– Карай, видишь спесивого франта?
Товарищ сделал неопределенный жест, который я принял за согласие и продолжил:
– Это Ефим Терног. Про него тебе необходимо знать: состоятельность, пафосность, провинциальность и полное отсутствие даже не манер, а чувства адекватности. У него перстень Последних, тот, что выдают журналюгам. Твоя задача: добыть его. Как закончишь, жди нас у Старого.
– Хех. Юрий, ты вконец сбрендил? На кой тебе этот бред… – Он бросил взгляд на Дерня. Выругался сквозь зубы и решил зайти с другой стороны. – Как я, по-твоему, это сделаю?
– Придумаешь что-нибудь о необходимости для «блага Агемо и всей Империи». Могу уверить, ты не солжешь, – откликнулся я, выглядывая в окно и нацеливаясь для Пробоя. – Карай, не мне тебя учить разговаривать с людьми.
– Ага, как же… – Пространственник сплюнул перекушенную зубочистку.
Это стало последним, что я увидел, прежде чем шагнуть с Дернем в очередной Пробой.
При выходе меня повело, пришлось ухватиться за ближайший стол. Пробой в движущийся объект, как автомашина, поезд, корабль или в нашем случае – цеппелин, одна из самых сложных и неприятных задач, ибо координаты цели не статичны. Однако я мог гордиться, мы вышли точно в расчетном месте: главная палуба, шикарный банкетный зал – из авиапорта удалось взять прицел, через обширное окно летучего корабля от пола до потолка. В полете на этой смотровой палубе наверняка открываются просто потрясающие виды.
Я поспешил отойти от оконного проема. До земли не меньше полусотни метров, и по моей спине гуляет озноб, а кишки скручивает от страха высоты – спасибо Лорн и Мефи.
Рядом никого, обслуживающий персонал на других палубах и в ближайшие полчаса не должен появиться – цеппелин буксировали к мачте причала для посадки пассажиров. Нам не помешают.
Доктор Лембер многим пожертвовал, чтобы хоть кто-то взялся за расследование. После преступники приложили немало усилий, чтобы уничтожить «Рассветный Бриз». Негоже мне пренебрегать подобной зацепкой, необходимо устроить обыск кают фигурантов. А пока я начал разговор:
– Итак, Дерий, я само внимание.
– Наше задание на тот вечер: похитить инженера Тербия Вронского.
– То есть как? – Я запнулся на середине шага и с нескрываемым скепсисом глянул на Дерня.
– Вот так, Юрик! – Собеседник ухмыльнулся: – Думаешь, почему большая часть моего семейства оказалась на вечере? Нас провели, чтобы мы пасли инженера и взяли его на выходе. Ты не задавался вопросом, откуда у нас не самые распространенные в Агемо пегасы? Для перехвата руха, если он попытается крыльями помахать. Мы подписались еще до прилета «Рассветного Бриза». Работу нам дали Социалисты.
– Кто?
– О Социалистах инфы меньше, нежели о стране Последних, Колыбели или Глазах ночи. Единственное, что удалось нарыть, – тайное общество, сотрудничающее с Ивановыми семействами на протяжении последних двух десятков лет. У них какая-то политическая идеология о равенстве людей и прочих радостях жизни… Понимаю, похоже на Юнион, но в Социалистах серьезные и разумные люди, при деньгах. Сам никогда не интересовался этим фуфлом. Они платили – я работал.
Первая из жилых комнат цеппелина оказалась больше моей квартирки. Обстановка такая, какую ожидаешь увидеть в Императорском дворце. Но все обезличено уборкой и рейсами, произошедшими за неделю. Паршиво – никаких личных вещей. С другой стороны, поиски окажутся беспристрастными, а если я что-то найду, выясню принадлежность каюты постфактум. Без пиетета я принялся переворачивать и осматривать все и вся, вслушиваясь в слова Дерия.
– Признаюсь, Юрик, есть подозрение, что именно Социалисты отвечают за бунт в моем семействе, – пытались замести следы своих делишек. Наше семейство не самое жирное, хата сходняка лишь обшита свинцом и спрятана в прямом смысле на дне! А у заговорщиков имелся кристалл блокировки пространства, чтобы ослабить мои иллюзии. Социалистам это вполне по карману.
– Может ли подобное стать причиной того, что после возрождения ваше семейство поможет в борьбе с ними?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Не могу обещать. Я должен знать наверняка, кто устроил храпок на меня. Но шанс присутствует… – И, чуть подумав, Иван без семейства заметил не без толики признания: – Мне льстит твоя готовность корешиться с блатным. Думал, тебе не в масть подобные мне!
– С чего вдруг? У меня самого под началом пусть небольшая, но банда!
– Банда… Кому ты заливаешь? Они же совсем ручные! Если люди Старого попадутся на том, что пошли на дело, то отхватят до кровавых соплей. Они закона боятся больше, чем обыватели. Вот как ты поступаешь с теми, кто, по-твоему, преступил закон по-настоящему, ты показал сегодня, когда мочил и моих врагов, и моих корешей. Парнишка, как там его?.. А! Иван! Почти тезка! Так он рассказал нам со Старым все! Кроме того, я не забыл кипиш у авиапорта и твою бескомпромиссность.
– Признаю. Я презираю вашего брата. Однако я не равняю всех. Есть исключения.
Я отвлекся, чтобы взглянуть на Дерня. Тот засовывал за пазуху бутылку из бара каюты. К очередной таре он методично прикладывался. Заметив мое внимание, пожал плечами:
– Мне можно. Обезболивающее и для дезинфекции ран. Ты же, Юрик, поясни за жизнь.
– Мой отец – следователь в Свободном городе. Он всегда с уважением относится к одиночным нарушителям закона. Он утверждал, что среди таких наибольший процент тех, кто имеет как минимум: ум – спланировать преступление; силу – совершить злодеяние; свою правду – ради чего совершен поступок. Порой у них, как бы ты выразился, «не западло и поучиться». Те же, кто вступает в группировки и семейства, – лишены всего перечисленного. Силу они отдают авторитетам, взамен пользуясь чужим разумом, о своей правде и речи не идет. Я склонен придерживаться того же мнения. Разве я не сын своего отца?
– Каждая шестерка чей-то отец, брат или сын. У нас немало мазих… то есть баб. Они пытаются хоть как-то прокормить семьи. Большинство из них даже не берет в руки волыны, и я не базарю о мокрухе.
Мне вспомнились комнаты с ранеными. Как над ними хлопотали. Неприятное чувство заворочалось у меня в груди… Сегодня я уже поддавался эмоциям. Не время показывать слабину!
– Вступая в подобные группы, разумные априори признают, что поступают неправильно. Значит, они должны быть готовы к наказанию.
– Тогда повторюсь: почему ты готов сотрудничать со мной?
– Ты лидер. Лидеры по определению одиночки и достойны изучения. Стоит хотя бы понять, как пространственник-недоучка умудрился стать одним из Иванов в Агемо!
– Значит, информированный? – В голосе у него рокотало недовольство, но сдерживаемое, ему было невыгодно конфликтовать. Подумав, Дерий решил и не отмалчиваться: – Тогда ты в курсе, что я чуть не кончил учителя-Последнего во время «Испытания смирением».
Парень-то силен! Я без иронии! «Испытание смирением» – ситуационный экзамен на третьем-четвертом курсе Университета. Преподаватели подстраивают ситуацию, когда перед студентом встает выбор: либо совершить поступок, заведомо ведущий к исключению из Университета, либо потерять нечто ценимое испытуемым не меньше жизни. Официальная цель испытания: дать студенту понять – порой приходится чем-то жертвовать, и научить признавать поражение! Однако все знали, что это неофициальная проверка на верность выбранной профессии.
– Понимаю… Мое испытание прошло на третьем курсе: старшекурсник отобрал фотокарточку с изображением родителей и друзей, а потом у меня на глазах разорвал, подначивая подраться с ним… А я ведь мог победить! К тому времени я три года не был дома и не видел родных, а это оставалось последним напоминанием о них! До сих пор мерзкое чувство от воспоминания! Эх… Если не секрет, что стояло на кону у тебя?
– Моя честь. – Дерий приложился к бутыли и выхлестал зараз чуть ли не половину. Голос его оставался ровнее и холоднее лезвия ножа, лишь с каждым словом разгорались яростью глаза. – Четвертый курс. В начале года один из новых преподавателей начал меня щемить и ездить всем по ушам, мол, я безвольный слабак. Через месяц наездов я при всем курсе вызвал фраера разъяснить его претензии в бою. Он поржал надо мной. Я сорвался. Пошел на абордаж… В ярости чуть не кончил его. Меня скрутили кореша-однокурсники.
