Замполит докладывал личному составу о маршруте похода, о количестве пройденных за сутки миль, о наиболее отличившихся матросах и офицерах.
Кирдяшев был мордвин. Прибыл на лодку после окончания Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Был полон радужных надежд. На практике хотелось применить то, чему четыре года учили в академии. Но на флоте начинался период увлечения бумаготворчеством. Проверяющие в море, как правило, не выходили и о живой работе с людьми судили по бумагам. Как блины рождались на кораблях планы партийно-политической работы по предупреждению аварийности, чрезвычайных происшествии, подготовки к выходу в море, организации социалистического соревнования и т. д. Живая работа с людьми подменялась бумагой. Алексей Кирдяшев не мог мириться с этим. Он часами мог находиться в матросском кубрике, но писать планы в огромных объемах терпеть не мог. Он был за разумное планирование и за практическую работу.
Это не нравилось некоторым политическим начальникам, и Кирдяшев не пользовался лаврами почета, хотя его и уважал личный состав.
* * *
Очередное подвсплытие должно было состояться в 15 часов на следующий день во льдах.
После погружения электронное перо эхоледомера вычерчивало постоянно "лед", и хотя толщина его колебалась от 40 до 70 сантиметров в среднем, было неясно, сможет ли лодка без всяких дополнительных средств продавить такой лед. И вот на траверзе Русской Гавани мы подготовились произвести всплытие. Лодка застопорила ход, но лаг медленно фиксировал угасание инерции. Наконец стрелка его застыла на 0. Откачивая воду из уравнительной цистерны, командир БЧ-5 заставлял лодку медленно всплывать.
Я спустился на вторую палубу центрального поста и приказал приподнять перископ на глубине 20 метров. Серо-зеленая нижняя поверхность льда просматривалась в перископ. По изменяющемуся рисунку я понял, что лодка медленно по инерции движется вперед. Я приказал продуть глубиномер. Пузырьки воздуха были хорошо видны в перископ.
Так, продувая глубиномер центрального поста, по пузырькам воздуха мы определяли ход лодки.
Наконец наступил момент, когда пузырьки начали вертикально подниматься вверх. Лодка стояла на месте. В перископ было видно, как приближалась нижняя поверхность льда. На глубине 15 метров я приказал опустить перископ. Через две-три минуты мы приледнились. Марат Васильевич доложил:
- Дифферент 3 градуса на нос, крен 5 градусов на правый борт!
- Продуть среднюю! - скомандовал я. Воздух ворвался в цистерны. В этот момент на лодке ничего не слышно, кроме его свиста.
- Продута средняя, глубина 5 метров,- доложил Марат Васильевич.
Мы не почувствовали ударов, скрежета. Всплытие произошло так, как на чистой воде.
Я стал подниматься по трапу вверх. Вот отдраена кремальера. Плечами я пытаюсь приподнять крышку люка. Свежий воздух врывается в щель, но люк мне удается открыть лишь сантиметров на десять.
Если учесть, что такая работа происходит в трубе диаметром чуть больше восьмидесяти сантиметров, когда ноги упираются в вертикальный трап, то только выработанная месяцами сноровка позволяет командиру, одетому во все меховое, откинуть крышку люка, вес которой около 80 килограммов.
Но моих сил не хватало.
Меня сменил Шаповалов. Ему тоже не удалось открыть люк. Затем нажал на люк снизу боцман Красников. Но и его сил оказалось недостаточно. На лодке самым сильным был кок. Он прибыл по команде с камбуза, весь разгоряченный, еле втиснулся в вертикальную шахту, надавил плечами на люк. Что-то наверху затрещало, и люк приоткрылся наполовину.
- Так здесь же лед,- доложил с натугой в голосе он.
Через минуту удалось еще сантиметров на десять приоткрыть его. Я сбросил с себя меховые брюки и альпаковку. Из центрального подали деревянный аварийный брус.
Кок упер его в кремальеру, а я протиснулся в образовавшуюся щель. На мостике я обнаружил большую льдину, один конец которой мешал открытию люка. За мной поднялся на мостик Шаповалов. То, что мы увидели, превзошло все наши ожидания.
В наступивших сумерках была хорошо видна поверхность ледяного покрова, которая простиралась до видимого горизонта. Ледяные торосы, возникшие в результате подвижки льда, образовывали с одной стороны заснеженные холмы высотой до двух с половиной метров. С другой стороны лед был обнажен и отсвечивал где зеленоватым, а где немного голубым цветом.
В начинающихся сумерках уже горели яркие звезды. Падающая звезда прочертила кривой след по небосводу, мелькнула и исчезла где-то слева.
- Александр Сергеевич, смотрите - белый медведь,- шепотом сказал Шаповалов.
Действительно, из-за тороса вышел хозяин северных широт. Его шерсть хорошо маскировала его на фоне снега. Он медленно шел мимо подводной лодки.
Поднявшийся на мостик сигнальщик сразу запросил разрешения принести из центрального автомат. Но Шаповалов жестко взглянул на него, и этого было достаточно, чтобы матрос понял, что сказал глупость.
Медведь изредка останавливался, что-то обнюхивал и затем вновь уверенно шел в сторону кормы, где изо льда торчал только хвостовой вертикальный стабилизатор. Его, несомненно, удивил вид торчащей изо льда черной рубки. Но уверенная поступь зверя свидетельствовала об отсутствии даже намека на страх. Быть может, он вообще впервые людей видел. Мех его был грязный, бурый.
Через несколько минут он скрылся за одним из торосов. Затем его бурое пятно то показывалось, то скрывалось.
Сигнальщик из своего гнезда еще раз доложил о медведе, но мы даже в бинокль не могли его разглядеть.
Старпом решил этот момент отразить в вахтенном журнале. Когда я читал эту запись, то думал, что нам попадет за такие вольности, а сейчас я с удовольствием вспоминаю об этом.
В это время старшина команды радистов доложил об установлении связи с зимовщиками в Русской Гавани. Им трудно, очевидно, было представить, кто говорит с ними в этом ледяном море. Наш позывной, понятно, их искреннего интереса не удовлетворял. Эта полярная станция появилась осенью 1932 года. Начальником ее был тогда двадцатисемилетний гляциолог, географ, геолог Михаил Ермолаев. Многое из того, что пережили в то время зимовщики, вошло в известный нашему поколению фильм "Семеро смелых".
Связь с ними тоже была зафиксирована в вахтенном журнале.
Лодка спокойно стояла во льду. Подвижки льда не было.
Немного пополнив запасы воздуха компрессорами, мы вновь погрузились. Погружение без хода прошло благополучно. Продув на глубине 20 метров цистерну быстрого погружения, я дал ход турбиной, и боцман быстро выровнял дифферент. Мы продолжили движение на глубине 50 метров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
