— Ты говоришь, да не договариваешь, — заметила Юйлоу. — Вот тебе и достается.
— Да могла ли я сказать все, что думаю? — оправдывалась Цзиньлянь. — Хоть она у младшей жены родилась, в жилах у нее течет кровь самого Цяо. А у нашего приблудного выродка чья кровь?
Юйлоу молча села. Немного погодя Цзиньлянь пошла к себе.
Когда Симэнь вышел, Пинъэр, изогнувшись как ветка под тяжестью цветов, отвесила Юэнян земной поклон.
— Как я вам благодарна, сестрица, за то, что вы сделали для сына, — сказала она.
Улыбающаяся Юэнян поклонилась ей в ответ.
— Это твое счастье, — заметила хозяйка.
— И ваше тоже, сестрица! — ответила Пинъэр, и, присев рядом с Юэнян и Цзяоэр, продолжала беседу.
Появились Сюээ и дочь Симэня. Они земным поклоном поздравили Юэнян, а Цзяоэр и Пинъэр приветствовали обыкновенным складыванием рук.
Сяоюй подала чай. Только они принялись за чай, вошла горничная Пинъэр, Сючунь.
— Вас ищет сынок, сударыня, — сказала она. — Батюшка за вами прислал.
— Ну вот! — возмутилась Пинъэр. — Взяла да отнесла ребенка. До чего ж суматошная эта кормилица! Подождала бы немного, вместе пошли. Там и свету, наверно, нет.
— Это я ей велела отнести ребенка, — заметила Юэнян. — А то уж поздно было.
— Я видела, как Жуи шла с ним впереди, а Лайань нес фонарь, — вставила Сяоюй.
— Ну тогда ничего, — успокоилась Пинъэр и, простившись с Юэнян, пошла к себе в спальню.
Там она застала Симэня. На руках у Жуи спал Гуаньгэ.
— Что ж ты не сказавшись унесла ребенка? — спросила Пинъэр кормилицу.
— Матушка Старшая увидала Лайаня с фонарем и велела проводить нас с Гуаньгэ, — объяснила Жуи. — Гуаньгэ всплакнул было. Только что убаюкала.
— Все тебя искал, — говорил Симэнь. — Вот только успокоился.
— По случаю нынешней помолвки хочу поблагодарить тебя земным поклоном, — обратившись к Симэню, сказала Пинъэр и грациозно склонилась пред ним.
Довольный Симэнь расплылся в улыбке и, приподнимая Пинъэр, посадил рядом с собой. Инчунь было велено накрыть стол, и они начали пировать.
А пока расскажем о Цзиньлянь. Зная, что Симэнь остался у Пинъэр, она шла к себе в самом дурном расположении духа. Постучалась. Цюцзюй открыла не сразу.
— Негодяйка, рабское отродье! — закричала Цзиньлянь и угостила служанку пощечиной. — Сколько тебя ждать! Что ты тут только делаешь? Зачем приставлена?
Цзиньлянь прошла в спальню и села. Вышла Чуньмэй и, земным поклоном приветствуя ее, подала чай.
— Что делала эта негодница, рабское отродье? — спросила горничную Цзиньлянь.
— Да во дворе сидела, — отвечала Чуньмэй. — Открой, говорю, а она и ухом не ведет.
— Все верно! Вы, мол, деритесь, а я буду себе семечки грызть, тебе досаждать.
Она уж хотела было тут же избить Цюцзюй, да побоялась, как бы не услыхал Симэнь, понизила голос и, озлобленная, стала раздеваться. Чуньмэй расстелила ей постель, и она легла.
На другое утро Симэнь отправился в управу. Цзиньлянь поставила Цюцзюй на колени посреди двора и велела держать большой камень на голове, а сама занялась утренним туалетом. Потом она велела Чуньмэй снять с Цюцзюй штаны.
— У, рабское твое отродье! — ругалась на нее Чуньмэй. — Чтоб я стала снимать с тебя штаны, срамная грязнуха, руки пачкать!
Она позвала из передней Хуатуна и велела ему раздеть Цюцзюй.
— Потаскуха проклятая! — избивая служанку, приговаривала Цзиньлянь. — И с каких это пор так осмелела, рабское твое отродье? Потакают тебе здесь, только от меня спуску не жди. Знаю, куда ты гнешь, дорогая! Ничего, немножко припухнет, потом заживет. Что ты всюду суешься, кого из себя строишь? А заступниц лучше у меня не ищи. Глаза промою, за каждым твоим шагом следить буду. Смотри у меня!
Так она била Цюцзюй и приговаривала. Служанка кричала, будто ее режут.
Ли Пинъэр только встала. Гуаньгэ, как ни убаюкивала его Жуи, все время просыпался, пугаемый криком Цюцзюй. Пинъэр сразу поняла, для чего Цзиньлянь бьет служанку и кому адресована ее ругань, но молчала, стараясь закрыть младенцу уши.
— Ступай, попроси матушку Пятую, чтобы она прекратила бить Цюцзюй, — сказала она Сючунь. — Ребенка, скажи, только покормили и уложили спать.
Услыхала это Цзиньлянь и пуще прежнего начала бить служанку.
— Ишь разоралась, рабское твое отродье, — ругалась Цзиньлянь, — будто тебя ножами проткнули. Чем больше орать будешь, тем больше всыплю. Такая уж у меня натура. Уж неужели даже посторонние замедлят шаги, встанут тебя пожалеть? Или как бьют не видывали? Так нашему хозяину и скажи: пусть мне не изменяет.
Ли Пинъэр было ясно, кого ругает Цзиньлянь. У нее руки онемели, но она крепилась и не проронила ни звука. Не коснувшись утреннего чая, она обняла Гуаньгэ и легла вместе с ним.
Возвратясь из управы, Симэнь пошел навестить сына. Пинъэр лежала с набухшими от слез красными газами.
— Что с тобой? — спросил Симэнь. — Почему до сих пор не причесана? Тебя Старшая зовет. А отчего глаза красные?
— Что-то нездоровится мне, — протянула Пинъэр, умолчав о ругани Цзиньлянь.
— Свашенька Цяо тебе на день рождения подарки прислала, — сказал Симэнь. — Кусок шелку, два жбана южного вина, поднос персиков долголетия, поднос лапши долголетия и четыре блюда яств. И гостинцы для Гуаньгэ: два блюда сладких рисовых пирожков, четыре блюда медового печенья, четыре блюда отборных фруктов, два фонарика с жемчужными бусами и два под абажурами из золотых нитей, два куска ярко-красного атласа казенной выработки, черную атласную шапочку с расшитыми пожеланиями всяческих благ, две пары туфелек для мальчика и шесть пар для девочек. А мы до сих пор ничего им не подарили. Вот Старшая и зовет тебя посоветоваться. Они со свахой, тетушкой Кун, и Цяо Туном прислали. Госпожа У вернулась. Свашенька Цяо, говорит, завтра не сможет прийти. В другой раз пожалует. У нее, говорит, в гостях почтенная госпожа Цяо Пятая, из императорской родни. Как узнала она, что они с нами породнились, очень была довольна. Пятнадцатого тоже собирается нас навестить. Надо будет не забыть и ей приглашение написать.
Выслушала его Пинъэр, встала не спеша и стала одеваться, потом направилась в дальние покои. Юэнян угощала чаем невестку У и сваху Кун. Пинъэр поклонилась им, осмотрела лежавшие в большой комнате подарки. Подарочные коробки возвратили хозяевам, а тетушке Кун и Цяо Туну вручили по два платка и по пять цяней серебром. Им велели передать благодарственное письмо. Слуга был послан вручить приглашения для почтенной госпожи Цяо Пятой.
Да,
Им колокол мил или гул барабана.Брезгливо чураются пса и барана.Тому свидетельством стихи:Едва родился драгоценный сын,А уж готовится его помолвка.О, как высокомерен Симэнь Цин!Ждет горькое раскаянье потомка.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Глава сорок вторая
Богачи забавляются у ворот потешными огнями. Знать, пируя в тереме, любуются фонарямиВспыхнули в ночь новогоднюютысячи ярких огней,Небо с землею сливаютсяв радостном праздничном звоне.Льются напевы свирельные,хор их все громче, полней.В пестрой толпе многокрасочнойпляшут холеные кони.Старость наступит не мешкая,молодость зря не теряй!Да, седина беспощаднаянас пожалеет едва ли.Ярких мгновений праздничныхсчет без конца проверяй,Требуй, чтоб точно и вовремястражи всегда отбивали.
Отпустил Симэнь посыльных от Цяо и направился в покои Юэнян, чтобы посоветоваться с ней, супругой У Старшего и Пинъэр.
— Раз они нашему сыну подарки прислали, то для соблюдения этикета и нам нужно, не откладывая, одарить их дочку Чжанцзе, — говорила Юэнян. — Тем самым мы подтвердим и наше согласие на помолвку.
— Надо будет обратиться к свахе, — посоветовала жена У Старшего. — Так удобнее будет.
— К тетушке Кун? — как бы размышляя вслух, сказала Юэнян. — Кого бы лучше попросить?
— Один гость двум хозяевам сразу не надоедает, — заявил Симэнь. — Попросим старую Фэн.
Было составлено восемь приглашений. Позвали старую Фэн и велели ей с Дайанем отнести их в дом Цяо. На пятнадцатое приглашали сватью Цяо, госпожу Цяо Пятую, жену ученого Шана, жену церемониймейстера Чжу, сватью Цуй, Дуань Старшую и Чжэн Третью. Их просили прибыть на день рождения Пинъэр и полюбоваться фонарями.
Лайсину дали серебра и велели заказать в лавке сладкое: четыре больших подноса пирожных, поднос пирожков с фруктовой начинкой, поднос печенья брачующихся и два подноса сладких новогодних пирожков-розочек.[620] Были куплены свежие фрукты: блюдо слив, блюдо орехов, блюдо «драконовых глаз»,[621] и блюдо плодов личжи[622] а также четыре блюда яств, жареный гусь, жареная курица, голуби и вяленая серебрянка. Припасли красный атласный халат, отделанную золотом шелковую шапочку, два витых как бараньи рога светильника юньнаньской выделки, коробку головных украшений, пару золотых браслетов и четыре золотых кольца с драгоценными камнями. Все это четырнадцатого утром уложили в коробы и с одетыми в темное платье[623] зятем Чэнь Цзинцзи и Бэнь Дичуанем отправили господину Цяо. Тот угостил прибывших вином и закусками, а коробы распорядился наполнить самыми разнообразными гостинцами для Гуаньгэ, но говорить об этом подробно нет надобности.
