впрочем, говорил, что его убили норвежцы, но это дела не меняло ― норвежцы, русские… Да хоть турки.
Молодому Принцу всё же казалось, что это были азиаты. Да, именно азиаты убили его отца где-то посреди ледяной пустыни с неприятным названием, похожим на имя морской рыбы. Это окрашивало свет с Востока кровью, а не Вечным Знанием. И теперь никто не звал его детским прозвищем. Не просить же об этом дядю Юлиуса. Да и жену просить было бессмысленно: отношения были натянутыми. Красавица с берегов Колхиды, она скучала в столице северной страны. Принц бестолку катал на языке её грузинское имя ― Офелия, Офелия, Офелия…
Два лучших друга ― Филле и Рулле ― отправлены с посланием в Англию, и уже три месяца от них нет вестей.
Оставалось бродить по коридорам дворца в поисках приключений, пока жена хихикала в обществе его младшего брата.
Он вышел на подмостки перед башней. Всё вокруг было пронзительно и душераздирающе. Ветер рвал парики и срывал шляпы с охраны. Пришлось отступить на порог башни. Прислонясь к дверному косяку, он слушал шум грохочущего внизу моря.
Вдруг что-то пролетело мимо него. Что-то большее, чем птица, сделало круг и повисло перед ним.
Призрак-привидение, сотканный из серой пелены, выглядел диковато, но, в общем, симпатично.
Слова пришлельца были похожи на прибой: они то стихали, то били в уши. «Как это отвратительно, ― жужжал в ухо призрак, ― как это чудовищно ― мгновение, и твой дядюшка уже спит с твоей матерью. Неношеные башмаки под кроватью, а твой отец убит.
Принц шевелил онемевшими губами в ответ. Так принято в их семье, так надо, так должно ― младшему сыну достаётся жена старшего, как достаются ему ношеные мантии и заношенная корона их маленького королевства.
Но призрак не унимался, он жужжал и жужжал: «Нет, это только половина правды».
Отец был убит, и убит братом. Голос призрака грохотал уже, рассыпаясь брызгами в голове Принца. Твой отец погиб не в битве, не целились в него норвежские стрелки с крепостных стен, не заносили над ним турки своих кривых сабель, и русский царь не ставил на его тело высокий чёрный ботфорт. Призрак снова снижал голос до шепота: «На самом деле меня, твоего отца убил твой же дядя Юлиус!» Он говорил, что дядя влил отцу в ухо, когда тот заснул на привале, целую фляжку русского хлебного вина, и вот отец скончался в страшных мучениях.
С водкой в ухе и жаждой мести в груди он лежал и требовал отмщения Молодого Принца.
Тем же вечером Принц прокрался в покои отчима. Журчала вода, за бархатной занавеской мылся дядя Юлиус. «Так всегда бывает, ― подумал Принц, с размаху втыкая шпагу в занавесь. ― Как беззащитен любой голый человек с губкой в руке. Ныне и присно…»
Отомстив, он отправился обедать.
За столом царило молчание. Мать думала о том, где найти нового мужа. Жена пыталась достать ногой ногу младшего брата.
Тефтели были неожиданно большими. Первая показалась ему горькой. Следующая тефтелька тоже не пошла впрок. Он скользнул вилкой по золотому блюду, выронил её. Внутри живота разливалось странное жжение. Огненный шар поднимался к горлу.
Лица двоились и троились. Над ним склонилось ухмыляющееся лицо младшего брата.
― Это ты, Малыш? ― выдохнул Принц.
― Да, милый Боссе, это я. Видишь ли, мы с твоей женой так любим друг друга, что не в силах ждать исполнения долгих семейных ритуалов.
Принц слышал всё хуже и хуже, жар сменился холодом, и этот холод накрывал с головой, как зимняя волна Балтийского моря.
И тогда, собрав последние силы, он коротким быстрым движением ударил брата отравленной вилкой в сердце.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
07 августа 2020
Страшная месть Карлсона (2020-08-23)
Шумел, гремел город Москва, со всех сторон тянулись к нему дороги, каждое утро всасывал он в себя вереницы автомобилей и зелёные змеи электрических поездов ― это ехали на работу тыщи людей. Ехали к центру этого страшного города и студенты ― из тех, что разжились жильём подальше и подешевле.
А как только ударял довольно звонкий колокол в церкви Св. Татьяны, то уже спешили толпами на занятие, зажав тетради под мышкой, самые отъявленные из студентов ― философы. Боялся философов даже старик-азербайджанец, продававший орехи у входа, потому что философы всегда любили брать только на пробу и притом целою горстью ― причём без разницы, были ли это любители Сократа и Платона, почитали ли они Сартра и Камю или отдавали долг Бодрийяру с Дерридой. Однажды три приятеля-философа решили поживиться чем-нибудь на халяву. Одного так и прозвали ― Халява, другого ― Зенон (за то, что тот никак не мог сдать античную философию), а третьего ― Малыш (за небольшой рост).
Малыш был нрава меланхолического и на лекциях больше глядел в окно, чем на доску. Халява, наоборот, был весел и постоянно плясал по кабакам, Зенон же учился искренне и прилежно, хоть и был туповат.
Однако ж чувство голода победило, и они отправились по гостям. Эти приглашения в гости были чрезвычайно важны для друзей ― Зенон получал приглашения четыре раза и каждый раз приводил с собой своих друзей. Халява был зван восемь раз. Этот человек, как можно было уже заметить, производил мало шума в поисках еды, но много делал.
Что же касается Малыша, у которого совсем ещё не было знакомых в столице, то ему удалось только однажды позавтракать у одного батюшки, что происходил из родных мест Малыша, и быть званым к своему армейскому сослуживцу. Он привел свою компанию к священнику, у которого они подчистую уничтожили весь его двухмесячный запас, и к боевому другу, который проявил неслыханную щедрость. Но, как говорил Халява, сколько ни съел, всё равно поел только раз.
Малыш был смущён тем, что добыл только полтора обеда ― завтрак у святого отца мог сойти разве что за полуобед ― в благодарность за пиршества, предоставленные Халявой и Зеноном. Он считал, что становится обузой для остальных, в своем юношеском простодушии забывая, что и они не сеют, да и не жнут. Его озабоченный ум деятельно работал, и молодой философ пришел к заключению, что союз трёх молодых, смелых, предприимчивых и решительных людей должен был ставить себе иную цель, кроме прогулок