о пальце, сломанном во время польки, и девице, запертой в нужник «под видом грациозной шутки», — очень хороши. В один холодный вечер был у Обольянинова, которого нельзя не любить всей душою. Это один из тех практических людей, глядя на которых ощущаешь всю тщету философских теорий и трансцендентально либеральных теорий. Обольянинов имеет полное право сказать: «Человек, живущий, как я, правящий свою должность, как я и как я занимающийся своим имением, не только прав перед своим поколением, но и может сказать, что всякий действующий иначе есть свинья, как бы возвышенны не были его идеи». Побольше подобных практиков, и вся наша мудрость окажется гнилью. Сомнения мои и колебания разрушились при получении двойной почты из Петербурга. Духом я спокоен и светел, работы идут добропорядочно. Взят билет в дилижансе на 15-е сент<ября>, и 16-го, если что не помешает, буду я в объятиях милых нимф, без которых жизнь не в жизнь, как они ни легкомысленны!
26 авг<уста>, пятница.
Есть что-то милое и великое в начале осени. Давно бы следовало бы мне это приметить на себе. Каков я бываю в Петербурге в первый месяц моего туда приезда. Мне опять становится 17 лет. Здесь, в деревне, может быть, оттого, что перед осенью я расшевеливаю себя постоянной работой, голова моя светлеет, и хотя по жизни я не имею больших наслаждений, но наслаждения умственные и поэтические растут с каждым часом. Сегодни я сделал это замечание, бродя по холоду в роще. Все лучшие мои замыслы произошли осенью. Правда, ненастье обращает меня в муху, но эта муха, с солнцем и холодком оживая, летит прямо в небо. Надо когда-нибудь до дна испить то, что дает мне осень в деревне. Ah! c'est le cas d'avoir un chateau, un pare, un vieux salon, une femme pres de soi, a la rigueur je me passerais meme de cette derniere jouissance[896]. Вчера вечером я читал «Campagne de France» Гёте. На сцене была пудра, замки, люди XVIII столетия. Ma vie entiere pour un vieux chateau ou pour quelque chose qui lui ressemble![897]
Принялся опять за Крабба, оставив себе повести на пути к окончанию. Выписываю кое-что из Шекспира. Сегодни дул холоднейший северный ветер, но вечер тих, холодноват и светло зеленоват. Кладу перо и отправляюсь бродить за сад, в поле. Еще половина осьмого, а уже писать нельзя, так стемнело.
27 авг<уста>, суббота.
Вчера вечером от чая до ужина, не вставая с кресла, в один присест прочел шекспирову «All's well that ends well»[898]. Должен сознаться без лицемерия, что комедия эта мне не пришлась по вкусу. Даже шекспировского духа в ней так мало, что я прочитывал по страницам, не подчеркивая ни одного выражения, ни одной мысли. Клоун просто нестерпим, а Парольс есть слабая копия Фальстафа, бледная, хилая копия, хотя сцена, когда его изобличают, очень хороша. Трогательны и взяты из жизни отношения Елены к Бертраму и сам граф Русильонский, привлекательный несмотря на свои пороки и свое гнусное поведение с Дианой. На одну минуту комедия принимает величие размеров, это когда Бертрам отвергает Елену и злится на нее, а та надеется смягчить его покорностью. Тут поэт заглянул в сердце человеческое. Увы, бедные женщины! любовное упорство мужчины часто очаровывает, любовное упорство женщины и ее домогательства перед мужчиной, к ней холодным, всегда почти возбуждают злость и досаду в двуногом петухе без перьев! Заключение комедии скомкано и вертится на пошлых театральных стратагемах старого времени.
31 авг<уста>.
Вчера прочел «Winter's Tale»[899] и опять остался недоволен. Тут уж нет ничего живого и поэтического, не верю, чтоб Шекспир писал эту пиесу, вернее всего, что он только поправил ее, ибо искорки Шекспировой поэзии во многих местах блистают. В памяти остается только характер Автолика и идиллия между Флоризелем и Пердитой, ревность и раскаяние короля Сицилии, вероятно, принадлежат Шекспиру. В пиесе множество чернокнижия — корабли, пристающие в Богемии, Друлио Романо и дельфийский оракул, Гермиона, дочь русского императора, живая статуя и бог знает что еще. Комедия, сознаюсь чистосердечно, не доставила мне никакого удовольствия.
Время стоит теплое, но серое и унылое. Ночью видел я глупые сны и самого себя в разных бедственных и презренных положениях, так что утро еще нахожусь под неприятным впечатлением.
2 сент<ября>.
Сентябрь открылся мерзкими, сырыми, сумрачными днями; надо иметь много спокойствия духа и способностей быть счастливым, для того чтоб в такие дни не желать провалиться сквозь землю. Не могу сказать, однако же, чтоб я чувствовал себя мизерабельным, занятия сокращают день, и кроме того я часто видаю Л. Н. О<больянинова>, к которому ощущаю более и более привязанности. Это один из тех людей, с которыми можно прожить всю жизнь, никогда не соскучившись, все равно что с братьями. Пишу я менее обыкновенного, читаю более прежнего. Почти на всякий день приходится одна пиеса Шекспира, глава Рабле, несколько страниц гетевых путешествий, которые гораздо лучше его мемуаров. «Campagne de France»[900] и «Поездка в Италию» — совершенство в своем роде, перед этими книгами меркнут новейшие туристы.
Прочитал «Ричарда III», вот это так драма. На последних актах я, лежа на диване, кричал от восторга, перечитывал громко многие сцены и упивался шекспировской поэзиею. Это не то, что «Winter's Tale» или подобные комедии! Что за великолепный бездельник этот Ричард III, хотя в начале пиесы он говорит о своих злодеяниях совершенно, как классический тиран! И потом — три королевы, их сцена перед дворцом, плач Елисаветы, упреки Маргариты и проклятие герцогини Глостерской! Видения между двумя палатками — стратагема смелая, даже чересчур смелая, но генияльная. Речи Ричарда и особенно Ричмонда своему войску действуют на читателя, как ряд электрических ударов. И вся пиеса полна поэзии, великих мыслей, поэтических выражений. Большая часть ее мною подчеркнута. Я более и более убеждаюсь, что значительная часть пиес, признаваемых за Шекспировы, им только переправлены. Нет и сто раз нет! поэт «Ричарда III» не сочинит «Зимней сказки» и подобных сочинений!
5 сент<ября>, понедельник.
В пятницу вечером поехал с Обольяниновым к Мейеру и провел там в обществе всех гверезнинских обитателей два дни из разряда тех милых дней, которые для меня составляют особую гдовскую прелесть. Мы примирили враждовавших соседей, и к нашему обществу еще присоединился Эллиот, приехавший в отпуск. Мы все условились последние дни моего пребывания в деревне провести друг у друга, тем более что 15 сентября будет последним днем отдыха и для Льва
