Сказал Каэрдин, улыбнувшись беззубым ртом нищего:
– Приятно это слышать. Но еще более приятно мне видеть тебя, освобожденную от проклятья, которое заставляло твое сердце поглощать, ничего не отдавая взамен.
Сказала королева, недобро посмотрев на нищего:
– Ты говоришь так, будто бы встречал меня прежде. Но не станешь же ты по-прежнему утверждать, что?…
Сказал нищий:
– Я – Каэрдин.
Сказала королева, нахмурив брови:
– Не смей говорить так, ибо иначе я велю выпороть тебя!
Сказал нищий:
– Однако это так.
Сказала королева:
– Если это так, то зачем ты явился ко мне в подобном мерзком обличье? Ты хотел напугать меня? Я не понимаю тебя. Измени этот облик.
Сказал нищий:
– Я не могу сделать этого.
И он рассказал ей, что произошло с ним после того, как он вошел в Дверь-в-Ничто.
Но сказала королева:
– Ложь.
Сказал нищий:
– Правда.
Сказала королева:
– Ложь, одна ложь и ничего, кроме лжи! Никогда Каэрдин не сделал бы того, о чем ты говоришь. Или же ты скажешь, что он не знал, в каком виде выпустит его Ничто обратно в мир?
Сказал нищий:
– Не знал. Но даже если бы и знал – это не изменило бы его решения.
Сказала королева:
– Вот теперь я точно знаю, что ты лжешь. Ибо хотя я и не помню точно самого лица Каэрдина, но помню его гордые слова и его стройный облик, и его могущество, которое отбросило мою власть с улыбкой, словно взрослый, с теплотой и терпеливой любовью поглядывающий на ребенка, который пытается одолеть его. О, сколь велика была его гордость! Его – единственного из всех – я готова была признать своим господином и безраздельно принадлежать ему и телом и душой… Но заклятье, бывшее на мне, сковало мои уста и вложило в них совсем другие слова, хотя ничего более я не желала, кроме того, чтобы вырваться из оболочки, в которую я была заключена и припасть к груди того, кому отдала свое сердце.
Сказал нищий:
– Зная, что в твоем сердце может таиться что-нибудь иное, нежели то, что виделось всем на его поверхности, я, однако, не смел и надеяться на что-либо из того, о чем узнаю сейчас. Иначе никогда бы я не отпустил тебя от себя. Однако следует сказать, что я победил твое заклятие не посредством другого заклятия, но посредством иной магии, превосходящей все заклятья и все действия Сил и Стихий. Ибо еще прежде, чем твоя Сила коснулась меня, я уже любил тебя, и поэтому то, что коснулось, не смогло завладеть моей душой – ведь она уже и без того была твоею. Также как и ты тогда, сейчас я не желаю ничего более того, чтобы вырваться из оболочки, в которую заключен, и обнять тебя, ведь тебе одной навеки отданы моя душа и мое сердце.
Заплакала королева, а затем, смахнув слезы, с ненавистью взглянула на нищего и сказала:
– Не смей ничего больше говорить о нем! Ты где-то наслушался легенд о Повелителе Затмений и пришел во дворец, чтобы тревожить меня и глумиться надо мною, а ведь я доверчива и легковерна. Только лишь самый жестокий и жадный человек мог бы так издеваться надо мной!
Сказал нищий:
– Почему ты даже и на мгновение не хочешь поверить мне?
Сказала королева:
– Потому что я помню Каэрдина, а ты знаешь о нем лишь из легенд и преданий. Я знаю, сколь он был горд. Никогда бы он не согласился стать кем-нибудь вроде тебя. Также мне точно известно, что он никогда не любил меня, хотя и относился ко мне с учтивостью. Впрочем, с подобной же учтивостью он относился ко всем, с кем встречался, даже к врагам, ибо дух его был благороден. Но он предпочел бы скорее погибнуть, чем существовать в подобном обличье.
Сказал нищий, слегка улыбнувшись:
– Я вижу, что ты ошибаешься, полагая, что знала Каэрдина достаточно хорошо. Неужели ты думаешь, что гордость моя такова, что меня можно унизить, облачив в подобную плотскую одежду? Ведь подлинная гордость – это не то, что определяется одеждой. Также ты ошибаешься, полагая, что из-за гордости я не смог бы распроститься ни со своим прежним обликом, ни со своей Силой. Ведь подлинная гордость не есть что-то, что определяется Силой, но это сущность самого духа.
Сказала королева, усмехнувшись:
– Тогда ответь мне, какая же гордость могла сохраниться в этом мерзком человечишке?
Сказал Каэрдин:
– Я знаю ее.
Сказала королева:
– Замолчи!
Сказал он:
– Госпожа, Каэрдин – не тот, кто живет в твоих мечтах, но тот, кто сейчас стоит рядом с тобой. Прежде на твоих глазах была повязка; сейчас повязка снята, но ты боишься открыть глаза и прозреть. Подойди ко мне, дай мне свою руку, открой свое сердце. Не рухнут ли в этот миг все преграды, разъединяющие нас, не обретем ли мы в этот миг власть, перед которой делается ничтожной любая власть и любая магия, не родиться ли от касания наших рук и наших сердец сила, что превыше судьбы и самих богов?
Тогда королева приказала стражам схватить нищего и бросить его в темницу, а на следующий день казнить, ибо ее сильно разозлили его наглость и, как она полагала, самозванство. Но на следующий день к ней пришли многие просители от баронов и герцогов, также заключенных в темницу, и умолили отпустить этих людей, и тогда она, смилостивившись, приказала отпустить всех, ибо по характеру своему была незлобива и не мстительна. И вот, герцоги и бароны вышли из темницы и с великой радостью пали в объятия своих ближних, а стражи схватили Каэрдина и выбросили его прочь из города…
…Произнеся это, архивариус надолго замолчал. Гильперик же, выждав некоторое время, спросил его:
– Что сталось с ними дальше?
Сказал Марк:
– Ничего, о чем стоило бы рассказывать.
Сказал Гильперик:
– Но все же я хотел бы узнать и конец этой истории.
Сказал Марк:
– Ну что ж… Прошли года, а потом десятилетия. Королева Синего Тумана, сохраняя верность, ждала своего единственного. Так к ней пришла старость и она умерла незамужней. Что до Каэрдина, то он некоторое время бродил по городам той страны, изучая язык, на котором поначалу говорил не слишком хорошо, а затем в одном городе стал помогать смотрителю архивов, а когда тот умер – занял его место. Так закончилась эта история: без трагического и без счастливого финала, также просто и тихо, как заканчиваются сотни подобных историй, мимо которых мы проходим ежедневно, не замечая их, историй столь же простых и столь же бессмысленных, как и рассказанная мною.
Сказал Гильперик:
– В самом деле, не слишком хороша эта история и лишена смысла, морали и сколько-нибудь значимого философского наполнения. Однако мне вспоминается другая история, о которой я раньше не знал, к чему она относится и какой в ней смысл, но, услышав твою историю, я понял к чему она относиться и какой в ней смысл, ибо история, которую знаю я, является продолжением твоего рассказа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
