Летописи Семи Городов хранят рассказ о Последней войне и об Исходе кланов. О том, как медленно ползло к Твердыне воинство Валинора, высадившееся в гавани Эгларест, что подле устья реки Нэннинг, как отчаянно удерживали его на каждой переправе защитники Твердыни, и о том, как в течение долгих месяцев не удавалось войску Бессмертных преодолеть Сирион. О том, как горели леса Бретил, давшие приют черным отрядам, что с боями отступали под натиском Бессмертных. О жестокой битве у западных отрогов Дортонионских гор. О тех, что стали щитом своим народам, покидавшим обреченную землю Севера.
Но некому было рассказать о последней ночи Аст Ахэ, о последнем бое, который приняла Твердыня Севера.
…Сменялись часовые на башнях у Врат и уходили в ночь отряды стражей — как всегда, долгие дни и недели — каждый день, каждую ночь. Только в эту ночь в Твердыне почти никто не спал: слишком мало их оставалось, воинов Меча и Знания, Слова и Свершения. Последние защитники Аст Ахэ.
В Высоком Зале пел менестрель Айолло эр'Лхор, седой юноша со странными глазами цвета сон-травы. Он пел, глядя в огонь, и в сумерках его глаз плясали алые отблески. Не о войне и смерти — он пел о цветущих яблоневых садах, о птицах, возвращающихся домой, о любви и верности, и о тех, что ждут. Его слышали все в замке, и никто уже не мог удивляться этому: просто — было так. Он пел, и вторили его девятиструнной къеллинн тростниковая свирель Алтарэна и нежный негромкий голос Ити: все четверо майяр-Отступников были сегодня здесь. А когда умолк менестрель, Алтарэн тихо сказал:
— Высокий… мы хотим быть вместе. Прошу тебя — соедини нас. Пусть это будет сегодня. Пусть это сделаешь ты.
…когда у него кончились стрелы, Алтарэн еще пытался драться кинжалом; но майяр задавили его щитами, повалили и обезоружили…
Склонив голову, юная Ити тихо подошла и встала рядом с Алтарэном. Поднялся и Вала; одно неуловимое движение — и невесомое кружево белых цветов легло на их волосы.
— Перед Артой и звездами Эа, — глуховато заговорил Вала; маленькая рука Ити легла в ладонь Алтарэна, — вы — супруги, идущие одним путем…
…Ити слетела по боковой лестнице, оказавшись позади строя людей: захлебываясь беззвучным криком, безоружная, она била их маленькими кулачками — один из воинов сгреб ее, швырнул к стене — от страшного удара свет померк в ее глазах…
Не будет свадебного пира в эту ночь: пуст Высокий Зал. Не будет золотого свадебного вина: в обсидиановой чаше, окованной черненым серебром, — густая и темная терновая влага, вино печали. Только — когда раскрыл ладони Айо, медленный дождь прозрачно-белых лепестков осыпал Ити и Алтарэна.
…это был сон, бесконечный чудовищный сон без пробуждения, и Айо замер, а стальная лавина катилась вперед — вокруг него, через него, сквозь него, и он уже не ощутил рук, сжавших его запястья, не понял, кто и куда уводит его…
— …крыла одной птицы, две ветви одного ствола…
Завороженный печальным этим и светлым мгновением, смотрел на них Золотоокий, повторяя одними губами: айэрээ-ни тэл-айа, ай'алей тэ'алда..
…он раскинул руки крестом, пытаясь собой удержать наступающих, — но волна ненависти ударила его в грудь, опрокинула навзничь…
Глаза в глаза: пальцы сплелись решеткой на чаше, терпкий вкус вина на губах:
— …отныне и навеки.
Сменялись стражи на башнях у Врат, и пела Айрэнэ — Айрэ, дочь Твердыни, солнечный лучик Аст Ахэ, и вторили ей струны маленькой арфы — таийаль. Она смотрела в небо, моля о том, чтобы ночь эта не кончалась никогда: на рассвете, сказал отец, ей надо уйти. Она встречала рассвет — последний рассвет Аст Ахэ.
А небо начинало светлеть, хотя еще ясными были звезды, еще скрадывали цвета и очертания предутренние сумерки; и в этот час последние защитники Твердыни собрались в Высоком Зале. Каждый знал — уже давно, несколько дней, — что будет делать. Не было слов и не было клятв: молча каждый касался губами клинка, молча склонял голову перед Тано и своими соратниками — но казалось, что снова, как на последнем Совете, неслышное эхо подхватывает, уносит под своды слова тех, кто еще остался в живых:
Я, Хоннар эр'Лхор, воин Свершения…
Я, Льот ан'Эйр, воин Меча…
Я, Ульв, воин Меча…
Я, Къоро тарн-Линнх, воин Свершения…
Я, Дарн Кийт-ир, воин Слова…
Я, Торр иро-Бъорг, мастер Меча…
Я, Айтии, сын Твердыни, целитель…
Только теперь они уже не прибавляют к своим именам имена кланов. Они, последние защитники Аст Ахэ, называют себя сыновьями Твердыни — Аст-иринэй.
И Айолло из рода Волка, седой юноша с глазами цвета сумерек, медленно опустил лютню на алые угли — словно тело друга на погребальный костер; и взял меч.
Когда-то в поединке пред ликом богов вожди северных кланов решали споры. Теперь их потомки сами шли в бой с воинством богов.
И тот, кто был душой и сердцем Твердыни, взял в руки лютню-льолль и запел — впервые за столетия: сейчас уже некому было видеть его обожженные тонкие пальцы и кровь на стальных струнах. Он был — Песнью замка, и все они — воины Меча и Знания, Слова и Свершения — слились в этой песне. Они не чувствовали времени, не чувствовали боли; и замок пел.
Их оставалось не более пяти сотен. За воротами выстроили стену щитов; во втором ряду стояли лучники.
Их было слишком мало.
Они просто — ждали.
Изначальный опустил лютню на черный камень и замер в неподвижности посреди Высокого Зала — один.
А замок пел.
Авангардом нападающих были — майяр. Они тоже слышали Песнь — но для них в ней было их собственное отражение: ненависть и страх. Каждый из них знал, что оплот Врага должно уничтожить. Каждый из них думал, что вернется победителем в Валинор, даже если будет убит. И каждый из них был обманут — потому что, взглянув в глаза своей смерти, они уже никогда не смогли забыть, что это — смерть. Никто из них не смог больше ступить на берега Сирых Земель, потому что для Арты все они были мертвы.
Замок пел.
Обреченные, воины Аст Ахэ могли сделать только одно: до последнего мига защищать сердце Твердыни. Того, кто был сейчас с каждым из них — каждым из них. Того, чья песнь хранила их от боли предсмертия. А воины Валинора не могли понять, почему никто из умирающих не кричит, почему они падают в молчании и умирают без стона, — но в Высоком Зале метался меж стен страшный, нечеловеческий, неумолкающий крик — а потом Бессмертный, тысячи раз умиравший за эти бесконечные месяцы, уже без голоса шептал имена уходящих…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
