Дженни поняла, что провести ночь в комнате сестры и воспользоваться чистотой и уютом этого, переделанного из сарая жилища ей не удастся. Невольно Дженни вспомнила, как она допекала Алису за её музыку, пока, наконец, девочку не убрали из дома, присоединив к нему каменный сарай и отгородив звуконепроницаемой стеной новую комнату Алисы. Кротость Алисы, её вечное огорчение, что страдают нервы сестры, точно шилом кольнули сердце Дженни. Возвращаясь через переднюю, она схватила своё письмо и стала комкать и мять его до тех пор, пока оно не превратилось в жалкий комок. И чем дольше она мяла несчастное письмо, тем больше росло её раздражение. Взяв в своей комнате халат и подушку, мисс Уодсворд-старшая отправилась в зал, решив переночевать здесь на одном из диванов. Проходя мимо комнаты матери, она услышала храп, от чего по её лицу пробежала гримаса презрения.
Войдя в зал, Дженни сбросила с себя нарядное платье и принялась ходить по комнате. Первый раз в жизни у неё была бессонница. Ибо сегодня ей казалось, что её жизнь начинается заново и всё поставлено на эту карту. Отчего так казалось – она не понимала. Случайно взгляд её упал на вазу, в которой Сандра однажды принёс Алисе цветы, сказав, что дарит их ей его душа за музыку.
"За музыку, за музыку", застучало в голове Дженни. И в доме лорда Бенедикта Алису тоже наградили за музыку. Неужели дар Алисы так велик? Почему же она, Дженни, не оценила его по достоинству? Ах, как мешала теперь Дженни её сестра. Только теперь она поняла, какая сила обаяния кроется в Алисе, какая сила характера, цельного и непоколебимого, таится в этом существе. Дженни представляла себе отца и Алису, наслаждающихся аристократическим обществом, общением с умными и талантливыми людьми, в то время как она проведёт эти дни в одиночестве и тоске. Она не сомневалась, что Сандра тоже поедет в деревню, и ревность разжигала её завистливое сердце. Сколько Дженни ни ходила из угла в угол, сон всё так же бежал от неё, как и в начале ночи. Но пойти к себе и прибрать комнату ей и в голову не пришло. Постепенно её мысли сконцентрировались вокруг лорда Бенедикта – центральной, как она полагала, фигуры всех её бедствий. Пойдёт ли она к нему в воскресенье? Скачки начинаются в час дня. Она успела бы вернуться домой, а раз отца не будет, можно нанять экипаж на весь день, и всё устроится просто. Но... о чём говорить? Лгать ему даже в мыслях – Дженни ощущала это всеми нервами – она не сможет. Жаловаться на судьбу, раз отец и Алиса у них в таком почёте, невозможно. Просить помощи, чтобы начать самостоятельную жизнь? Лорд Бенедикт опять скажет, что жизнь земли есть труд и счастье человека в радости любимого труда. А Дженни хочет жить в роскоши, и труд ей несносен.
Чем больше она думала о своём настоящем и будущем, тем яснее видела для себя один-единственный выход: блестяще выйти замуж. Увидев Наль, она поняла, что не была настоящей красавицей. Ни правильностью черт, ни той необычайной гармонией линий тела, ни безукоризненной красотой рук и ног, какие были у Наль, она не отличалась. В ней всё кричало, как и в матери. И много усилий потратила дочь, чтобы избавиться от того налёта вульгарности, который так коробил её в ней.
Снова и снова мысли Дженни возвращались к лорду Бенедикту. Снова и снова охватывали её зависть и бешенство. Наступило утро. Дженни с ужасом увидела своё жёлтое лицо, но решение созрело: к лорду она не пойдёт. И как бы ни хотелось ей пусть только для себя отыскать какой-нибудь возвышенный предлог, она сознавала, что лорд Бенедикт тут же прочтет всю её ложь. Утомлённая и решившая сделать всё, чтобы отравить сестре каждую поездку в этот ненавистный дом и заставить её от него отказаться, Дженни прилегла на диван. И сразу подумала, что здоровье отца шатко, что дом перейдёт к Алисе, ещё несовершеннолетней, и что сумасшедший отец способен выбрать опекуном лорда Бенедикта... Дженни ощутила жгучую ненависть к сестре, видя теперь в ней одной, этой злосчастной дурочке, причину всех своих несчастий.
Дженни кипела весь этот день и вечер в страстях и бунте, а дом лорда Бенедикта сиял огнями. Впервые лорд представлял графа и графиню Т. избранным представителям высшего света на приёме в своём прекрасном особняке. К подъезду прибывали всё новые экипажи с нарядными кавалерами и дамами.
Наль и Алиса давно были предупреждены о грядущем событии, и обе умоляли лорда Бенедикта освободить их от этой пытки. Потешаясь над их застенчивостью, лорд заставил их вместе с Николаем брать уроки танцев, сам обучал тем условностям этикета, с которыми им придется считаться ещё некоторое время.
– Независимость и полная освобождённость должны жить в ваших сердцах. Ничто внешнее не может задавить человека, если сердце его свободно от страха и зависти. Все эти внешние рамки, разные отягощающие обстоятельства – только иллюзии. Пустой, неуверенный человек, не имеющий понятия о том, что он в себе носит, что только сам он творит свой день, – только такой невежественный человек может жаловаться на обстоятельства, стесняться людей и обычаев. Вам следует не только понять, что ничто давить на вас не может, но научиться владеть собой так, чтобы при всех обстоятельствах не терять спокойствия и свободы, уверенности и мира. Тебе, Наль, пора забыть гарем и осознать себя не восточной или западной женщиной, а прежде всего человеком. Смотри на всех одинаково, воспринимай каждого именно тем встречным, которому должна ты нести мир и свет. О страхе забудь. Научись быть среди людей, отдавая дань времени, в котором живёшь, тем не менее заставляй их помнить о вечной красоте.
И ты, крошка Алиса, сиди сегодня за роялем, как воспитанная леди, но выливая море звуков, зови своих слушателей к раскрепощению. Чистота твоей артистичности будет стирать с сердец несносный налёт уныния, зависти и страстей. Забудь и ты навсегда о страхе, особенно о страхе перед игрой и пением. Наоборот, зови в музыке к духовному напряжению, к действию.
Поцеловав обеих дочерей, – шутя он говорил пастору, что отбил у него дочь, – Флорентиец расстался с ними до вечера, сказав, что Дории известно, во что и как их одеть. И вот вечер наступил. Флорентиец сам зашёл за Наль, снова надевшей своё парчовое платье и жемчуг. Стоя рядом с Николаем, она была так прекрасна, что даже отец улыбнулся, объявив её заранее притчей во языцех лондонского сезона. Вбежавшая Алиса, увидев всех троих вместе, всплеснула руками, сказав, что не отказывается от первого впечатления и не знает, кто из мужчин моложе и красивее. Но что Наль сегодня сошла с Олимпа – это уж вне всяких сомнений. Сама Алиса не сознавала своего очарования; в лёгком белом платье, с сияющими синими громадными глазами и золотым ореолом волос она была похожа на музу.
Все вместе сошли вниз, где их ждали пастор, Сандра и лорд Мильдрей, обомлевшие от красоты двух спустившихся к ним пар. Едва успели хозяева войти в зал, как стали появляться гости.
Вечер прошёл для молодых хозяев и Алисы как нельзя удачно. Алиса играла исключительно хорошо, обе юные женщины пожинали лавры; комплименты и приглашения сыпались на них как из рога изобилия. И обе после отъезда гостей бросились на шею своим отцам с возгласом:
– Слава Богу, наконец-то кончилось, – чем насмешили не только отцов, но и оставшихся ночевать Сандру и лорда Мильдрея.
Утомлённые, но счастливые завтрашним отъездом в деревню, все разошлись по своим комнатам.
Глава IV. Важное событие в семье графа Т. На балконе у Наль. Завещание пастора
Прелестное августовское утро, тёплое и солнечное, обрадовало обитателей дома лорда Бенедикта. После раннего завтрака, не мешкая, отправились в имение. Станции мелькали под восторги Наль и Алисы, которых восхищало всё: и поля, где работали крестьяне, и цветущие палисадники, и домики, обвитые плющом и цветущими розами, и стада, и играющие на улице дети. Обе, казалось, позабыли о своих спутниках, только и слышалось: "Смотри, Наль", "Смотри, Алиса".
Наль, впервые познакомившаяся с Англией, удивлялась решительно всему. Действительно, всё было так непохоже на её родину. Ей казалось, что вот сейчас мелькнут силуэты осликов и верблюдов, без которых она не представляла жизни. Алиса тоже бывала за городом очень редко и природу видела только из вагона, так как пасторша её не выносила. Поэтому воспринимала свой отъезд на дачу, как кругосветное путешествие. Почти полтора часа езды в поезде мелькнули, как одна минута. И когда лорд Бенедикт сказал, что на следующей остановке им сходить, она была очень разочарована.
– Как бы тебе хотелось, Алиса, ехать сутками – на поезде или на пароходе? – спросил пастор.
– О да, папа, с вами и со всеми, с кем еду сейчас, очень бы хотелось, хотя на пароходе, наверное, очень страшно.
– Страшного-то ничего нет, – сказала Наль. – Но так противно, что даже одно воспоминание об этом во мне и сейчас вызывает тошноту.
