– У Вали гости…
«Ах, кто бы мог подумать!..» Знакомая (оскорбительно чужая здесь) дубленка висела на вешалке под оленьими рогами.
Валя вышла в прихожую с досадой и неловкостью.
– Извини, я не одна. Я же просила тебя больше не приходить.
– Ничего, один раз можно, – напористо подавал он заготовленные фразы, как снаряды из погребов. – Я разденусь, ты не возражаешь?
И раньше, чем она успела ответить, скинул куртку.
– Говори, что ты хотел, и уходи, – зло велела Валя.
– Ты не пригласишь старого друга в комнату?
– Я сейчас не могу, – повторила она, но Ларик уже ловко обогнул ее и двинулся в квартиру, не заботясь оставляемыми на паркете следами сапожек.
– Добрый вечер, – слегка поклонился он родителям, сидевшим перед телевизором. – Извините за непрошенный визит.
– Какие цветы! – сочувственно отозвался отец; как все отцы, он понимал неудачливого претендента на сердце своей дочери.
Ларик вспомнил, что в руке у него снопик белых роз, и прижал локоть к боку, чтобы рука не дрожала.
– Где ты отыскал такую прелесть, – кисловато отреагировала мать.
– Конфисковал у спекулянта, – небрежно сказал Ларик и быстро проследовал в Валину комнату. Чуть растерявшейся от этого натиска, ей ничего не оставалось, как идти за ним.
В комнате, разумеется, тихо звучал магнитофон, на низком столике под неярким настенным светильником – нарезанный торт, кофе, лимон, а на диване сидел приветливый и снисходительный Игорь. Все было плохо… но все было правильно, естественно, ожидаемо, в точности так, как и предусматривалось, Ларик был к этому готов. И оттого, что события развивались по твердо намеченному плану, он вдруг почувствовал себя свободно – хозяином положения. Инициатива оказалась в его руках: он знал, что будет дальше, а они не знали, он вел партию, а они вынуждены были на ходу отыскивать защиту.
– Хлеб да соль, – приветствовал Ларик и включил верхний свет, разом разрушив интим. – Валь, где ваза?
– У тебя что-то срочное? – нетерпеливо спросила она.
– А, вот она. – Снял с полки хрустальную вазу, сунул в нее букет и протянул Игорю: – Вы не были б так любезны налить воды?
Тот машинально взял вазу, помешкал, не успевая найти достойную линию поведения; мягко согласился:
– Пожалуйста…
– Я сама налью, – раздраженно выручила его Валя и вышла с проклятой вазой, усугубившей напряженность.
– Какая неожиданная встреча, – сказал Ларик, чувствуя, что он выигрывает по очкам, и понемногу раскрепощаясь. И протянул Игорю руку. Тот пожал ее с доброжелательным превосходством.
– Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи, – с улыбкой сказал он (переводя разговор на удобный ему уровень: поэзия, эрудиция, ирония, полунамеки…).
Ларик посмотрел на него с сожалением, как на больного, отрепетированным перед зеркалом взглядом.
– Морозище зверский, – сказал он.
– Давно такой зимы не было, – поддержал Игорь.
– Готовимся жениться? – спросил Ларик. (Нет, он недаром готовился: голос был не спертый, не сдавленный – нормальный!)
Он достиг цели – сбил противнику дыхание: Игорь никак не мог попасть в ритм этого неожиданного разговора.
– Ну, – он прикрылся неопределенной улыбкой, – это не только от меня зависит…
– Не скромничай, Игоряша, – Ларик хлопнул его по колену. – В данном случае это зависит только от тебя. Или она тебе не нравится?
У Игоря заело речевой аппарат: ответить хамски означало признать свое поражение в словесном поединке, ответить вежливо – признать унизительную зависимость от наглеца, а находчивый ответ не придумывался. К его облегчению, вернулась Валя.
– Я сел, ничего? – спросил у нее Ларик.
– Если сел, так чего теперь спрашивать?
Установиться молчанию Ларик не давал.
– Торт вкусный? – просто спросил он Игоря.
– Ничего…
– Ты принес? Ну, наверное, выбрал получше. Валь, не смотри на меня зверем, ладно? Я только съем кусок торта, если меня угостят, и ни секунды больше не стану вам портить личную жизнь. Да не ходи за лишним блюдцем! – Он положил ломоть на тарелку Игоря, подвинул к себе, откусил.
– Цветы с Кузнечного рынка? – улыбчиво попробовал Игорь забрать инициативу.
– Мы любим жесты, – подыграла ему Валя.
– Кто что любит, – сказал Ларик с набитым ртом. – Чужая душа потемки. Как там наука насчет души говорит?
– Мы технари… – усмехнулся Игорь.
– По принципу: если нельзя делать науку, то надо делать хоть диссертацию? И правильно. Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
– Каждому свое. Не всем же строить дворцы.
– Верно. Некоторым приходится там и жить. В диссертации, наверное, бетонная коробка выглядит лучше, чем на стройплощадке. Я неумно шучу сегодня; извини.
Валя демонстративно взглянула на часы и встала.
– Не уходите, он сам уйдет, – сказал Ларик и аккуратно вытер пальцы салфеткой. – Игорь, прошу как мужчина мужчину: выйди на минутку, нам надо поговорить. Не переживай, потом я уйду насовсем, и твое счастье будет полным. Будете ворковать без помех целую жизнь.
В некотором понятном унижении Игорь посмотрел на Валю и поднялся. Когда в такой ситуации просят выйти, срабатывает рефлекс мужского достоинства – отказаться как-то неудобно, невозможно…
– Шустрые у тебя одноклассники, – нашелся он сказать с порога. (Нервничающий человек не способен к остроумию. Вечером, вспоминая эту встречу, Игорь нашел массу достойных ответов.)
– Когда будет нужно, вас позовут, – успокоил Ларик, закрывая за ним дверь.
Он погасил верхний свет и сел.
– Потрудись объяснить свое шутовство, – сказала Валя, выключив музыку.
Ларик сказал спокойно, тепло:
– Ладно тебе… Просто я хотел попрощаться.
– Ах. В очередной раз. Ты уезжаешь или решил умереть?
– Нет, я не уезжаю и не решил умереть.
– Ты ведь грозился!
– Зачем отягощать твою совесть таким событием. Ведь ты не была бы мне за это благодарна, правда? Хоть память о себе оставить приличную.
– Боюсь, что уже не получится.
– А Игорь твой слабак. Я бы на его месте выставил меня вон.
– Вот потому ты не на его месте.
– Да не хочу я ругаться, – сказал Ларик. – Просто вдруг во мне что-то кончилось. Напрочь исчезло, понимаешь? Ну и захотелось сказать тебе на прощание что-нибудь хорошее…
– Так говори и иди.
– Раздумал. Пусть все хорошее он тебе скажет. Мне было здорово с тобой. Счастливо.
Он распахнул дверь:
– Входите, коллега, мы уже кончили.
Игорь приятно беседовал с родителями.
– Я тебя провожу, – с намеком сказал он, жаждя реванша.
Ларик укоризненно вздохнул:
– Пожалуйста. Только не сейчас – имей уважение к хозяевам. Я пришел сюда не затем, чтобы бить гостей дома. Как меня найти – Валя знает.
Он сделал общий поклон, улыбнулся Вале ободряюще:
– Не сердись. Все будет хорошо, – и удалился.
И еще целый час, добираясь до общежития, он находился в роли: чувствовал себя свободным, сильным, великодушным, преодолевшим свою любовь и муку, оживленно-злым. Ночью уткнулся в подушку, привычные думы и воспоминания нахлынули, размыли волю, он вновь ощутил свою слабость, зависимость, отчаяние, и уже удивился тому, как сумел держаться, и даже не понимал своего недавнего состояния, словно разговор тот вел совсем другой, чужой человек.
После его ухода интонация вечера сломалась. Музыка, полумрак, тихие речи, впечатление сгладилось… Но осталась некая крохотная неловкость, мельчайшее неудобство, душевный дискомфорт. Неприятная царапинка осталась в памяти, мешающая прежней непринужденности.
9. Информация – безусловно основа интуиции.
Звягин воспринял доклад Ларика удовлетворенно: «Первый раунд ты выиграл. Следующее: выясни толком, что за человек твой соперник». Армейская закваска сидела в нем прочно: сбор информации, ее анализ и оценка, составление плана действий – и неукоснительное его выполнение; излюбленная метода, иной не признавалось.
– Жаль, что ты не женщина.
– Почему?!
– Женщины обладают удивительным даром узнавать о людях такую подноготную, которую те сами подчас не подозревали.
В Ларике боролись презрение к сплетням и ревность.
– А как?
– Твои проблемы. Сведи знакомство со старушками из его соседей. Найди его одноклассников или однокашников по институту, а еще лучше – однокашниц. Поболтай о нем как бы между прочим с лаборантками и вахтершами в его НИИ. Послушай, что говорят о его родителях – где о родителях, там и о детях. Заготовь себе истории: устраиваешься на работу, или он не отдает тебе долг, или ты беспокоящийся брат его девушки, или он хотел купить у тебя магнитофон, или ты приезжий, познакомился с ним в отпуске и теперь думаешь, можно ли у него остановиться… Сообразишь! И не лезь с назойливыми расспросами – хвали его как бы с сомнением, и тебе все выложат сами: люди обожают позлословить за спиной, особенно о тех, кто на вид удачлив.