снова кинулась к нему.
— Покажи! Где написано?
— Врет он! — загремел аптекарь, вырывая у Савеццо бумаги и размахивая ими в воздухе. — Савеццо сам это написал. Теперь вы видите, какой он негодяй! Не адвоката, а его надо упечь на каторгу. — Он поднял руку, чтобы утихомирить толпу, стукнул деревяшкой и закричал с такой натугой, что на лбу у него вздулись жилы: — Оставьте его! Не трогайте! Подивитесь лучше доброте адвоката. Он прощает всех, кто злоумышлял против него: даже этого подлеца, он прощает и отдает ему назад его бумажки.
И старик величественно протянул всю пачку Савеццо, который косил больше обычного. Народ зааплодировал.
— Браво! Тащите сюда адвоката!
— Скажите, кавальере, — продолжала между тем синьора Камуцци, — капельмейстер не назвал портному вашего имени, ведь так? Тому известно только, что у жены его обретается какой-то тенор. Но ведь вас двое. Ну так пошлите туда второго! — И так как певец смотрел на нее с недоумением: — Пошлите его, пусть принесет жене портного извинения от вашего имени. Пусть даст ей урок вместо вас, пусть делает что хочет, а мы напустим на него портного. Да не станет он вдаваться в расспросы, что и как… Он потеряет рассудок…
— Но ведь это же убийство! — воскликнул кавальере и отступил на шаг.
Синьора Камуцци пожала плечами.
— Я советую вам по вашей же просьбе. Вам не кажется, что это портной стоит вон там, за поворотом в уличку Лучии-Курятницы? Он, кстати, смотрит сюда. Боже, какие у него глаза!
— Помогите мне! Я сделаю все, что вы прикажете!
— Мужайтесь, кавальере! Я сейчас пойду и постараюсь его успокоить. Ах, его уже нет там! Куда же он делся? Во всяком случае, вы предупреждены!
Негоциант Манкафеде пустился вдогонку за Полли и аптекарем.
— Что же вы меня с собой не взяли? Ведь я же самый преданный сторонник адвоката, уж я-то ни на минуту не сомневался в нем!
Следом приковылял и синьор Джоконди.
— А как же я? Ведь, сказать по правде, если бы не мои переговоры с доном Таддео, адвокату бы нипочем не выкарабкаться.
Они стали объяснять ему, что его дипломатические таланты более нужны на площади: необходимо поддержать в народе его нынешние добрые чувства.
Перед ступенчатой уличкой им еще раз преградил путь Савеццо. Он бил себя кулаками по голове и отчаянно брызгал слюной.
— Трусы! Трусы несчастные! — закричал он. — Предатели вдвойне: в минуту опасности вы бежите первыми, а чуть дело повернется по-иному, лижете руку победителя. Пусть моя песенка спета, но зато, погибая, я исполнен презрения к вам!
И, ударив себя в грудь так, что все у него внутри загудело, он повернулся и убежал.
Друзья поднимались в молчании. Наконец негоциант обратился к аптекарю:
— Не надо было спускать ему. Что ж ты не вздул его как следует?
После минутного молчания Полли вздохнул:
— Видно, мы совсем голову потеряли, — такого на себя наговорили, чего ввек бы не стали делать. Я во всяком случае про себя скажу, что никогда бы не оставил в беде адвоката.
Аптекарь ничего не ответил, только поник головой.
— Смотрите, вон его племянница выглядывает из окна кабинета, — сказал Манкафеде.
— Должно быть, бедняга ищет утешения в кругу семьи, — заметил Полли. — Скоро он убедится, что есть еще друзья на свете.
Уже издалека он начал приветственно свистать. Юная Амелия повернулась в комнату.
— Адвокат, сюда идут три господина.
Адвокат, лежа в постели, передернул плечами и даже не раскрыл глаз. Вдова Пастекальди выглянула в окно.
— Слава богу, это друзья!
— Что значит друзья? — отозвался Галилео Белотти и вздернул брови чуть ли не до самых волос. — Нынче нет друзей. Они, верно, пришли сказать адвокату, что его закатают на каторгу.
— Бога ты не боишься! Не видишь, что ли, что адвокат болен? Шел бы лучше на площадь к другим злодеям! Верно я говорю, доктор?
Доктор Капитани, исследовавший содержимое ночной посудины адвоката, поспешил согласиться.
— Шел бы лучше, шел бы лучше, халды-балды! На площади сдохнешь со скуки без адвоката! — И Галилео шариком подкатился к окну.
— Галилео! — послышался снизу голос хозяина табачной лавки. — Скажи адвокату, что мы идем его арестовать!
Вдова Пастекальди схватилась за голову и захныкала, как маленькая девочка.
— Что я вам говорил? — Галилео хвастливо выпятил грудь.
Адвокат подскочил на кровати, а доктор бросился его поддерживать.
— Меня не сломит и самый тяжкий жребий, — выговорил адвокат и дрожащей рукой описал в воздухе дугу. — Однако я не падаю духом, ибо… — И окрепшим голосом докончил: — Я верю, что народ справедлив.
Дверь распахнулась, Полли крикнул с порога:
— Доброго здоровья всей компании! Что, великий человек дома?
Но он тут же осекся и отступил назад.
— Синьора Артемизия, — зашептал аптекарь, обращаясь к почтенной даме. — Что у вас слышно? Адвокат и смотреть на нас не хочет. Или уж совсем расхворался?
И так как она только воздела вверх сложенные, как на молитву, руки…
— Тогда надо нам объявить народу, что на адвоката рассчитывать не приходится. Народ-то ведь опять хочет адвоката.
— Как, вы не арестовать его пришли? — удивился Галилео.
— Да что вы, шуток не понимаете? — рассердился Полли. — Народ зовет тебя, адвокат!
— Иду! — крикнул адвокат и мгновенно выпростал ноги из-под одеяла. Он отстранил доктора — но так и остался сидеть на краю кровати, спустив ноги в подштанниках и чувствуя, что ему не встать. Вдова бросилась к брату.
— Ты погубишь себя, адвокат! Твоя слава тебя погубит!
— Какая там еще слава! — И Галилео принялся объяснять гостям — Это горячие ванны его доконали. Вечно, когда бы вы ни собрались покушать, он занимает под горячую воду всю плиту. А потом — вы понимаете — весь месяц у него в кабинете толклись эти вертихвостки.
— Я всегда говорила, адвокат, — захныкала синьора Пастекальди. — Не дай бог тебя начальством сделают! Женщины станут крутить тобой как вздумают и погубят тебя. Все так и вышло.
— Сегодня утром адвоката хватил удар в ванне, — объяснил Галилео.
Услышав это, адвокат вскочил и в волнении замахал руками.
— Что за вздор — удар хватил! Такого мужчину, как я! Скажите им, доктор, что я совершенно здоров!
— Небольшой приступ слабости, — констатировал доктор. — Право, адвокат, можно подумать, что у вас опять упал процент сахара!
Подошел, ковыляя, аптекарь.
— Мой бедный друг, сколько ты перенес! Мы, народ причинили тебе эти страдания. Но теперь мы снова хотим, чтобы ты вернулся, хотим воздать тебе за все. Идем же!
— Иду! Мне сразу стало легче. Где моя одежда? Ага! Народ призывает меня. Вы, доктор, непременно хотите видеть меня расслабленным и больным, но народ
