людскую психику, как демонстрация дисциплинированной силы.
В период нахождения полка у Ворожбы туда приезжал генерал Кутепов, дабы посетить вновь сформированный 2-й Дроздовский полк (пехотный). Командиром полка был назначен полковник Манштейн[672], о котором я упоминал в начале своих записок как об офицере исключительной доблести.
Новый полк формировался в условиях достаточно благоприятных и отнюдь не схожих с таковыми же условиями олонцев, частей 31-й дивизии, Сводно-стрелкового полка и других. 1-й Дроздовский полк, полк сильный и богатый, щедро снабдил своего младшего брата всем, чем мог. Все же, несмотря на подобную помощь и на содействие начальства, 2-й полк испытывал нужду во многом. Полковник Манштейн лично высказывал мне, что он больше надеется на самоснабжение в боях, чем на отпуски из армейских складов. Дух дроздовцев и имя командира являлись надежным залогом того, что полк будет воевать прекрасно. И действительно, он воевал отлично, но не раз ему приходилось своею доблестью и кровью восполнять недочеты формирования.
К приезду командира корпуса был выставлен почетный караул от белозерцев. Нарядный, однообразный вид караула, одетого в новое обмундирование, и большой оркестр, сиявший ярко начищенными инструментами, произвели, по-видимому, на генерала Кутепова отрадное впечатление, что он тогда же мне и высказал.
– А штыков у вас сколько?
– 2000.
– Здорово!
На лице командира корпуса отразилось некоторое недоверие, внутренне меня задевшее. Присутствовавший при этом разговоре полковника Манштейн случайно рассеял это недоверие:
– Белозерцы, Ваше Превосходительство, богатые. У них в ротах 120—150 штыков, много пулеметов.
И в голосе командира вновь формируемого полка послышалась естественная зависть.
В привокзальном скверике был устроен скромный обед для генерала Кутепова. Присутствуя на этом обеде, я из доклада Манштейна уже в подробностях узнал об огорчавших его недостатках снабжения. Командир корпуса утешал молодого командира полка и приводил в пример белозерцев. Ссылка эта только лишь утверждала истину, что в Добровольческой армии части не формировались нормальным порядком, а самозарождались и саморазвивались… Да и чем иным мог подбодрить Манштейна генерал Кутепов, сам не имевший никаких запасов?
В конце лета 1919 года главное командование приступило к формированию новых частей, справедливо полагая, что быстро увеличивающийся масштаб борьбы требует и соответственного развития сил. Это похвальное решение явилось, однако, сильно запоздавшим (речь идет о практическом осуществлении!), ибо безвозвратно было упущено лучшее для этого дела время – лето и не был использован полностью тот несомненно большой подъем, какой переживало население богатых южнорусских губерний в первый период освобождения от большевиков.
Как известно, в довоенные годы Харьков, Полтава, Курск, Кременчуг и ряд других городов являлись стоянками тех или иных частей. Во многих пунктах полки квартировали десятилетиями. Города считали эти части «своими», а офицерский состав имел прочные и разнообразные связи с населением. После развала фронта в 1917 году офицерство вернулось в свои прежние стоянки, с которыми они были связаны всеми своими интересами – служебными, семейными, имущественными и пр. Казалось бы, что, восстанавливая государство, надлежало самосознание, которое было всегда вне упрека. И не подлежит сомнению, что если приступили к воссозданию прежних частей, то подобная система дала бы прекрасные результаты. Города всячески пошли бы на помощь «своим» полкам. Зная в своем гарнизоне, как говорится, все ходы и выходы, офицерство, возрождая родные части, много помогло бы своими связями делу формирования. И эти были бы старые, доблестные полки, со столетней историей и с ярко выявленными государственными взглядами.
К сожалению, главное командование, несмотря на просьбы «с мест», отказалось от этой мудрой системы и шло по пути импровизации, поддерживая всем своим авторитетом добровольческие принципы.
Вместо формирования прежних полков, давших бы многочисленные резервы, в которых так нуждался фронт, было приступлено к развертыванию «цветных» полков в бригады, а затем и в дивизии. Подобное решение являлось ошибочным во всех отношениях. Как ни сильны были духовно и материально эти части, все же выделение всего потребного для формирования двух и трех полков значительно ослабило первоисточники. Повторялась та же ошибка, какая была проделана в начале 1917 года при образовании третьеочередных дивизий. К тому же усиление армии на 3—4 полка, первоначально слабых численно и бедно снабженных, мало изменяло соотношение сил на тысячеверстном фронте. С точки зрения идеи и системы эти формирования были типичной импровизацией. К тому же формирование частей происходило преимущественно на Орловском направлении. В итоге – усиленные войска этого направления выдвинулись клином к северу и подставили под удары большевиков свои открытые фланги.
Киевский фронт
После отъезда генерала Кутепова было получено приказание о сосредоточении 4-й пехотной дивизии в районе станции Бахмач – Круты, что и было выполнено незамедлительно. На станции Круты я получил указание прибыть на станцию Нежин и явиться там генерал-лейтенанту Бредову для получения дальнейших назначений.
С точки зрения войск Курского направления Киевский фронт расценивался как второстепенный. Это было, конечно, обывательское мнение, ибо успех Московской операции находился в непосредственной зависимости от того, насколько прочно обеспечены фланги армии. Поэтому стратегическое значение Киевского фронта было велико.
Войска Киевской области, находившиеся в непосредственном ведении генерал-лейтенант Бредова, занимали правый берег Днепра, примерно на линии Святошино – Боярки. С севера, со стороны Чернигова, Киев прикрывался Козелецкой группой, оборонявшей участок Остер – Козелец. В общем, радиус обороны не превышал 20—25 верст, что для такого крупного ценра, как Киев, было крайне недостаточно. Повсюду большевики имели двойное или тройное превосходство в силах. Особенно угржающим обороне города являлся северный участок, ибо в случае успеха на Черниговском направлении большевики быстро выходили бы в тыл Киевской группы.
Третьим участком обороны был Нежинский. Кроме действовавших там красных частей, в болотах и лесах к северу от Нежина имелись сильные банды Кропивнянского[673]. Бывший офицер Кропивнянский одинаково враждебно относился и к белым, и к красным. Среди крестьянского населения шайки эти, пополняемые местными уроженцами, имели известные симпатии.
Войска Козелецкого и Нежинского участков несколько раз пытались овладеть Черниговом, но безуспешно. Превосходящие во много раз силы большевиков, казалось, надежно прикрывали древний город.
Постоянная угроза Киеву и железной дороге Курск – Киев властно требовала необходимости разбить Черниговскую группу красных и отбросить ее за Десну. Только по исполнении этого можно было считать, что Киев и указанная железная дорога прикрыты с севера более или менее надежно.
С генералом Бредовым я встретился лишь однажды, еще в период ляоянских боев, когда он был капитаном Генерального штаба, а я – юным подпоручиком конноразведческой команды. Встреча была мимолетная, но она запала мне в душу, и в продолжение 15 лет я сохранял в памяти привлекательный облик молодого и энергичного капитана.
Генерал Бредов
