Судя по лицу вампирки, такая установка ей совершенно не понравилась. А мне, в копилку доброты этого утра добавился еще тот факт, что человека, который мне очень помог, сегодня могут осудить и он погибнет. Я посмотрел на Селену и чуть качнул головой. Лично у меня вообще ощущение было, что я мышелюда предаю. Бред, конечно: что тут сделаешь, если он действительно убийца?
— Бригир, ты и твои ребята — на улицы, по вчерашнему сценарию, — продолжил Квентин, не обращая внимания на выражения наших с Селеной лиц. — То есть, обходите тех, кто написал заявления, узнаете все ли хорошо. Илис и Вэнди пока работают по другому делу. Эрик, ты со мной пойдешь. Вопросы, предложения, замечания? Ну и прекрасно, тогда полный вперед, солнце уже высоко, работаем, работаем!
Лично меня этот его энтузиазм бесит, но кабинет опустел почти моментально.
— Покури пока, — разрешил он мне, — я к лейтенанту на десять минут зайду, и пойдем.
Я пожал плечами, занял свое место на подоконнике и закурил. Если вокруг себя поднять температуру градусов до ста двадцати, то и само окно не страдает, и капли дождя на тебя не попадают. Мое изобретение, очень удобно. Главное, к стеклу не прислоняться, его от перепада температуры повести может и оно лопнет.
Как всегда, дождь подействовал на меня угнетающе. Я не говорил, что я в такую погоду тупею? А еще сонным становлюсь, хотя сегодня дело не в дожде. Спал просто мало и кошмары снились. Мне когда-то отец говорил, что кошмары для мага — это нормально. Не знаю, у меня редко бывают. Но уж если бывают, то все в них — как настоящее.
Снилось, что я снова с тем эльфом схлестнулся. Как вчера. Он меня своей волной холода припечатать пытался, а я его пирокинезом. И снова он загорелся, как вчера. И ощущение то же самое, как вчера: я его жгу, а он сопротивляется. Только меня вчера Льюр окрикнул, остановил. А во сне окрикнуть некому было. Эльф вопит от боли, а я его жгу. У самого уже во рту привкус пепла, от запаха паленого мяса аж живот сводит, а он все никак не сдастся. Кричит, визжит, сам обгорел так, что уже и не поймешь, кто на мостовой лежит: эльф или человек, мужчина или женщина. Льюр мне вчера объяснил, что у ледовых эльфов защита холодом подсознательная, а я там, во сне, я снова будто этого не знаю. Наоборот, мне его жалкое сопротивление вполне сознательным кажется и злит меня, и раззадоривает. А самое поганое, это то самое ощущение восторга, которое меня вчера охватило, когда я его жег. Знаете, как у ребенка бывает, когда при нем папа костер разводит? Нет? Ну, тогда не знаю, как объяснить. Не суть, короче. Главное — это то удовольствие, что я испытывал. Удовольствие пополам с тошнотой от запаха, пополам со звоном в ушах от его воплей. Дикий восторг от того, что я его жгу, от этого живого пока факела, от того, что мой огонь убивает его. А потом вдруг — все. Чувствую — все. Перестал сопротивляться. Не кричит, по земле не катается. И на улице вокруг — никого. Впрочем, не знаю, была ли там улица, когда я его жег, может, и не было. Осматриваюсь, а дома вокруг — одни развалины. Остовы сгоревшие, пепелища. Угли кругом, старые, холодные, белесые от пепла. И тихо так, и холодно. Я как-то вдруг разом замерз, как будто до меня эльфская «волна холода» наконец добралась. Только от тела сгоревшего тепло небольшое. Я к нему повернулся опять, руки потянул, чтобы согреться, а гляжу — это не эльф лежит. Это Диана. Обгоревшая, черная, как тогда, там, откуда меня Селена вытащила. И не лежит уже, а сидит, пустыми глазницами на меня смотрит, улыбается. Я эту улыбку даже описывать не буду, представьте, как человек улыбаться будет, если до костей прогорел. И руку ко мне тянет. Сказать пытаться что-то, только не может, потому что нечем ей говорить, сгорело все. А кругом — холод жуткий, снег пошел крупными хлопьями. А может не снег, может сажа такая, я не знаю. И я понимаю: только она меня согреть сможет, если я ее за руку возьму. Вот она уже обе руки ко мне тянет, встать пытается, а я хочу ей помочь, хочу за руки взять, только не могу, потому что замерз, руки совсем от холода не шевелятся. Пытаюсь к ней потянуться, получается, но медленно так, как будто к рукам гантели пудовые привязаны. Вот уже и дотянулся почти… и тут я проснулся. Во рту привкус пепла, за окном светлеть начало, и дождь пошел.
— Ох, накурил, — Квентин даже руками помахал, демонстративно так. Ну да, задумался я, забыл «вытяжку» сделать. — А ты в курсе, что курить вообще вредно для здоровья? Я тебе как человек, который три года у двух докторов в доме прожил, говорю.
Ничего он не десять минут у лейтенанта пробыл, чуть не полчаса.
— А умирать здоровым, разве не обидно? — ответил я. — Куда пойдем?
— На этот раз не к девочкам, не надейся, — сказал шеф. — Впрочем, я смотрю, тебя это и не огорчает?
— А чего огорчаться? — ответил я. — Вчера к девочкам не ходили, позавчера не ходили, сегодня не пойдем. Я уже привык, что мы каждый день к девочкам не ходим.
— Хм, — сказал Квентин. — Надо будет как-нибудь это исправить. Но не сегодня. Сегодня мы с тобой пойдем к Амаранту.
— Зачем? — спросил я.
Мы, собственно, уже шли. Даже на улицу выйти успели, и очень хорошо, что дождь пока прекратился.
— Ну, официально, мы идем, чтобы показать ему мою статью, которую я про тропиканцев написал. Ты знаешь, что он не только писатель, но и журналист?
— А не официально? — спросил я.
— Хочу знать, что ожидать от наших местных преступников, в связи с этим нашествием.
— А он расскажет? — засомневался я, давая знак проезжавшему мимо извозчику остановиться.
— Это уж как нам повезет, — ответил Квентин.
— Лучше б мы по девкам, пошли, право слово, — сказал я.
— Однако ненасытный ты какой, — хмыкнул Квентин. — Мне в твои годы одной худо-бедно вполне хватало.
— Если ты про Зайку, то не было у нас ничего, — я и сам не знаю, зачем решил ему это сказать. — Я ее просто проводил и остался ночевать. На диване, в соседней комнате.
— Ну и зря, — сказал Квентин.
— У нее отец дома был, — сказал я. — Мы утром познакомились.
Собственно, второй раз я проснулся, когда Зайка объясняла ему, что «это Эрик, который Огнюшку спас». На вопрос, что я делаю у них в гостиной на диване, она коротко ответила «спит», после чего увела его на кухню.
— Ну, и как отец? — заинтересовался Квентин.
— Здоровенный детина. Выше меня на две головы и вдвое шире в плечах. И кулаки — как гири.
Непосредственно познакомились мы за завтраком. Он аккуратно пожал мне руку. Знаете, как взрослый пожимает ладошку пятилетнему малышу? Очень похоже получилось. Спросил коротко: «маг?». Я ответил «да». Он кивнул. На этом наше вербальное общение прекратилось, и мы оба принялись за приготовленный Зайкой омлет. Но он все время, все время на меня смотрел. Этот взгляд меня порядком заставил понервничать. Я себя бездомным котенком почувствовал, которого добрая девочка на улице подобрала и теперь налила ему миску молока на кухне. Сейчас котенок допьет свое молоко, и девочка унесет его в приют. А пока на котенка смотрит папа. Без злобы, но и без умиления, спокойно так, с легким любопытством к необычному окрасу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
