оказалось, что поезд едет ― правда, довольно медленно.
Когда состав остановился, между людьми на платформах прошли люди с оружием. Они что-то спрашивали у рабочих, но Карлсон просто дал проверяющему огромную радужную банкноту в пять эре. Где-то он читал, что в этой стране так нужно делать при любой проверке документов. Это сработало, и он заснул снова, воткнув в уши наушники. Во сне он учил чужой язык, и странно звучавшие слова перетекали из коммуникатора прямо в его голову.
Он не жалел, что покинул место посадки. Можно было, конечно, подождать, пока корабль починит себя сам, но было скучно. Корабль сам найдёт его и прилетит, как ручной голубь на свист хозяина. Или без свиста ― он не помнил, как там было в древности с голубями.
Когда поезд добрался до окраины огромного города, все попутчики встали в очередь к узким воротам. Карлсон опять дал вооружённому человеку банкноту в пять эре, но тот помотал головой. Тогда он дал ещё одну ― и это решило дело.
Город был ровно такой, каким Карлсон его себе представлял.
По улицам сновал народ. На углах стояли казаки с шашками в одинаковых круглых шапках с кожаным верхом.
На груди у них светились собранные в батареи белые короткие трубочки, он забыл, как они называются.
Галеты у него кончились, и уже хотелось есть. Вдруг он увидел нечто знакомое: перед большим зданием стояли деревянные человечки. Точно, это было правильное место ― он зашёл туда, и сразу же увидел тефтельки. И тут сгодились новые пять эре, только теперь к нему сбежались несколько девушек.
Видимо, сумма была велика.
Одна из девушек, повела его домой, но когда Карлсон положил руку ей на грудь, ударила его. Девушки тут были странные.
Дома их встретил её брат, красивый парень в казачьей форме.
― Ты кто? ― спросил он хмуро.
― Я гений, миллионер, плейбой и филантроп.
Малыш только похлопал Карлсона по плечу. Он любил шутников.
Так Карлсон начал жить в доме кассирши из магазина с деревянными человечками.
Всё здесь было странным ― каждую субботу по улицам проезжали грузовики с откинутыми бортами и полуголые люди в них показывали народу дрессированных медведей. Каждый дом был увешан белыми тарелками приёмо-передатчиков. Малыш объяснял, что это всё телевидение, но Карлсон не верил ему: телевидение таким не бывает.
Чтобы парень его сестры не ел хлеб даром, Малыш устроил его в корпус казачьей стражи.
Они теперь вместе приходили со службы ― звеня шпорами, которые в Корпусе носили по традиции. Малышу нравилось, что их одинаковые каракулевые шапки-кубанки висят в прихожей рядом.
«Да и сестра под присмотром, ― думал он про себя, ― а она слабенькая и напугана жизнью. Вон, раньше призывали быстро спускать воду из водохранилищ, чтобы спасти людей, а теперь ― наоборот. Тут мне не разобраться, а куда там ей».
Впрочем, Карлсон не нравился ротмистру Чачину. «Все гадости, ― говорил ротмистр, ― начинаются с того, что кто-нибудь говорит, что нельзя больше так скучно жить, давайте сделаем жизнь получше и поинтереснее. По крайней мере, ни один из упырей, о которых я слышал, не отступил от этого ритуала».
Но Малыш считал, что Карлсон оказался славным малым, и они часто распевали на кухне вдвоём:
Командир у нас хреновый,
Несмотря на то, что ― новый.
Ну а нам на это дело наплевать!..
― Малыш, ― сказал ротмистр. ― Малыш, пойми, он ведь враг. Страна истерзана войнами, территория уменьшилась вдвое. Этот летающий парень крылышкует, как птичка, а разгребать-то нам, всё то, что он в кузов пуза уложил и после нам на головы сыпет.
Ротмистр иногда выражался по-народному, то есть очень поэтически.
Спустя пару месяцев Малыш решился рассказать Карлсону правду о телевидении.
Официально всегда говорилось, что телевизионные башни-ретрансляторы служат для оболванивания народа, и только посвящённые знали, что это станции Дальней Баллистической Защиты.
Ни один вражеский самолёт, ни одна ракета со времён Большой войны за воду ещё не долетела до городов страны.
Малыш, впрочем, догадывался, что система эта работает неважно. Делали её давно, и инженеров этих, поди, уже нет в живых, а те, кто выжили, копаются на грядках с грыклей.
Но когда ты молод, думать о чужой пенсии не хочется.
Малыш любил рассказы Карлсона о дальних странах, острых крышах чужих городов, о шведской модели, шведских семьях и шведских стенах.
Сестра уже ходила беременная и предвкушала новую жизнь после свадьбы.
Одно его печалило: Карлсон не мог жить по уставу, всюду опаздывал и на второй день службы взорвал паровой котёл отопления, стоявший в казармах казаков. Он вообще любил что-нибудь взрывать, и оттого пришёлся ко двору в сотне сапёров-пиротехников.
Зато ни один салют не обходился без Карлсона, хотя он норовил использовать не салютные снаряды, а осколочные и фугасные. К тому же он понимал во всём ― в гидроэлектростанциях, водохранилищах, таинственной гибели людей в тайге, в том, отчего люди ещё не были на Луне, а на Марсе уже были, а так же в периоде полураспада и адронном коллайдере.
Как-то он заговорщицки подмигнул своему другу.
― Давай позабавимся, ― сказал Карлсон. Малышу это не очень понравилось, но когда он узнал, что Карлсон заложил термическую бомбу в здание телецентра, и вовсе поплохело.
― Как же так? А баллистическая защита?
― Пустяки. Дело-то житейское. Или ты веришь, что у страны есть враги извне, и её кто-то собирается бомбить?
На следующий день над горизонтом встал огненный шар, а спустя минуту в лица друзьям ударила тёплая тугая волна воздуха.
― Ну ладно, ― сказал Карлсон, ― засиделся я у вас.
Из облака к нему спикировала точка, стремительно увеличиваясь в размерах. Это был отремонтированный шаттл Карлсона.
― Я полетел. Передай сестре, что я обещал вернуться! ― и он исчез в люке.
В этот момент Малыша тронул за локоть ротмистр Чачин.
― Ишь, как оно обернулось. А я ведь предупреждал.
― Я всё исправлю! ― горячо сказал Малыш, ― и ведь всё равно, это не я… Исправлю, точно.
― Ну, ты многое забыл, ― проворчал казачий ротмистр. ― Теперь к нам что-нибудь полетит, и придётся всё это тупо сбивать. Ты забыл, что у нас есть ещё передвижные ЗРК, ну и забыл про Китайскую Империю, ещё ты забыл про экономику… У нас, правда, инфляция, у нас наверняка будет голод, да и земля не родит. А знаешь
