Все это шоу, заполненное звуками, запахами, цоканьем копыт и рогатыми головами, все оно способствовало снижению людьми чисел на собственных ценниках. Они должны были понять реальную стоимость тел, которые так не берегли на Земле и больше никогда не делать попыток показать характер, давно определенный в пыточных камерах.
Геенна Огненная не собиралась раскрывать человеческим рабам свои крепкие, жестокие объятья, она требовала склонения и беспрекословного подчинения, приказывая отдаться так, как попросит, а непокорным предлагала молиться, ибо молитвы единственное, что любила слушать.
Наполненные высоким смыслом слова дрожали и тряслись, вылетая из искривленных в испуге и страданиях ртов, являясь не нотками протеста или попытками борьбы, как считали храбрящиеся грешники, а еще более низким склонением, говорящим, что люди ничего не могут противопоставить и Аду это нравилось. Он смеялся над нелепым и безнадежным бормотанием с умоляющим вскидыванием рук вверх, зная, что на помощь никто не придет, но за покупками точно явятся и возьмут самых достойных из кривящих лица рабов, дабы увезти наверх для узрения той правды, что не понравится, ни одному верующему…
А собакоголовый проводник в царство мертвых продолжал вести широкую колонну живого товара меж клеток, заполненных мучаемыми в реальном времени людьми, отвечающими, как они думали за свои поступки, но на деле отрабатывающих полученную прародителями свободу. И судя по стонам с душераздирающими криками — она им дорого давалась.
«Если бы люди знали, что когда-то не могли сами думать, подчиняясь чужим командам, то наверное отдали бы все, чтобы вернуть это сладкое время… Жить без забот и хлопот, не переживая за будущее… Просто-напросто сказка какая-то… Но они не понимают… Просто не понимают, что уже давно так заново живут… Думают, что свободны, а на деле куклы на ниточках… Все их мечты и страсти описываются несколькими строчками на крохотном кусочке бумаге, а оригинальность упирается в размеры и формы татуировок… Мелкие, ограниченные существа, живущие по написанным для них правилам, и учащие им же детей… Люди… Последнее время это слово чересчур мелко звучит…», — юноша поднял голову, отвлекшись от копыт с золотистыми узорами, и обнаружил, что психологически-сложный коридор заканчивается тупиком, а собакоголовый, как обычно затормозил.
Не последовало ни предупреждения, ни замедления цоканья. Джумоук просто остановился, не задумываясь, что будет предпринимать человеческий товар, но для этого он и нанимал такую кучу парнокопытных, также прикупив или лично вырастив гигантского урода, любящего пожирать живых людей без анестезии. Дмитрий же увидев, что золотистые, раскидывающие блики одежды «Анубиса» недвижимо замерли в коридорном сумраке, подумал: «Б. я!!», — и как можно медленней заковылял, стараясь беречь больную ногу, но чувствуя непреодолимую силу, упирающихся в спину узников.
Рабы на четырех цепях шли в прежнем ритме, тем более все они переполнялись впечатлениями, а некоторые и вовсе не соображали, что происходит, ввиду невозможности выбросить из головы отлично зафиксированные картины с изображением возможно своего, не самого лучшего будущего. Поэтому, когда передние человеческие грешники резко «нажали стоп-кран», то морально уже были готовы принять задних, а ошалевшие от сумасшедшей «прогулки» собратья тут же на них посыпались, не понимая, отчего замерли ведущие. Хорошо, что обладающий огромной силой Варгх, как всегда контролировал цепи и с натужным ревом удержал кучу звенящих металлическими звеньями рабов Ада, дабы те не задавили друг друга, идущий же рядом красноглазый сатир, громко заверещал, обвиняя падающих людей во врожденной неуклюжести и заторможенности.
Орать подобное умеет каждый ущербный человечек, дорвавшийся до власти и получивший в управление некое количество беспрекословно подчиняющихся людей. Такое происходит сплошь и рядом, что на Земле, что оказывается на Геенне Огненной. Толстожопый черт изо всех сил раздирал вонючую пасть, оглашая личное мнение, в общих чертах описывающее недостойность каждого из человеческих представителей вычесывать блох из его мягкой, шерстистой задницы, а также ловить вшей на лобке похотливой подружки некого Удиса, однако сии высказывания совсем не коробили замученных пленников, со стонами встающих на ноги.
Дима, в который раз, удерживающий на раненой спине Лкетинга вместе с японцем, сипло дышал, мысленно проклиная собственное рождение и так не вовремя пробитую, мешающую жить ступню. Металлическое кольцо на шее сильно натирало, и часть кожи уже слезла, но обращать на него внимание как-то не удавалось, тем более оно по сравнению с творящимся непотребством, доставляло меньше всего неудобств. Масаи тем временем горячо и громко дышал парню в затылок, а лежащий на мускулистом туземце японец что-то бормотал и эти слова не выделялись добросердечностью ранее кроткого и тихого азиата.
Такеши эмоционально рассказывал какую-то старую японскую легенду о некой злой, всех кусавшей собаке, которую перед смертью изнасиловали страдающие спермотоксикозом горные разбойники из провинции Окинато, не могущие получить желаемое ни от одной проститутки. Все японские женщины легкого поведения отказывались отдаться им из-за омерзительного внешнего уродства, и даже эта злющая собака пыталась убежать, но человеческая похоть была слишком велика и изголодавшиеся мужчины устроили сексуальное пиршество с сердитой животиной. Спустя полгода обрюхаченная душевнобольными людьми псина породила на свет трех сатиров, Варгха и собакоголового Джумоука, сегодня возомнивших о себе непонятно что и обращающихся с людьми, как со скотиной.
Дослушав японскую байку до конца, Дима не удержался и хмыкнул, отчего из носа выпала подобающая случаю тягучая сопля, но дерзкий парень сделал: «Пфф!», — и противный кусок слизи улетел на копыто одному из сатиров, не заметившему произошедшее, мальчишка же покрылся холодным потом в одно мгновение.
Видимо Лкетинг тоже заметил это, ибо пробормотал:
— Ди-ма храбрый! — знал бы покрытый шрамами туземец, что юноша от страха чуть не обоссался воздухом, ввиду незаполненного мочевого пузыря, то промолчал, но… — Не надо бояться говорящих свиней белый брат! Не надо! — юноше ничего не осталось, как кивнуть и пробормотать: «Угу! Делов-то!», — и попытаться встать на ноги, что стало неплохо получаться, а стоящие по бокам поваленной людской колонны черти бесстрастно наблюдали за несогласованными действиями человеческих рабов, исключая любую возможность неподчинения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
