отдай мою бабочку, и я уйду.
— Какую еще бабочку? Что за чушь вы несете? Нет, вы точно псих! — Так я возмущалась, пока не увидела, что же он сунул мне в ладонь.
— Откуда вы это взяли? — спросила я, слегка успокоившись. — Папа мне такую подарил в детстве, — добавила я совсем тихо. — Она сделана на заказ — папа заказал две таких, для меня и моего брата Джулиана. Это авторская работа, они существуют всего в двух экземплярах. Я больше таких не встречала… раньше, пока вы не показали мне эту. Значит, ювелир сделал еще несколько…
— Нет, их только две на всем белом свете, — мягко сказал монах.
Я озадаченно молчала. Если золотых бабочек всего две и моя лежит дома, а вторая у Джулиана, то откуда такая бабочка у странного посетителя? Не стряслось ли чего с Джулианом?
— Вы знаете моего брата, Джулиана? — с надеждой спросила я.
— Куда лучше, чем ты думаешь. Пожалуй, можно сказать, что мы с ним очень близкие люди, — с многозначительной усмешкой ответил монах.
— Где он, что с ним? — настойчиво спросила я.
— Да здесь он, в этой больнице, — ответил монах.
Сердце у меня бешено заколотилось, голова пошла кругом.
— Вы шутите, — выдавила я. Мой брат, адвокат высшего класса, переживший трагедию, депрессию, перелом всей жизни, уехавший в Индию много лет назад, чтобы обрести смысл жизни и спасти свою душу, — мой брат вернулся и сейчас здесь, в той же больнице, что и я, под одной со мной крышей! Немыслимое совпадение.
— Где он? — из последних сил спросила я. Этот незнакомец измотал меня своими играми.
— Прямо перед тобой, глупышка. Джулиан вернулся. И теперь он еще лучше, чем прежде, — жизнерадостно ответил молодой монах и даже совершил какое-то танцевальное па.
— Простите, — с чувством сказала я. — Понимаю, вы хотите как лучше, а чутье подсказывает мне, что вы не желаете мне дурного. Но я решительно не понимаю, кто вы и почему здесь. Если вы знаете, где Джулиан, то отчего просто не сказать, как мне его отыскать?
Монах отступил на шаг и воздел руки, сложив их словно в молитве, — я видела, как в Индии местные жители приветствуют друг друга подобным жестом.
Он стоял неподвижно и смотрел на меня в упор. Молча, так что я слышала его дыхание. По щеке его скатилась слезинка. Потом он утер глаза широким рукавом своего шафранового одеяния, глубоко вздохнул и наконец ответил:
— Потому что, милая моя сестричка Кэтрин, я и есть Джулиан.
Он шагул в сторону, свет из палаты упал на его лицо, и я наконец-то разглядела таинственного незнакомца как следует. Сомнений не было — передо мной стоял Джулиан. Правда, внешне он сильно изменился, но я все равно узнала его. Братик, милый мой братик, наконец-то вернулся ко мне из дикой гималайской глуши!
Чудесное путешествие великого Джулиана Мэнтла
Кто хочет достигнуть малого, от того и жертвы требуются маленькие; кто хочет добиться большего, от того и жертвы требуются покрупнее; а кто хочет достигнуть великого, тот должен пойти на великие жертвы.
Джеймс Аллен
Меня захлестнула буря чувств. Сердце мое затопила радость: я столько лет пробыла в разлуке со своим единственным братом, и вот он наконец-то вернулся! Я не могла сдержать слез радости и плакала в три ручья, так, как не плакала, наверное, последние лет десять. Что за чудесная встреча! Мы обнялись, поцеловались, я внимательнее вгляделась в Джулиана и не поверила своим глазам: до того разительно он переменился. Что же за испытания выпали на его долю за эти десять лет, и как он достиг таких перемен?
По моим подсчетам, Джулиану сейчас было к шестидесяти, и, прямо скажем, выглядел он на добрых двадцать лет старше, чем при нашей последней встрече. Старше, но бодрее, свежее, сильнее.
Когда мы виделись с ним последний раз, весь облик его кричал об усталости, душевных муках, работе на износ и пристрастии к спиртному. Тогда Джулиан выглядел неряшливо, одутловато, видно было, как он располнел, опустился.
Он кашлял, как заядлый курильщик, и к тому же страдал одышкой. Ясно было, что он намерен угробить себя как можно скорее. А ныне передо мной стоял совершенно обновленный, иной Джулиан — в расцвете сил и здоровья, поджарый, подтянутый. Лицо его сияло, как у юноши, полного энергии, он весь лучился радостью жизни.
Глаза Джулиана, некогда потухшие, теперь снова сверкали, а взгляд их говорил, что у этого моложавого человека душа мудрого старца и что повидал и перенес он больше, чем мы можем представить. Джулиан источал благородство, доброту и необъятный жизненный опыт.
«Глубочайшее поражение, какое только способен потерпеть человек, коренится в огромной разнице между тем, кем ты мог бы стать, и кем ты в итоге стал», — заметил Эшли Монтегю. Человек, который стоял передо мной, казался одновременно и сильным, и исполненным смирения, и по нему было сразу видно — он полностью реализовал свой потенциал. Не могу объяснить словами, почему я почувствовала это. Просто в тот миг у меня возникло ощущение, что рядом со мной человек, который достиг пика своего величия — на свой лад.
— Знаю, тебе с трудом верится, Кэтрин, но это и правда я, — сказал Джулиан. — Ух, как я рад тебя видеть, сестренка! Ты бы только знала, как я по тебе скучал и как часто тебя вспоминал! — Джулиан снова заключил меня в крепкие объятия и ласково чмокнул в лоб.
— Ты бы хоть позвонил разок или написал нам! — пожурила его я. — Десять лет ни слуху ни духу!
Джулиан молчал, и в глазах его промелькнула тень былой боли. Наконец он сказал:
— Прости, что я так исчез, но после гибели Алли я был совершенно сломлен душевно, и сердце мое было разбито, — объяснил он терпеливо. — Я в жизни не испытывал такой боли. Порой я просыпался и чувствовал себя настолько обессиленным утратой, что не мог даже встать с постели. Я не хотел ни с кем видеться, ни с кем разговаривать, никому не хотел открывать душу и целиком отдался работе. Работа — вот единственное, что заставляло меня забыть о горе.
— Но мы могли бы тебе помочь! — воскликнула я.
— Вряд ли, Кэти. Я был ранен слишком глубоко, и мне надо было уехать. Ты ведь знала тогда про мой инфаркт?
— Да, — сочувственно ответила я.
Джулиан обнял меня за плечи и бережно повел обратно в палату, потому что я уже с трудом держалась на ногах — от усталости и
