Речь шла о чрезвычайных поставках нефти американским военно-морским базам по всему миру. «Я знаю… кое-что, никогда не ставшее известным общественности. Я знаю, что [саудовское] правительство оказалось бы в высшей степени в затруднительном положении, если бы произошла утечка информации, потому что мы обходили эмбарго, осуществляя поставки горючего военно-морскому флоту США в тех же объемах, что и раньше. Мы получали четкие инструкции. Они давались устно, но они приходили»[322].
Частичное ослабление эмбарго показало, что Фейсал не собирался менять союзников в холодной войне, особенно если она грозила перейти в «горячую». Даже если он понимал, что угроза военного столкновения между двумя сверхдержавами была блефом, он демонстрировал, что знает правила игры: за поддержку Израиля США и Запад в целом платили политическую и экономическую цену, но король не ослаблял военный потенциал США в противостоянии с безбожным Советским Союзом.
Тем временем представители нефтяного бизнеса все активнее включались в кампанию давления на американскую администрацию, пытаясь изменить чисто произраильский курс Вашингтона на Ближнем Востоке. В этом смысле показательна статья президента ТАПЛАЙН Билла Чандлера под заголовком «Израиль — 51-й штат». Чандлер выдвинул бредовую идею сделать Израиль… штатом в составе США! «Это стоило бы нам гораздо дешевле, никто бы не решился атаковать 51-й штат, — писал он. — Конечно, израильтяне отвергли бы это предложение, потому что они хотят получать деньги. В качестве американского штата они не получили бы ничего. Они стояли бы в одной очереди с Детройтом и Лос-Анджелесом и просили бы денег на общих основаниях. Из расчета помощи на душу населения мы обращаемся с ними лучше, чем с нашими собственными гражданами».
«Эта статья вызвала много шума, но это была хорошо написанная статья, и в ней было — черт возьми! — много правды, — говорил Джангерз. — Израильские и американские газеты тут же обрушились на нефтяную компанию, которая якобы раболепствует перед арабами»[323].
20–22 октября к решению Саудовской Аравии присоединились остальные члены ОПЕК. Эмбарго распространялось и на Нидерланды, поскольку эта страна упорно отказывалась осудить Израиль, а голландские добровольцы сражались на стороне израильтян.
Чтобы обеспечить поставки нефти, потребители готовы были платить гораздо более высокие цены, чем те, которые только что были назначены нефтяными производителями. Нефть шла по 12–17 долларов за баррель, и в декабре 1973 г. ОПЕК установила справочную цену уже в 11 долларов 65 центов за баррель, что означало учетверение цен по сравнению с периодом до октябрьской войны и их повышение в шесть раз по сравнению с 1960-ми гг.
Сам Фейсал не хотел чрезмерного всплеска цен, чтобы не подорвать мировую экономику. Но саудовское эмбарго как раз и создало условия для такого скачка, так как на рынках ощущалась нехватка нефти.
Добыча жидкого горючего в арабских странах к середине ноября уменьшилась почти на одну треть. Они ввели эмбарго также на поставку сырья тем перерабатывающим заводам, которые обычно экспортируют нефтепродукты в США или продают их американскому военно-морскому флоту. Чтобы не поссориться с арабами, Западная Европа практически прекратила вывоз нефтепродуктов в США, в том числе и тех, которые вырабатывались не из арабского сырья. Но все равно наибольший удар был нанесен по Западной Европе и Японии, которые зависели от ближневосточной нефти на 75 %.
«Если вы настроены к нам враждебно, вы не получите нефти. Если вы нейтральны, вы получите ее, но не в таком количестве, как раньше. Если вы относитесь к нам дружественно, вы будете получать столько же, сколько и раньше» — так министр нефти Саудовской Аравии Ямани резюмировал позицию Фейсала[324].
Арабы подошли дифференцированно к разным государствам. Они не прекратили полностью снабжать большинство стран Западной Европы и Японию и пока не тронули концессии. Только Ирак на другой же день после начала четвертой арабо-израильской войны национализировал американские активы в «Басра петролеум», а также голландскую долю из пакета «Ройял датч шелл» в той же компании.
Когда Саудовская Аравия и другие арабские страны решили использовать нефть для достижения своих целей, на Западе их обвинили, будто они «политизировали» коммерческую продукцию. Такие утверждения вызывали лишь усмешку. Нефть всегда была «политизирована». Вряд ли кто-нибудь забыл, как посылали эскадры для защиты интересов «семи сестер», высаживали десанты, устраивали перевороты. Что ж, круг истории замкнулся. И прав был французский журнал «Экспресс», который писал в то время: «Страны Ближнего Востока вольны использовать свои ресурсы лучшим способом в своих интересах: они имеют право увеличивать цены на нефть в соответствии со спросом, беречь свои месторождения, использовать свой естественный капитал в своих, а не в наших интересах. Негодовать из-за того, что они держат нас в „своей власти“, — значит забывать, как европейцы и американцы вели себя по отношению к остальному миру в течение столетий и продолжают себя вести, когда могут»[325].
Раньше западная стратегия основывалась на предпосылке, которая сводилась к афоризму: «Арабы не могут пить свою нефть». Подразумевалось, что они не могут жить, не продавая своего сырья. Но аравийские нефтяные государства с малочисленным населением и Ливия к тому времени уже создали крупные золотовалютные накопления и могли протянуть долгий срок, вообще не экспортируя нефти.
На Западе раньше полагали, что для успеха эмбарго в него должны включиться все страны, производящие нефть. На этот раз участие в нем лишь нескольких крупных производителей обеспечивало успех арабов. Иран, второй в мире экспортер жидкого топлива, не присоединился к эмбарго, хотя и заявил, что не собирается увеличивать добычу в больших размерах, чем уже было намечено. В любом случае его производство не могло покрыть нехватки на мировом рынке сотен миллионов тонн арабской нефти.
Главную роль в осуществлении эмбарго сыграла Саудовская Аравия. Лишь она обладала такими нефтяными ресурсами и возможностями для наращивания добычи, которые могли бы сорвать действия всех остальных производителей, вместе взятых. Но, несмотря на ее теснейшие связи с Соединенными Штатами, разногласий между ними оказалось больше, чем это представлялось на первый взгляд.
Король Фейсал не возражал бы против каких-то территориальных изменений в Палестине. Но, как «хранитель святых мест ислама», он не мог пойти на компромисс в требовании вернуть Восточный Иерусалим арабам. Был и личный фактор. Когда Фейсал говорил, что он «старый человек и хотел бы перед смертью помолиться в мечети Омара в Иерусалиме»[326], это был не просто пропагандистский жест. Кроме того, нефтяное эмбарго придавало саудовской монархии такой вес в межарабских делах, которого у нее никогда не было раньше, несмотря на рост влияния королевства после смерти президента Египта Насера.
Арабские страны, используя нефть в качестве политического оружия, заставили США
