В её негромком голосе была заметна нотка откровенного вызова, и Елизавета выдержала достаточно долгую паузу, чтобы убедиться, что держит свой собственный голос под контролем.
— Как долго вы знали — или, по крайней мере, подозревали? — спросила она затем.
— Джанкола погиб в сентябре 1920 года, — решительно ответила Причарт. — Мы уже подозревали, что случилось, но пока он был жив, расследование продолжалось. Всегда был шанс, что мы найдём настоящие доказательства, которые были нам нужны.
— Но вы знали — знали почти два стандартных года — что мы говорили правду. Что это ваш человек фальсифицировал переписку! И вы ничего не сказали!
Елизавета смотрела на Причарт яростным взглядом, и некоторые хевениты сердито зашевелились, ощущая его обвинительный гнев, но президент только кивнула.
— Насколько мы что-либо "знали" — да, — сказала она. — И это, Ваше Величество, было причиной, по которой я предложила провести наш саммит. Потому что как только стало ясно, что мы не сможем найти доказательства случившегося, настало время закончить войну, что бы для этого не требовалось, даже если пришлось бы признать правду перед вами — перед вами лично, когда вы и ваш древесный кот могли бы оценить мою искренность. Мы всё ещё не могли обнародовать информацию дома, не больше чем вы могли снять Высокого Хребта до войны. — Её глаза слегка напряглись, когда она напомнила Елизавете о её собственной опыте с ограничениями, которые могут наложить политические соображения. — Но я была готова рассказать об этом вам — и пойти на значительные военные уступки с нашей стороны — чтобы добиться мира. Поэтому, когда ваш капитан Терехов отправился на Монику, я послала вашу кузину домой именно для этого. И мы обе помним, что случилось потом.
Она, не дрогнув, удерживала гневный взгляд Елизаветы, и мантикорская королева ощутила холодный шок, когда вспомнила. Вспомнила свою ярость, свой отказ от саммита — своё решение возобновить военные действия вместо переговоров.
Повисла тишина, хрупкая и звенящая от собственной напряженности, и Причарт подождала несколько секунд, прежде чем снова заговорить.
— Когда вы атаковали Ловат, — сказала она негромко, и глаза Елизаветы блеснули, когда она вспомнила, кто погиб тогда, — мы узнали, что ваша новая система наведения дала вам решающее военное преимущество. Или даст, когда вы завершите её повсеместное внедрение. Поэтому мы — Томас и я, — она кивнула на Тейсмана, — организовали операцию "Беатриса". Томас спланировал её, но я попросила его об этом. Никто из нас не ожидал, что она станет такой кровавой — для обеих сторон, — как вышло впоследствии, но я не стану притворяться, будто мы полагали, что наши потери будут невелики. И всё же после срыва саммита, после вашего наступления и ввиду такого подавляющего преимущества вашего нового вооружения, мы видели свою единственную надежду в том, чтобы добиться полной победы до того, как вы развернёте свои новые системы на всём флоте. И судя по нашему анализу Битвы за Мантикору, нам это почти удалось.
Она помедлила на мгновение и пожала плечами.
— Проиграв Битву за Мантикору, мы проиграли войну, Ваше Величество. Мы знали это. Но затем, к нашему удивлению, вы прислали адмирала Александер-Харрингтон. Вы не представляете, какое искушение я испытывала рассказать ей правду. Не сразу, но после того как ближе познакомилась с ней. Но я не могла. Отчасти из-за всё тех же внутриполитических ограничений. После того, как Битва за Мантикору нанесла тяжёлый урон моей администрации, управлять внутренними процессами стало так же трудно, как и бороться с внешним врагом, но это была только одна из причин. Возможно, другой было то, что я просто слишком долго хранила секрет. Быть может, я бы рассказала ей, если бы её так поспешно не отозвали. Не знаю. Но когда ваша система была атакована, среди нас нашлись те, кто видел в этом почти божественное вмешательство. Возможность в конце концов победить — или, по крайней мере, избежать поражения.
Она сделала это признание, не дрогнув, и Елизавета медленно кивнула. Конечно же нашлись. Если бы то, что произошло со Звёздной Империей, случилось с Республикой, именно такая мысль возникла бы у многих мантикорцев.
В том числе у меня, призналась она самой себе.
— Очевидно, — услышала она собственный голос, — вы предпочли не следовать этому пути.
— Да. На самом деле, это было последнее, что мне хотелось делать, по многим причинам. В том числе потому, что как указала нам адмирал Александер-Харрингтон, если когда-нибудь настанет конец циклу насилия между Хевеном и Мантикорой, то это произойдёт на справедливой основе, а не потому, что один из нас просто растопчет другого в такие кровавые руины, что ему придётся уступить.
— Но чего я никак не могла предвидеть в тот момент — это того, что произошло, когда офицер Каша и мистер Зилвицкий объявились в Новом Париже в прошлом месяце.
— Простите? — Елизавета моргнула, явно не улавливая связи, и Причарт улыбнулась. Это было не очень приятное выражение. На самом деле, оно сильно напомнило Елизавете то, которое она порой видела в собственном зеркале.
— У нас есть основания полагать, что мы знаем, для чего были организованы события в Талботте, — сказала президент. — Более того, мы знаем — или полагаем, что знаем, — по крайней мере приблизительно, как было произведено нападение на вашу систему, и кем. И мы считаем, что знаем, кто предоставил новейшие био-нанотехи, которые превращают людей в запрограммированных убийц… или самоубийц. И — она вновь посмотрела прямо в глаза Елизаветы — мы считаем, что знаем, на кого работал Джанкола, кто манипулировал мной, чтобы снова начать войну с вами, и кто манипулировал вами, чтобы снова начать войну со мной.
Елизавета в смятении уставилась на ней, не в силах поверить тому, что слышала.
— Ваше Величество, Республика Хевен — не только нынешняя Республика, но и Старая Республика — и Звёздная Империя Мантикора столетиями были в одном и том же списке. У нас был общий враг, враг, заставивший нас погубить миллионы наших граждан в его целях. Враг, планы которого достигли критической точки, который привёл в движение события, которые требовали разрушения — не разгрома, а разрушения — и Звёздной Империи, и республики. И большую часть стандартного столетия наши государства делали именно то, чего желал это враг.
Причарт снова сделала паузу, потом медленно покачала головой.
— Я думаю, нам пора остановиться, — очень тихо сказала она.
* * *
"Ещё кофе, Ваше Величество?"
Елизавета обернулась на тихий вопрос, улыбнулась и протянула свою чашку. Джеймс МакГинесс налил ей кофе и двинулся вокруг стола, наполняя остальные чашки, и она пронаблюдала, как он уходит, прежде чем отпить. Кофе был как всегда восхитительный, и она снова подумала о том, что как жаль, что МакГинесс готовит такой замечательный кофе, а Хонор терпеть не может этот напиток.
Эта привычная мысль мелькнула у неё в голове, и она отставила чашку и мысленно встряхнулась. Несомненно, у её сотрудников в королевском дворце было хлопот по горло с прикрытием её отсутствия, но им придётся продержаться ещё какое-то время. Несмотря на изнурительную усталость после слишком многих часов, слишком большой дозы адреналина и слишком многих потрясений вселенной, которую она считала, что понимает, она знала, что они с Элоизой Причарт ещё далеко не закончили.
Она посмотрела через стол на хевенитского президента, которая только что доела свою порцию фирменных яиц Бенедикт МакГинесса и взяла свою чашку кофе. Несмотря на бессонную ночь после дня даже длиннее, чем день Елизаветы, она всё равно выглядела невероятно красивой. И всё так же излучала непоколебимое спокойствие. Елизавета сомневалась, что кто-то мог бы намеренно спланировать больший физический контраст, чем между её собственной кожей цвета красного дерева и тёмными глазами, и платиновыми волосами и топазовыми глазами Причарт. И они были рождены в политических и общественных системах не менее различных, чем их внешний вид. И всё же она — против воли, почти насильно — пришла к заключению, что они обе внутренне были очень похожи друг на друга.
— Итак, — сказала она, отодвигаясь от стола, который с ней делили только Хонор, Причарт и Тейсман, — Симойнс говорит правду или нет, Хонор?
Два хевенита посмотрели на Хонор со слегка удивлёнными выражениями на лицах, и Хонор улыбнулась. Нимиц крепко спал на своём насесте, и после только что прошедшей ночи она не видела смысла его будить.
— Есть причина, почему её Величество спрашивает меня, а не Нимица или Ариэля, — сказала она гостям. — Так уж вышло, что долго общаясь с древесными котами, я уловила по крайней мере некоторые из их способностей. Я не могу читать мысли, но я могу читать эмоции, и я знаю, когда кто-нибудь лжёт.
Ей было поразительно легко признаться в этом руководителям звёздной нации, с которой она сражалась всю свою взрослую жизнь.
