— Не сомневаюсь…
Эстер покачала головой.
— Я более чем приличная, и мой дядя имеет в виду именно это. Но я люблю поболтать об убеждениях и политическом устройстве.
— Складывается ощущение, что вы скептик.
— Я стараюсь думать независимо, но никогда не пренебрегаю условностями, — объяснила Эстер. — В мире всем нам приходится трудно, но особенно женщинам. Я пытаюсь никого не оскорблять и забочусь о собственной карьере.
— Карьере художника? — уточнил Джон.
Она снова улыбнулась ему открытой искренней улыбкой.
— В данный момент и художника, и женщины. Я бы очень хотела удачно выйти замуж, заботиться о своей семье и содействовать дальнейшему процветанию мужа.
Джон, привыкший к высокоморальному облику Джейн, разрывался между шоком от откровенности Эстер и ощущением свободы от ее честности.
— И больше ничего?
Девушка пожала плечами.
— Но это самое главное.
Ее дядя постарался перевести беседу в более безопасное русло.
— А уж рисовать она умеет, это точно, — вмешался он. — Полагаю, я использую эскизы вашего цветущего луга, сделанные Эстер, как фон для каких-нибудь картин на стенах покоев королевы.
— Я подготовлю наброски, — пообещала Эстер, вспыхнув от удовольствия.
— А вы можете сделать рисунки цветущих тюльпанов? — осведомился Джон. — У королевы сейчас стоят тюльпаны, они только что расцвели, мне хотелось бы получить рисунок и показать потом сыну. Он их выбирал, покупал и сажал. Ему было бы интересно посмотреть, что получилось из луковиц. Видите ли, нам пришлось пережить большие разочарования с тюльпанами…
— Деньги? — проницательно спросила Эстер. — Вы попали в тюльпановый крах?
Традескант кивнул.
— Но я хочу, чтобы он знал: тюльпаны все равно прекрасны, хотя и перестали быть прибыльными.
— С удовольствием порисую, — согласилась Эстер. — Мне никогда не доводилось видеть сразу много цветущих тюльпанов. Но конечно, я знакома с голландскими изображениями тюльпанов.
— Приходите ко мне сегодня вечером, — предложил Джон. — Мой дом по соседству с домиком шелковичных червей. Я принесу тюльпаны.
Прощаясь, Эстер не присела в реверансе, вместо этого она наклонила голову, как мальчик. Ее походка тоже была мальчишеской — уверенной и небрежной.
— Ничего, если она зайдет? — обратился Джон к де Крицу, вспомнив вдруг о необходимости соблюдать приличия. — Я как-то совсем забыл, что общаюсь с молодой женщиной. Мне казалось, что я беседую с юным рисовальщиком.
— Если бы она была мальчишкой, я взял бы ее в ученики, — усмехнулся ее дядя, глядя вслед племяннице. — Она может навестить вас, господин Традескант. Но мне приходится охранять ее при дворе, что ужасно досаждает. Некоторые из присутствующих здесь джентльменов весь день пишут сонеты королеве, а по ночам таскаются, как блудливые коты.
— У меня дома внучка, очень похожая на Эстер, — сообщил Джон. — Хочет стать королевским садовником. Она мне тут заявила, что придется ей выйти замуж за садовника, если это единственный способ осуществить мечту.
— А что говорит ее мать?
— Теперь у нее нет матери. Чума.
Художник кивнул, выражая сочувствие.
— Девочке тяжело расти без матери. Кто присматривает за ней?
— У нас кухарка, она живет в доме уже много лет, — ответил Джон. — Ну и горничные. Когда мой сын вернется из Виргинии, ему придется снова жениться. У меня ведь еще и внук. Их нельзя оставить на попечение слуг.
Де Криц задумчиво посмотрел на садовника и как бы между прочим заметил:
— У Эстер хорошее приданое. Родители оставили ей двести фунтов.
— Да? — отозвался Джон, вспоминая откровенный кивок головы и уверенную походку Эстер. — В самом деле?
Эстер Покс сидела за столом в маленькой гостиной Традесканта и, щурясь от света свечей и последних лучей вечернего солнца, делала набросок вазы с тюльпанами, взятой из покоев королевы.
— Как-то раз дядя принес книги о тюльпанах, чтобы скопировать картинки, — сказала она. — Цветы были нарисованы вместе с луковицами и корнями.
— Но сейчас вам не нужно рисовать луковицу, — торопливо произнес Джон. — Их нельзя беспокоить. С божьей помощью они там под землей разрастаются, скоро у меня будет два или три тюльпана там, где раньше был один.
— А что вы делаете с лишними тюльпанами? — полюбопытствовала Эстер.
Она оторвала глаза от цветка и посмотрела на лист бумаги. Джон наблюдал за ней; ему нравился ее прямой пытливый взгляд.
— Кое-что пересаживаю в новые горшки и оставляю здесь на следующий год для короля и королевы. А кое-что забираю домой, высаживаю в собственном саду и держу в запасе как посадочный материал для своего питомника.
— И кто же их владелец? — уточнила Эстер.
— Король и королева владеют материнскими луковицами, — объяснил Джон. — Потому что они поручили моему сыну купить их и заплатили за них. А детки мы делим. Мы с сыном забираем половину и половину оставляем королю и королеве.
Девушка кивнула.
— Значит, вы каждый год удваиваете свой капитал? Хороший бизнес, — заключила она.
Подумав, что для племянницы художника она на удивление умна, Джон с сожалением ответил:
— Да, но он больше не приносит прибыли. Рынок рухнул в феврале. Самые лучшие луковицы тюльпанов стоили столько, что за эти деньги можно было купить дом. Цветы переходили из рук в руки, как ценные бумаги, с каждым разом становясь все дороже.
— Что же случилось? Почему рынок встал?
Джон развел руками.
— Не знаю. Хоть это и коснулось меня, но я так и не понял. Все произошло как по мановению волшебной палочки. Только что были луковицы, редкие и довольно дорогие, но все же доступные садовнику, который хотел их выращивать. Вдруг они стали стоить как жемчужины, и все жаждали приобрести их. А потом биржа словно очнулась и осознала тот факт, что это всего лишь цветы. И луковицы снова превратились просто в луковицы, и цены снова стали прежними. То есть не совсем прежними. Никто теперь не желает продавать тюльпаны. А разводить сейчас тюльпаны — это как встать и во всеуслышание признаться, что ты был жадным дураком.
— Вы много на этом потеряли?
— Достаточно.
Традескант не собирался рассказывать, что все их сбережения были потрачены на тюльпановые луковицы, что их богатство растворилось вместе с падением рынка и что они с Джеем дали торжественную клятву, крестьянскую клятву — никогда больше не доверять ничему, кроме как ценности земли.
Эстер кивнула и одним движением провела плавную линию на бумаге; получился нежный, как вуаль, лепесток тюльпана.
