— Вероятно, он почувствовал исходящее от монстра зло. Может, Пруд вовсе не так невосприимчив к злу, как кажется.
Преодолев небольшой уклон, она стала с Хортоном рядом и сказала задумчиво:
— Ушла красота. Это ужасно. Красота во Вселенной редкость, ни одной ее частицей нельзя пренебречь. Вот почему еще смерть так чудовищна — она убивает красоту…
— Сумерки богов, — произнес Хортон.
— Сумерки?
— Еще одна древняя земная история, — пояснил он, — Монстр, дракон и Плотояд. Все трое погибли. Великий час окончательной расплаты…
Она вздрогнула, несмотря на яркое солнце, пышущее теплом, и предложила:
— Пойдем обратно…
Глава 28
Они сидели у догорающего костра.
— Кто-нибудь из вас, — осведомился Никодимус, — хотел бы позавтракать?
Элейн молча покачала головой. Хортон поднялся на ноги.
— Пора, — сказал он, — Больше нас здесь ничто не удерживает. Но странная штука, разумом я прекрасно все понимаю, а уходить не хочется. И пробыли-то мы здесь всего три дня, а показалось гораздо дольше. Элейн, ты летишь с нами?
— Конечно, — ответила она. — Я думала, ты и сам знаешь.
— Наверное, знаю. Спросил, просто чтоб удостовериться.
— Если никто не против и если для меня найдется место…
— Никто не против, и место найдется. Сколько угодно места.
— Надо еще прихватить Шекспирову книгу, — напомнил Никодимус. — Вот, пожалуй, и все. На обратном пути можно сделать остановку и набить карманы изумрудами. Сознаю, что они, скорее всего, не представят для нас никакой ценности, и все-таки не могу избавиться от привычки относиться к ним как к валюте.
— Есть еще одно дело, — вымолвил Хортон. — Я же обещал Пруду, что возьму часть его с собой. Использую для него самый большой кувшин из тех, что Шекспир подобрал в городе…
Элейн, не повышая голоса, сказала:
— А вот и слизняки. Мы про них совершенно забыли…
— О них нетрудно забыть, — заметил Хортон, — Снуют туда— сюда, а остаются какими-то ненастоящими. И не держатся в памяти, словно нарочно стараются, чтоб их не запомнили.
— Если б у нас было время, — вздохнула Элейн, — выяснить, кто они такие. Это не простое совпадение, что они объявились здесь именно сегодня, не раньше и не позже. И они сказали Плотояду спасибо, по крайней мере это выглядело как благодарность. Меня не покидает чувство, что они играют во всем этом хитросплетении куда большую роль, чем кажется.
Слизняк, что держался впереди, отрастил щупальце и принялся усердно махать, привлекая внимание людей.
— Похоже, — предположила Элейн, — они только что обнаружили, что туннель закрыт.
— Они приглашают нас последовать за ними, — догадался Никодимус.
— Вероятно, хотят показать нам, что туннель закрыт, — высказался Хортон. — Будто мы сами не знаем.
— Все равно, — произнесла Элейн, — пожалуй, стоит отправиться с ними и выяснить, что им от нас надо.
— Если удастся, — заявил Никодимус, — Средства общения, мягко говоря, несовершенны.
Хортон пошел первым, Элейн и Никодимус следовали за ним по пятам. Слизняки юркнули за поворот, закрывающий вид на туннель со стороны домика. Хортон поспешил за ними, обогнул поворот и замер как вкопанный.
Жерло туннеля больше не было зеркально-черным. Оно светилось молочной белизной.
— Бедный Плотояд, — произнес Никодимус за плечом Хортона, — Будь он только здесь…
— Но слизняки-то! — воскликнула Элейн, — Слизняки!..
— Может ли быть, что они и есть хозяева туннелей? — задал вопрос Хортон.
— Не обязательно, — ответил Никодимус, — Может, смотрители туннелей. Охранники, сторожа. Но не создатели. Это вовсе не обязательно.
Три слизняка весело прыгали по тропинке. Не останавливаясь, допрыгали до жерла туннеля, скакнули в него и исчезли.
— Контрольную панель заменили, — подметил Никодимус. — Наверное, слизняки, больше некому. Но как они догадались, что назревают события, которые позволят открыть туннель? Кто-то как-то должен был догадаться, что монстр вот-вот вылупится и что блокаду планеты можно будет снять…
— А ведь это заслуга Плотояда, — сказал Хортон. — Он докучал нам, дышал нам в спину, то и дело понукал нас, чтобы мы попытались открыть туннель. А в конечном счете именно он и открыл туннель, обеспечил слизнякам такую возможность. Только ему самому уже все равно. Хотя не надо жалеть его. Он добился того, о чем мечтал. Исполнил свое предназначение, а этим могут похвалиться не многие. Его поход за славой завершен, он великий народный герой.
— Но он же мертв! — недоуменно возразил Никодимус.
— Сначала, — сказал Хортон, припомнив свой разговор с Шекспиром, — сначала скажи мне, что такое смерть.
— Это конец, — объявил Никодимус, — Это как если выключат ток.
— Не уверен, — отозвался Хортон. — Раньше я согласился бы с тобой, а теперь уже не уверен…
Элейн вдруг заговорила тоном маленькой обиженной девочки:
— Картер! Картер, выслушай меня, пожалуйста… — Он повернулся к ней, — Я не могу лететь с тобой. Все изменилось. Теперь все по-другому…
— Но ты сказала…
— Знаю, что сказала, но это было, когда туннель был закрыт, когда не было даже надежды, что он откроется. Я хотела бы улететь с тобой. Я хотела бы этого больше всего на свете. Но теперь…
— Теперь туннель открылся.
— Дело не только в этом. Не только в том, что у меня есть работа и теперь я могу ее продолжать. Главное — слизняки. Теперь я знаю, кто мне нужен. Я обязана разыскать слизняков. Разыскать и как-то с ними поговорить. Они могут рассказать то, что нам непременно надо узнать. Чтобы не тыкаться по туннелям вслепую в попытках выведать их секрет. Теперь понятно, кто может рассказать нам о туннелях все, что необходимо…
— Если ты сумеешь разыскать слизняков. Если догадаешься, как с ними разговаривать. Если они пожелают разговаривать с тобой.
— Все равно я должна попробовать, — заявила она. — Я буду писать послания, оставлять записки у каждого туннеля в надежде, что их увидят другие, поисковики. Если я потерплю неудачу, найдутся другие, кто разберется с моих слов, кого искать, и продолжит охоту.
— Картер, — вмешался Никодимус, — вы сами понимаете, это ее долг. Как бы нам ни хотелось, чтоб она была с нами, следует признать за ней…
— Да, конечно, — перебил Хортон.
— Мне ясно, что ты не захочешь и не сможешь, но не могу не спросить. Если бы ты согласился отправиться со мной…
— Сама понимаешь, что не могу.
— Понимаю, что не можешь.
— Вот все и распалось, — вымолвил Хортон, — И мы не в силах ничего изменить. Наши обязательства — я имею в виду нас обоих — слишком глубоки и серьезны. Встретились и разошлись, и каждый пошел своим путем. Словно и не встречались…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
