сомнительна добровольность такого отречения, которое сделано под угрозой, что иначе из-под ареста не освободят. Может быть, есть и другие шаги к получению этих капиталов: просто вступить в переговоры с Англией, установить, что – деньги народные, что правительство русское требует, чтобы это деньги были возвращены, а не скрываться за этой юридической, я бы сказал, казуистикой, требуя такого сомнительного отречения на бумаге, о котором говорил тов. Стеклов. Вот все такие были мелкие факты. Вообще мне представляется, что это не был деловой анализ: то был какой-то фельетон (голоса: «Правильно!». Рукоплескания), которым он увеселял нас…»
51
Того же 8 марта посол между прочим сообщил, что он выразил пожелание, чтобы английскому военному представителю было разрешено сопровождение Государя для большей безопасности (Вильямс об этом непосредственно телеграфировал послу). «Я получил ответ, – доносил Бьюкенен, – что в этом нет ни малейшей надобности, и правительство предпочитает, чтобы этого не было».
52
В донесении в Лондон Бьюкенен отмечал, что опасение Милюкова заключалось в том, что «левое крыло может восстановить общественное мнение против выезда из России, хотя министр питал надежду, что правительству удастся справиться с оппозицией, оно еще не приняло окончательного решения».
53
Это не была только «вербальная нота», как утверждает Керенский. Со свойственной ему небрежностью мемуарист согласно английского правительства относит на 8 марта. Если письмо Бьюкенена 10 марта ссылается на беседу с Милюковым 8 марта, то потому только, что в этот день вопрос был затронут впервые, – как бы вообще в информационном порядке.
54
В этом отношении характерна телеграмма Извольского из Парижа, приводимая в документах, опубликованных Сторожевым в журнале «Дела и Дни» в 1921 году. Журнала у меня нет под рукой, и я цитирую по статье Бойкина, приводящего телеграмму из перевода статьи Сторожева «Дополнения к революции» в журнале: «Nachrichtenblatt ьber Jstfragen». Извольский телеграфировал Милюкову 19 марта: »Косвенным путем я узнал, что здесь есть несколько лиц, которые стараются побудить французское правительство обратиться в Петроград с дружественным представлением о необходимости охраны бывшего императора и его семьи от угрожающей им опасности. Я счел своим долгом в частной беседе с г. Камбоном предостеречь его от подобного шага. В настоящем составе врем. правительства, – сказал я, – подобные опасения являются совершенно неосновательными… и потому подобное представление могло бы показаться у нас не только не нужным, но даже оскорбительным…»
55
Отмечу запись Палеолога, не давая ей веры. Милюков будто бы сказал печально: «Увы, боюсь, что это уже поздно».
56
В официальном донесении в Лондон сначала было сказано: «справиться с оппозицией левого крыла».
57
Бьюкенен говорил проф. Пэрсу, что он не будет спокоен, пока Царь не покинет Россию.
58
Об этой беседе с Бьюкененом Милюков говорил еще в 21 г. в «Послед. Нов» в связи с напечатанными в немецком журнале документами из архива русского Мин. ин. дел. Эта публикация и послужила началом к полемике о судьбе царской семьи, в которой принял участие и Керенский.
59
В апреле министр юстиции не разрешил вел. кн. Павлу выехать за границу, сославшись в беседе с женой его на препятствия со стороны Совета.
60
Коцебу рассказывал Карабчевскому, что царь подчеркивал, что войска должны присягнуть временному правительству, а Жильяр рассказывал, что он набожно крестился, когда священник поминал правительство.
61
Такая тенденция признания Алексея царем проявилась на Юге в армии.
62
В »Записках о революции» Наживин рассказывает, как во Владимире при большевиках уже бабы отстояли памятник имп. Александру II – его удалось только через полгода снять ночью «обманом», а в с. Боголюбском он был цел еще и осенью 18 г. В »Записках» Наживина заключается немало бытовых черт для характеристики монархических настроений, но ими все же рискованно пользоваться, ибо быт деревенский автор слишком уже определенно подводит под свои изменившиеся политические взгляды.
63
Воззвание делало такой исторический экскурс: »В 1905 году немцы оказывали всяческую поддержку прежнему правительству в борьбе с народом. Когда в Польше развилось движение, ген.-губерн. грозил войсками имп. Вильгельма. За царем на всякий случай был прислан немецкий миноносец».
64
См. воспоминания Кельсона, отмечающие, напр., порнографические пьесы и т.д., которые стали открыто и бесконтрольно занимать значительное место в репертуаре низкопробных театральных представлений. Ни министерство народного просвещения, ни общественное самоуправление не пытались бороться со злом, разъедающим неокрепший народный организм. Не боролась и печать – карикатурами, описанными Кельсоном, жизнь отвечала на требования обновления театрального репертуара пьесами с революционным духом (статья Философова в «Речи»).
65
Правительство не создало ни особого министерства пропаганды, ни соответствующих отделов при министерстве народного просвещения, которые могли бы руководить и несколько облагородить пропаганду. Такую цель отчасти преследовал «политический» отдел, образованный военным министерством.
66
Французский журналист Анет, отмечая, что вел. кн. Кирилл исподволь готовит себя на императорский трон, тогда же записал, что легитимный кандидат в русские монархи говорит о прошлом империи с манерой, «вызывающей отвращение».
67
В позднейших воспоминаниях Воейков передает, что беседа с Керенским в поезде длилась несколько часов. Керенский был корректен, предложил ему чай и закуску, и говорил, что арест имеет целью оградить его от народного гнева. (Сам Воейков отмечает враждебное отношение к нему в Москве со стороны офицеров. На вокзале в Петербурге, по словам автора воспоминаний, разыгралась почти растопчинская сцена с Верещагиным по толстовской эпопее «Война и мир».)
68
Подобное интервью заставляет поверить свидетельству Вырубовой, что побочная сестра вел. кн. Дим. Павл., Дерфельден, косвенно замешанная в убийстве Распутина, распространяла до революции слухи, что Императрица спаивает Государя.
69
«Самые убежденные монархисты не могут не признать, что подобное предприятие в 1917 г. иначе, как авантюрой, нельзя было назвать, и что кадров для его подготовки и исполнения невозможно было найти ни в стране, ни в армии», – писали «Посл. Нов.» по поводу воспоминаний Гучкова.
70
До сведения правительства подчас доходили даже резолюции «летучих» митингов. Так, в Москве на Тверском бульваре, у памятника Пушкина, в революционные дни происходил перманентный митинг. Напр., 27 марта в 7 час веч. начался очередной митинг. Выступают десять ораторов из разных партий. В 5 час утра выносится резолюция, выражающая полное доверие правительству и признание необходимости обороны страны против яростной оппозиции большевиков. Резолюция по телефону была передана кн. Львову.
