Теперь я думал, что должен сказать, а о чем следует умолчать. И еще я должен был решить. Отдать Гевора в качестве второго человека для новорожденного дракона или, взяв сердце водяного змея, попытаться связать его с Каридар. Я мог позволить себе такой выбор. Ален, без сомнения человек Мастера, Гевор — мой. Кому, как не мне, распоряжаться его судьбой? Не уверен, что я спасу его, пытаясь связать с серебряной бестией. Быть может, больше шансов уцелеть при рождении нового дракона, дав последнему возможность выбрать. Тогда шансы будут половина на половину. Если же я соединю сознание Гевора с Каридар, кто гарантирует, что она не сведет его с ума, не сожрет или не сделает жалким рабом?
Невозможно угадать, нужно смотреть. Смотреть сквозь время, как смотрит Мастер. Это значит, что мне самому придется задать ему этот вопрос или остаться в стороне и сделать выбор вслепую.
— Когда ты говорил, что ваши драконы воспарили, — Гевор помедлил, снова вдыхая горький дым, — мне показалось, это какой-то трюк. Зачатие дракона и сейчас кажется мне возмутительным. Мы всегда верили, что они приходят…
— Просто приходят, — эхом откликнулся я, наблюдая, как пронизывают пространство капли оторвавшегося от звезд света.
— Да, так. Просто приходят. Древние просто существуют как нечто верховодящее. Как Богиня Милосердия, дарующая покой и прощение. А ты сказал, что они сродни животным сплетаются в агонии страсти, будто последние блудницы портового борделя, а после их соития остается яйцо, словно они не божества, а простые куры из соседского курятника. С той лишь разницей, что куры эти принадлежат другому хозяину.
— Слова способны извратить и не такое, — хмыкнул я.
— Потом мне стало очевидно, что ты не врешь, — не заметив моего замечания, продолжал Гевор. Желание говорить щекотало его язык так же, как и мой. — Ты можешь промолчать, можешь сказать часть правды или выбрать непонятные слова, и тогда будет казаться, что сказанное тобой ложь. Но это будет ошибкой, так думать.
«Ты раскусил меня, — подумал я иронично. — Это — мой стиль. Быть косноязычным и прямолинейным, глупым в своей уверенности, что меня поймут только потому, что мне самому это очевидно! Я чувствую нутром, мое сердце знает».
— Что же это на самом деле, Демиан? Драконы — животные?
Я покачал головой.
— Ты не слышал. Я не говорил о соитии, потому что это неважно. Я говорил о слиянии разума, о знаниях и энергиях. Родится дракон, и ему необходимо соединиться с человеком. Для этого мы должны принести родившемуся ящеру этого человека на красивом подносе.
— А если не принесем?
— Возможно, они смогут позаботиться о себе сами. В любом случае, драконы не животные. Их разум нам непонятен, они многое дают и многое забирают. Если ты станешь человеком дракона, Гевор, Древний защитит тебя и одновременно бросит на растерзание миру.
— Я обрету знания?
— Не так, как ты думаешь. Не могу тебе обещать, что ты сможешь метать молнии или исцелять людей своим прикосновением. Помимо знаний и энергий ко всему нужно сродство. Разум, созданный разрушать, вряд ли сможет создать нечто целостное.
— А чувство времени?
— Это все, что тебя интересует?
— Не все, но и это тоже, — Гевор приподнялся и выкинул за борт смятые остатки обугленной бумаги.
— Драконы слишком умны, чтобы дать кому-то право манипулировать частицами времени, — сказал я отстраненно.
— Они не всегда приглядывают за вами, — возразил Гевор и был прав. Сейчас мы предоставлены самим себе. Мархар сказал мне чистую правду: Мастер использует магию времени. Он помолодел и полон сил, это его рябь узнаваема на ткани мироздания. Употребляет ли он ее во вред, передает ли ее другим, или, как и фантом сейчас, собирает время по крупицам, чтобы восстановить собственное тело?
В любом случае, он умеет и знает, как умею и знаю я. Почему я вдруг решил, что драконы обязаны останавливать нас, когда мы начинаем совершать ошибки? Быть может, драконам нет дела до наших страстей, им не важно, в каком мире существовать — в этом или в череде других миров, находящихся дальше от границы? Мы воспринимаем себя хранителями, но кем являемся на самом деле? Склочно стаей ворон, готовых заклевывать друг друга до смерти…
— Сродство нужно ко всему, — повторил я. — Большинство людей слепо, а магия времени слишком тонка, ты не увидишь ни блика, ни отголоска. Надеюсь, так и будет.
— Но тебе она доступна, ты слишком много говорил о ней, так что не отпирайся.
Уверенность в голосе Гевора покоробила меня и разрушила идеально выверенный мир моих грез, пронизанных светом звезд. Змея подозрений шевельнулась в глубине души, опять и опять напоминая о том, с кем я сейчас веду разговор. С палачом, лицемерно утверждавшим, что все его поступки идут во благо мне.
Почему на самом деле Лааль не отдала меня Риффату, почему столкнул меня случай или случайность именно с ним? И что же все-таки увидели они на самом деле в гадальном кристалле? Кто связался с ними и какие карты сдал им в этой начавшей затягиваться партии?
— Расскажи мне все, слово в слово о том, что ты видел в гадальном кристалле? — потребовал я. Дурман медленно отпускал рассудок, пелена рассеивалась.
— Смотреть в него страшно, — заговорил охотно Гевор. — Кажется, через него впиваются в тебя сотни рук и тащат, тащат куда-то, увлекают неожиданно, будто скидывают в пропасть. Лааль сказала мне как-то, что ее собственные видения увлекали ее в мир, где тысячи мертвецов рвали ее тело на части. И у этих мертвецов был Король. Он был весь высушен и изъеден тленом, кожа его скукожилась, рвалась как старая, сгнившая ткань, и под кожей у него были такие же засохшие мышцы…
Мне кажется, смотреть в сердце водяного змея, все равно, что подняться на вершину Гуранатана в разгар сурового шторма, полного ветра и молний.
— Это было не сердце водяного змея, — напомнил я.
— Для тебя — нет, для нас — да, — напомнил маг земли. — Лааль называла этого человека жрецом Богини, но мне он никогда не назывался и не показывался. Я слышал только его голос и ощущал порывы. Любые видения, их сложно описывать словами, ты должен знать.
— Вы знали, что мы прибудем.
— Жрец Богини сказал, ваш корабль направляется к нашим берегам, но он не пройдет. Он обещал защитить нас от магов материка и послать своих слуг. Теперь я понимаю, что водяные змеи безотказно служат ему. Демиан, это существо куда сильнее вас, — он хохотнул. Его слова были легкими, невесомыми, обескураживающе насмешливыми.
— Что было дальше?
— Вы преодолели его сопротивление, и Лааль ужаснулась этой мощи. Победить водяного змея, пронести на ладонях собственного искусства разрушенный корабль через моря и шторма! Уму непостижимо. Но Жрец Богини снова и снова говорил с Лааль, убеждая, что после произошедшего вы ослабли и не сможете оказать сопротивления. И он оказался прав! Нам не составило труда окружить вас чарами и подчинить себе, сделать вас послушными марионетками, чтобы в будущем завладеть Древними.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
