с Аней, что глава об отдыхе, проведенном в Армении, Грузии, Узбекистане, Одессе и Киеве, не вписывается в структуру книги. Однако, отказавшись от представления всего текста, мы решили вспомнить несколько характерных эпизодов и добавить, что «было нами позабыто».
Естественно нами было получено разрешение Союза писателей СССР на совершение всей поездки. Собственно благодаря ей у нас была возможность узнать о существовании острых конфликтов между населявшими эти земли народами: грузинами и абхазцами, армянами и азербайджанцами и многими другими. Все вышеперечисленные народы объединяла нелюбовь к русским (как и в Эстонии, прохожие делали вид, что не знают русского, пока мы не объяснили, что приехали из Польши). Поэтому для нас не было ничего удивительного в том, что после распада СССР с такой силой вспыхнули национальные конфликты…
Перед студией Мартироса Сарьяна; стоят слева: Виктория, хозяин и математик из Вроцлава Бертольд Лысик
Перед отъездом друзья посоветовали нам не пытаться зарезервировать места в гостинице через Интурист, а напрямую посылать телеграммы с сообщением типа: «Забронировать двухместный номер в гостинице на… Сливовские». Телеграммы каждый раз срабатывали. Это было удивительно – в полицейском государстве можно было вести себя как Остап Бендер из хулиганского романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Действовал принцип: раз требуют, значит имеют право. Так что ни с проживанием в гостиницах, ни с каютой на теплоходе из Сухуми никаких проблем не возникло.
В Армении нас повели в студию Мартироса Сарьяна. Мы познакомились со старым художником и не могли оторвать глаз от его полотен, так неразрывно связанных с ландшафтом этой страны, от необычных красок с преобладанием оранжево-желтого до внезапных упрощений. По сей день все они помогают нам взглянуть его глазами на Армению, мучимую веками… В Эчмиадзине мы наблюдали жертвоприношения ягнят и овец вокруг святыни, забрызганной кровью. Именно тогда католикос приехал на съезд глав Армянской церкви.
Гордостью грузин был Ладо Гудиашвили. Мы провели незабываемое время в его студии, любуясь изысканными рисунками и иллюстрациями. Гудиашвили жил долгие годы в Париже, и было видно, что ему душно в советской республике. Придя в гости к одному из писателей, мы с удивлением заметили, что за столом сидят только мужчины, одетые с иголочки, хотя в магазинах пустые прилавки; а хозяйка сидит сбоку и следит за тем, чтобы всего хватало за столом. Дочку послали за коробкой конфет для нас – хорошенькая девочка, стройная, с копной черных волос, на мгновение появляется и исчезает в дальней комнате. На улицах одни мужчины, редко встретишь пожилую женщину, идущую по делам, а если идет молодая, то с сопровождающим или братом… Через несколько дней мы летим самолетом в Сухуми – столицу Абхазии. Снова высылаем телеграмму: «Заказать двухместную каюту на такой-то день на теплоходе Сухуми – Одесса. Сливовские». В соответствующее время отправляемся в порт. Нас ждет комфортабельная каюта. Раскладываем вещи и осматриваемся. На корабле есть бассейн и ресторан. Шезлонги. А еще есть «бортовые пассажиры». Сезонные рабочие, ищущие работу. Серые лица, плохая одежда, разваливающаяся связанная шнурками обувь. Большинство из них мужчины, отслужившие в армии, поэтому у них есть паспорта и они могут уходить из колхозов без разрешения председателя. Между ними суетится девочка-подросток. Решительная, она охотно с нами беседует. «Кем хочешь стать?» – спрашивает ее кто-то. «Дояркой» – отвечает, видимо, искренне. Нам неловко, как будто мы в чем-то виноваты: что у нас есть каюта, что мы привилегированные беззаботные путешественники…
Вспоминается еще одна поездка – из Гагр в Сочи, т. е. летний курорт, который нам показался недружелюбным, переполненным до предела, полным очередей, мужчины в полосатых пижамах – в то время их было обязательно носить в поездах – и в соломенных шляпах – типичном пляжном наряде. Мы возвращались обычным переполненным поездом, идущим до Ростова. Там была странная атмосфера. Один из пассажиров был мрачен и сердит. Губы сжатые. Он перебрасывал из одной руки в другую финку. Ругал Хрущева, всех, кто у власти, его ничего не смущало; слушавшие его были напуганы и отказывались дать ему кружку приготовить чай. Нам было интересно: почему? Когда он на мгновение вышел из купе, мы услышали, что его только выпустили из лагеря, он ездит по России, потому что ему негде остановиться, и хочет заварить себе чифирь, наркотический напиток, приготовляемый из пачки чая и небольшого количества воды, после чего он становился еще более агрессивным, и все его боялись. Через мгновение мы вышли в наших Гаграх: тишина, запах эвкалипта, покой, мы вздохнули с облегчением. Ладно, мы-то вышли, а вот поезд пошел дальше…
Подобных уроков – встреч с такой Россией – было немного.
Вскоре мы прибыли в Одессу. У нас не было больших ожиданий. Мы знали, что старые улицы, такие как Дерибасовская и Молдаванка, изменились со времен Бени Крика, что единственное, что осталось, так это специфический акцент местных торговцев. И знаменитая лестница, увековеченная Эйзенштейном. Но наше изумление вызвало совсем другое. До этого времени новый правитель России, хотя временами и вызывающий чувство смеха, когда, например, он стучал ботинком по столу в ООН, или чувство страха, когда боролся с абстракционистами, был нам в общем-то симпатичен в связи с докладом на XX съезде, решением об освобождении из трудовых лагерей, в связи со строительством квартир, скромных, правда, но освобождавших многих от жизни в страшных коммуналках. В Одессе мы в очередной раз убедились в том, к чему ведет произвол неограниченной власти, способной реализовать любую глупейшую идею, если только она будет воспринята ею как правильная.
Хрущев и его советники уверовали не только в пользу посадки кукурузы, они были убеждены, что все зло таится в приусадебных участках и небольших теплицах, которым их хозяева посвящают свое время; так что достаточно их ликвидировать, признать их владельцев тунеядцами и кровососами, и работа на колхозных полях пойдет полным ходом. Мы ехали, а потом шли по городу, где кругом было полно битого стекла и оставшихся каркасов от теплиц. А ведь именно Одесса снабжала помидорами всю Россию. В тот год они исчезли с рынка…
В доме родителей Семена мы говорили обо всем этом с волнением. Потому что одно дело прочитать статью об «ошибках и неправильных действиях» очередного лидера, а другое – увидеть их собственными глазами. Мы также были удивлены, почему в комнатки на втором этаже можно попасть только по приставной лестнице. Это не было следствием упущения со стороны ленивых хозяев – по закону кубатура дома была сведена к минимуму. Поэтому комнатки на втором этаже, где мы спали, считались чердачным помещением, и таким образом удавалось обойти идиотское распоряжение.
Снова нами был
