В конце 1727 г. Цеван Рабдан умер.
Правление Галдан Церена (1727-1745)
Цеван Рабдан оставил в качестве наследника своего сына Галдан Церена. Новый джунгарский правитель продемонстрировал с самого начала достаточно враждебные чувства по отношению к Китаю, что побудило императора Юнь-Чена возобновить войну (1731). Из Баркуля китайская армия двинулась на Урумчи и рассеяла скопившихся там врагов, однако не смогла там закрепиться. [1425]
Несколько севернее, другое войско продвинулось вплоть до Кобдо и даже дальше, в самое сердце страны джунгаров, [1426] однако два месяца спустя оно было разбито и почти полностью уничтожено. Император Юнь Чень, обескураженный, оставил не только Кобдо, но и Турфан.
Галдан Церен пытался использовать крах Китайцев, отправив своего дядю Церен Дондуба для овладения территорией Халхи. Из освобожденного Кобдо, Церен Дондуб продвинулся вплоть до Керулена, [1427] однако Халха ожесточённо сопротивлялась, как говорится в Тонг хуа лу, укрепив переправы на реках Байдарик, Туин и Онгкин, и Джунга-ры не могли пройти сквозь них (конец 1731 г.). Весной 1732 г., Джун-гары, выйдя из Урумчи для того, чтобы выбить из Ха-ми имперский гарнизон, не сумели достичь большего. К концу лета небольшое джун-гарское войско, которое совершило набег на территорию Халхи, было застигнуто врасплох и частично уничтожено одним из халхисских принцев недалеко от Каракорума. [1428]
В свою очередь, Имперские силы перешли в наступление. В 1733-1734 гг. они овладели Уляссутаем, на равнине Хангая, и продвинулись вплоть до Чёрного Иртыша. Кобдо также был вновь захвачен. [1429]
Несмотря на свои успехи, которые продолжались, однако, чувствуя, что оккупация Уляссутая и Кобдо, вероятно временная, император Юань Чень предложил Галдан Церену в 1735 г. заключить соглашение, которое оставляло Китаю территорию на восток от горного массива Хангай (страна Халха), а Джунгарам территорию на запад и юго-запад от этой горной цепи (Джунгария и Кашгария). Подразумеваемое перемирие основывалось на этой базе, перемирие, которое, после смерти Юань Чена (умер в 1735 г.) было утверждено в 1740 г. его сыном и наследником Цин Ло. Мир продержался вплоть до смерти джунгарского хана Галдан Церена (конец 1745 г.). [1430]
Даваджи и Амурсана. Присоединение Джунгарии к Маньчжурской Империи
Смерть Галдан Церена повлекла за собой период смут в джунгарской империи. Его сын Цеван Дорджи Намгиал (1745-1750), распутный и жестокий молодой человек, был ослеплен и заключен под стражу в Аксу своими вельможами. Новый хан, лама Дорджа (1750-1753) не захотел подчиниться. Племена Дорбот, Хошот и Хоит, зависевшие в течение века от хонтайджи Чоросов, угрожали освободиться, и это было разложением единства и распадом самого джунгарского Государства. Наконец, энергичный правитель, Даваджи или Таваджи, внук Цзерен Дондуба, и сподвижник хоитского принца Амурсаны, зятя Галдан Церена, двинулся на Кульд-жу и приговорил Дорджа к смерти (1753). [1431]
Даваджи, провозглашенный ханом (1753-1755), вступил в борьбу против своего старого сподвижника Амурсаны, который, расположившись на Или, продолжал оставаться независимым принцем. Даваджи нанес ему поражение и преследовал его.
Амурсана с многочисленными хоитскими, дорботскими и хошотскими лидерами бежал на китайскую территорию, где он сдался императору Цянь Луню (1754). Цянь Лун его принял в торжественной обстановке в Жехоле, взял его под опеку и весной 1755 г. вернул его в Джунгарию вместе с китайской армией под командованием маньчжурского маршала Пан-ти. Пан-ти без боя вошел в Кульджу, откуда Даваджи вынужден был уйти. Даваджи вскоре был обнаружен недалеко от Аксу и выдан Китайцам, которые отправили его в Пекин, где император Цянь Лун обращался с ним гуманно. Он умер в 1759 г. естественной смертью. [1432]
Между тем, маршал Пан-ти, расположившись в Кульдже в качестве главного наместника, поспешил объявить о распаде единства джунгарского народа и назначил различных ханов для каждого из племён Чорос, Дорбот, Хошот и Хоит. Амурсана, который надеялся, по меньшей мере, на часть наследства Даваджи, проявил горькое разочарование. Пан-ти, чтобы обуздать его недовольство, заставил его уехать в Пекин. Амурсана сбежал по дороге, вернулся в Кульджу и организовал восстание против китайского господства над джунгарским народом. Пан-ти, который неблагоразумно уменьшил эффективность своих войск, оказался в окружении без всякой надежды на освобождение, и покончил с собой (конец лета и осень 1755 г.). [1433]
Энергичный маньчжурский маршал Чао Хуэй, восстановил положение. Осажденный в Урумчи в течение зимы 1756 г., он находился там до прихода подкрепления из Баркуля. Весной 1757 г. он прошел вплоть до Имиля, на равнине Тарбагатая, в то время как другие китайские колонны двигались для повторной оккупации Кульджи. Амурсана, загнанный со всех сторон, бежал в Сибирь, к Русским (лето 1757 г.). [1434]
Это было концом джунгарской независимости. Джунгария Lato sensu – округ Кобдо, Тарбагатай, провинция Или и Кульджа – была непосредственно присоединена к китайской империи. Даже население было заменено. Джунгарский народ, в особенности рода Чорос и Хоит (Дорботы менее пострадали) был почти полностью истреблен. Китайцы заселили страну переселенцами, прибывшими ото всюду: Киргиз-Казахи, Таранчи или мусульмане, прибывшие из Кашгарии, Дунгане или мусульмане, прибывшие из Кан-су, Чахары и Халха, Уряцгхайцы или Сойоты, тувинского происхождения, а также маньчжурские иммигранты, Сибо или Солоны. В 1771 г. прибыли другие переселенцы, Торгуты, которые, при хане Убача, как мы видели, покинули нижнюю Волгу, чтобы вернуться в родную страну, на берега Или. Император Цянь Лун принял Убача в Пекине, устроил ему торжественный приём, полностью снабдил этих переселенцев всем необходимым и разместил их на юге и востоке от Кульджи, в долине Юлдуза и верхнего течения Урунгу, [1435] где они способствовали заполнению пустошей, образовавшихся в результате уничтожения их братьев Чоросов и Хоитов (1771).
Неудачная судьба западных Монголов
Уничтожение Джунгарского государства завершило историю Монголов. Если мы будем придерживаться узкого значения слова, оставив в стороне древние народы, вероятно или действительно относящихся к Монгольской расе, как Жуан-жуаны и Кидане, история собственно Монголов начинается с конца XII в. с Чингиз-хана. Монголы, непосредственно прикоснувшиеся к его славе, будучи двадцать лет рядом с Чингиз-ханом, после его избрания императором для объединения мира степей, нарушивших целостность Китая и Ирана (1206-27). По прошествии ещё пятидесяти лет, оставшиеся части Ирана и Китая были завоёваны, и монгольская империя превратилась – исключая Индию, отгородившуюся горными хребтами, – в империю азиатского континента. Это господство разрушилось, однако почти также быстро, как и создавалось. В 1360 г. Монголы потеряли Китай и Иран, практически также и Трансоксиану. Им удалось сохранить в Азии лишь Монголию и Моголистан. Это последнее название обозначает северную часть китайского Туркестана.
Однако, завоевания и Чингизханидская империя включают в себя лишь восточных Монголов, т.е. проживавших в районах Онона, Керулена и Орхона. Западные же Монголы, то есть Ойраты или Калмыки, ассоциированные в эпоху чингизханидов в качестве примкнувших, играли второстепенную роль.
Между тем, последовавшее несоизмеримое унижение, беспрецедентная потеря лица, которое выразилось для потомства Чингиз-хана изгнанием из Китая, вынудило западных Монголов выхватить из слабеющих рук восточных племён империю степей, и, как Чингиз-хан, возобновить завоевание Китая. Отметим, что они не достигли полного успеха, потому что, хотя в 1449 г. они и пленили императора Китая, но так как они не смогли захватить Пекин, это оказалось успехом без будущего, и менее чем через полвека, эта первая ойратская империя была разрушена достаточно курьёзно возрожденными чингизханидами из восточной Монголии во главе с Дайан-ханом и его внуком Ал-тан-ханом. Возрождение, по тому времени, достаточно впечатляющее. Китайцы даже подумали, что времена Чингиз-хана вернулись. Однако, Дайан не был Потрясателем Мира, А Алтан не был Хубилаем. Амплитуда этого чингизханидского возрождения не пересекала границ Кобдо на северо-западе, Великой Стены – на юго-востоке. Затем этот последний толчок стал склоняться к духовному спаду, направленному на всеобщий переход Монголов в буддизм Желтой Тибетской Церкви, и монгольское пробуждение забылось сном в шепоте ламаистских молитв. Маньчжурский Китай не имел никакой сложности с покорением этих воинов, замаринованных в набожности.
