Когда Женя, наконец, без аппетита дожевала последние пару ложек горячего со своей тарелки, Паша встал и, достав из круглого, подсвеченного голубым, бара бутылку дорогого вина, повернул к ней разгоряченное собственными дурными мыслями лицо и, чуть задыхаясь, хрипло проговорил:
- Идем в гостиную, милая. Вино больше подходит к той комнате.
Женя почувствовала, как резко все то, что она только что съела, попросилось обратно, подкатив к горлу отвратительной, тошнотворной волной, но вздохнула и на негнущихся ногах двинулась следом за Пашей, с каждым шагом ощущая неимоверную тяжесть своего тела.
В гостиной было также сумеречно, как и на улице, создавая совсем ненужную Жене и такую благоприятную для Паши атмосферу, и Павел, конечно, вопреки мечтаниям Жени, включать свет не стал.
Он прошел и, взяв два бокала, сел на диван, похлопав по нему рядом с собой и огненно глядя на Женю:
- Иди сюда, моя девочка. Не нервничай.
Женя тяжело подошла и села примерно в полуметре от него, чем вызвала веселую насмешку, но ей было отнюдь не весело.
Паша медленным взглядом прошелся по ее ногам, скользнул к груди и голым плечам, а следом, вожделенно зависнув на шее, жадно посмотрел на ее губы, протянув ей бокал вина и проговорив:
- Выпей, милая. И пожалуйста, не волнуйся так. Я вижу, как ты напряжена.
Женя нервно усмехнулась и сделала несколько глотков под пристальным взглядом Павла, а он вдруг резво подсел вплотную к ней, и Женя ощутила, как его рука, обняв ее со спины, нежно коснулась ее плеча, поглаживая ее кожу…
Она тяжело выдохнула, убрав бокал на столик и понимая, что, кажется, теперь ей никуда не убежать из этого захвата… А горячее, потное тело под белоснежной рубашкой прижималось к ней сбоку, вызывая тошноту, рука, огромная лапища, гладила ее плечо, заставляя дрожь сильнейшего омерзения охватить ее тело, а круглое, горячо дышащее прямо на нее лицо с этими влажными, жирными губами было всего в нескольких сантиметрах от ее лица…
Бежать, бежать, Женя, что ты наделала??? Ты не сможешь, он противен тебе всей своей сущностью, как ты себе представляешь целую ночь в его объятиях?? Это невозможно, сердце бьется бешено, как раненная птица в клетке, Женя не могла смотреть в его полные животной похоти глаза, а Паша наоборот, желая смотреть на нее, свободной рукой развернул ее лицо к себе за подбородок и, проведя большим пальцем по его нижней губе, тяжело выдохнув от захватившего его нутро огня, прошептал:
- Женя, Женя… Почему я так не нравлюсь тебе? Почему ты так напряглась, будто я самый отвратительный на земле? Скажи мне… - он наклонился к ней, и его губы вдруг коснулись ее щеки в мимолетном, влажном поцелуе. Женя вздрогнула и, поддавшись реакции и инстинкту самосохранения, отстранилась, с ужасом выдохнув… Некуда бежать… Некуда… Все внутри бушует от отвращения, Женя глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, но по ее щеке вдруг покатилась слеза…
- Скажи мне… - он снова аккуратно и нежно поцеловал ее совсем рядом с губами, желанно и с неописуемым восторгом оглядывая ее лицо голубыми, потемневшими глазами. – Чего ты хочешь? Что ты любишь? Что тебе нравится… Я на все готов, моя девочка… Ну? – уже более требовательно и жарко спросил он ей в губы, а Женя лишь в ужасе смотрела на его огромное, круглое лицо, которое было так близко к ней, просто до сумасшедшего ужаса, которое было таким красным и огнедышащим, словно жерло вулкана, и с трудом выдавила:
- Дело не в тебе, Паша… Просто я… люблю другого человека, вот и все. – дрожащим голосом проговорила она, а Паша недовольно вздохнул, чуть нахмурившись:
- А может… я помогу тебе его забыть? Женечка… - протянул он, и его рука скользнула по ее щеке к шее, а губы… губы неистово и жадно поцеловали ее.
Женя не хотела отвечать на поцелуй, ей было душно, плохо, она ощущала лишь тошноту и его настойчивые, влажные губы, его пылающую руку, гладящую ее шею с неописуемым желанием, а вторая рука все теснее прижимала ее к своему разгоряченному телу…
Нет, нет, Боже, пусть это прекратится… Женя неожиданно всхлипнула, вдруг осознав, что плачет, плачет, а Паша, на секунду взглянув на ее мокрое лицо, вдруг зарычал и набросился с новым, нетерпеливым и напористым поцелуем, будто пожирая ее заживо своими губищами, а руки нежно, будто разласканный котяра, мнущий хозяина своими лапами, мяли Женину спину, талию, опускаясь ниже, к пояснице…
Женя судорожно вздохнула, а Паша, переключившись с ее губ на шею, принялся ласкать ее и шептать:
- Женечка… Ты так прекрасна… Я несколько месяцев мечтал об этой минуте… Я схожу по тебе с ума… Ты чертовски хороша…
Женя зажмурилась, умоляя в голове все силы, какие только существовали, чтобы это прекратилось, чтобы случилось какое-нибудь чудо, чтобы что-то произошло, что могло ее спасти из этого омерзительного ада…
Его рука дотронулась до ее бедра, сжав его и пройдя вдоль разреза выше, к началу, Женя вздрогнула, судорожно сжимая зубы, а Павел дышал все тяжелее и просто пылал жаром, как огненная печка или… бронепоезд, который невозможно остановить в тот момент, когда он набирал скорость…
Снова неистовый поцелуй в губы, рука конвульсивно сжала ее бедро, а вторая скользнула по шее ниже, к груди…
Паша открыл глаза, вожделенно уставившись на ее грудь, и торопливо кинулся расстегивать маленькие пуговички, дыша через зубы и слегка подрагивая от напряжения, но его толстые пальцы все не слушались…
Он тяжело выдохнул, бешено стерев пот со лба и процедив в сердцах:
- А… черт…
Женя мельком взглянула в его лицо и… и вдруг, к своему изумлению и невероятному смущению, поняла, что он волнуется. По-настоящему, реально волнуется, аж до дрожи в руках… В его глазах мелькнула злость на себя, а Женя вдруг осознала, что действительно нравится ему… И это чувство не было похоже на желание провести с ней лишь одну ночь… Поддавшись мимолетному приливу жалости, она убрала его руки с себя и сама вытащила блузку из пояса юбки и расстегнула все пуговицы, позволив Паше с невероятным восторгом уставиться на ее кружевное, черное белье, и жалость как рукой сняло – вернулось все то же безнадежное отчаяние и отторжение… Как же ей ужасно не хотелось продолжать, как же она мечтала оказаться дома, в своей кровати!
- Уф… - выдохнул Павел и с новыми силами напал на Женю, пытаясь положить ее на диван и бешено и влажно лаская, лаская ее губами, хватая ее за грудь, наваливаясь на нее всем своим огромным весом…
Воздух, воздух, спасите, спасите, пожалуйста, пусть случится чудо…
Дура ты, Женька, настоящая дура…
И в тот самый момент, когда ей казалось, что надежды нет, в тот самый момент, когда она, с яростью сжимая зубы, смирилась со своей участью…
Раздался громкий и настойчивый стук в дверь.
*** «Минус»
От волнения и бешеной злости Сергей готов был прыгать в собственном автомобильном кресле. Уже почти девять часов, какие, вашу мать, тут могут быть пробки?!?
Он все ехал и ехал от Жениного дома, ненавидя весь этот мир и мечтая схватить какую-нибудь секиру и разрубить чертову материю на клочки! Ну как может все вокруг мешать ему в попытке уберечь Женю от беды??? Женя, Женя… Как она там? Что он делает с ней? Нет, Сережа даже думать не мог о том, что он делает с ней в своей квартире, уединившись в какой-нибудь спаленке…
Нет, нет, он успеет, успеет…
На центральной улице пробка… Авария впереди - шумят водители из встречных машин… Сережа развернулся и помчался в объезд, понимая, что накидывает себе еще двадцать минут сверху к общему времени своей дороги…
А сумерки неумолимо ложились на город, погружая его в темноту и прохладу наступающей ночи… И им совершенно нет дела до двух людей, в яростном порыве умоляющих задержаться, не желающих, чтобы эта темнота так быстро опустилась на город… Сергей ехал и ехал, казалось, целую вечность, прыгая из одной улочки в другую, отражаясь в свете рыжих фонарей темно-синим отблеском и спеша, спеша в тот самый, элитный квартал…
Наконец, он добрался до Пашиного дома. Сереже уже приходилось пару-тройку раз бывать у него в гостях, и он прекрасно знал, где, в каком подъезде и на каком этаже проживал его бывший друг. Заехав на парковку, Сережа, как и в случае с Жениным двором, не стал терять времени на какой-то пресловутый поиск места, а бросил машину на дороге как попало, выскочил из нее и помчался к Пашиному подъезду.
И вот здесь, наконец, ему мелькнула настоящая удача, хоть и маленькая, но все же существенная: в тот миг, когда он судорожно пытался придумать, как войти через домофонную дверь, прекрасно понимая, что звонить в Пашину квартиру бесполезно, поскольку он ни в жизни не откроет, находясь наедине с Женей, в этот самый момент какая-то молодая женщина с мальчуганом лет четырех-пяти направились с площадки именно к тому самому подъезду, куда и мечтал попасть Сергей.
