— Хорошо, — согласилась Эстер.
Ее взгляд снова устремился на тюльпаны.
Пока они из Отлендса доехали до Ламбета, Традескант промерз до костей. Путь показался ему длиннее обычного. Переправа через реку была очень холодной, в лицо дул резкий пронизывающий ветер, который пробрался через его кожаный жилет и шерстяной плащ. Лихорадка, которую он привез с Ре, мучила его всякий раз, когда он уставал, заставляла ныть каждый сустав в теле. Он был рад, что его сопровождает Эстер, что она заплатила лодочнику и наняла фургон для путешествия по Саут-Ламбет-роуд. Всю дорогу она заботилась о его комфорте, но не могла прекратить ледяной ветер и убрать с пути зимние ухабы.
Когда они остановились у дома, она помогла Джону перейти маленький мостик, и он добрел до двери, опираясь на ее руку. Как только они переступили порог, Эстер начала распоряжаться, словно уже была хозяйкой.
Слуги охотно ей подчинялись — разожгли огонь в комнате Джона, принесли для него удобное кресло и стакан горячего вина. Эстер встала перед ним на колени и, даже не сняв плаща, сдвинув муфту в сторону, начала растирать его холодные руки. Наконец синева с них сошла, и Джон ощутил в пальцах покалывание.
— Спасибо, — поблагодарил он гостью. — Кажусь себе полным дураком, привез вас сюда, а сам заставляю хлопотать.
Эстер поднялась на ноги с еле заметной улыбкой, которая словно говорила: не стоит придавать значения таким мелочам.
— Пустяки! — легко воскликнула она.
Джон снова почувствовал себя с ней свободно. Она сумела за считаные минуты навести в доме порядок. Очень скоро на постели Джона уже лежали чистые простыни, к нему в комнату принесли миску горячего супа и ломоть белого хлеба, так что он мог пообедать у себя в спальне. Потом Эстер познакомилась с детьми. Она сидела с ними в кухне, пока они ужинали, а после еды слушала, как они читали молитву, смиренно склонив головки над руками. У малыша Джона все еще вились золотые шелковистые младенческие локоны, падавшие на белый кружевной воротничок. Глянцевые каштановые волосы Фрэнсис были спрятаны под белым чепчиком. Эстер с трудом удержалась от желания схватить обоих и притянуть к себе на колени.
— Хозяйка обычно молилась каждое утро и вечер, — обронила кухарка, суетившаяся у очага. — Помнишь, Фрэнсис?
Девочка кивнула и посмотрела в сторону.
— Хочешь, чтобы мы помолились, как твоя мама? — мягко спросила Эстер.
И снова Фрэнсис молча кивнула, отвернувшись и скрывая подбежавшие слезы.
Эстер сложила руки, закрыла глаза и начала цитировать молитвенник, изданный Кранмером.[44] Она делала это так, словно иного пути обратиться к Создателю не существовало. Эстер никогда не была в церкви, где молитвы идут прямо от сердца. Она бы сочла такое поведение неподобающим, возможно, даже незаконным. И сейчас она просто механически повторяла слова, которые произносил архиепископ.
Фрэнсис медленно, не поворачивая головы и никак не показывая, что хочет, чтобы ее обняли, стала отступать назад, к Эстер, все ближе и ближе, пока наконец не прислонилась к ней, все еще глядя в сторону. Нежно и осторожно Эстер разомкнула сложенные в молитве руки и опустила одну ладонь на худенькое плечико Фрэнсис, а вторую — на шелковые кудри Джонни. Тот сразу почувствовал себя уютно под лаской гостьи и потянулся к ней. Плечо маленькой девочки оставалось напряженным еще мгновение, но потом расслабилось, будто Фрэнсис сбросила ношу, которую несла в одиночестве. И когда все остальные в конце знакомой молитвы громко произнесли: «Аминь», Эстер мысленно добавила свое собственное пожелание: пусть ей достанутся эти дети, принадлежавшие другой женщине, пусть она воспитает их, как этого хотела их мать, и пусть со временем они полюбят ее.
Молитва закончилась, а Эстер продолжала стоять неподвижно, держа ладони на детях. Джонни повернул к ней маленькое круглое личико и потянулся без слов, просясь на руки. Эстер наклонилась и подняла его. Когда тяжеленькое детское тельце удобно устроилось у нее на бедре, а ручки крепко обвились вокруг шеи, нежность затопила ее сердце. Фрэнсис, все еще ни на кого не глядя и без единой жалобы, повернулась к Эстер; та обхватила рукой ее головку и прижала маленькое печальное личико к своему фартуку.
Проведя несколько дней дома, Джон совсем оправился и скоро занимался рассадой в горшках и посылал Фрэнсис в замерзший сад собрать все до единого последние каштаны, падавшие с деревьев вдоль аллеи.
Каштаны были настолько ценными, что под широко раскинувшимися ветвями деревьев с осени и до весны были расстелены простыни, которые не позволяли ни одному колючему шарику или теплому коричневому ореху затеряться в траве. Эстер заикнулась было, что простыни могут порваться или запачкаться, но Джон твердо заявил, что один каштан стоит дюжины простыней и что сад всегда и во всем важнее, чем дом.
Эстер сопровождала Традесканта в долгих прогулках по застывшему саду, где он демонстрировал свои деревья и сообщал их названия. В ветреную: дождливую мартовскую погоду Джон проводил дни в оранжерее, перед столом с горшками для пересадки и бочонком просеянной земли, обучая Эстер сажать семена. Он показал ей привередливые растения, оставленные в оранжерее с осени до весны для спасения от зимних морозов, показал, чем садоводы занимаются зимой — чистка больших кашпо и кадок, куда потом посадят растения; мытье и проветривание горшков; подготовка всего необходимого для весенней посадочной лихорадки. Один из работников всю зиму только тем и занимался, что просеивал землю для горшков и грядок с рассадой. Другой возился с устрашающего вида бочкой с водой, обогащенной конским и коровьим навозом, с добавлением особого супчика из крапивы — собственного изобретения Джона. Весной этим раствором сбрызгивали каждый драгоценный росток.
Так прошло несколько спокойных недель. Наконец в порт прибыл корабль, и один из моряков доставил Традесканту запечатанный пакет с семенами и письмо из Виргинии. Прочитав его, Джон сказал:
— Мой сын вернется домой к апрелю. Он написал мне перед тем, как на неделю уйти в леса. У него индеец-проводник, он сопроводит его к растениям и благополучно доставит обратно. — Традескант помолчал, глядя на тлеющие угольки в золе. — Поскорее бы он был дома. Я просто жду не дождусь, когда он наконец приедет и все уладится.
— Приедет, никуда он не денется, — подбодрила Эстер.
В голове у нее промелькнула одинокая предательская мыслишка, что они и без него очень даже неплохо справляются. Джон занят работой и доволен. Музей приносит доход, пусть и небольшой, но зато постоянный. Она каждое утро занимается детьми и каждый вечер целует их перед сном.
