– Сашка… Милый мой Сашка… Ты остался таким же клоуном, как был! – наконец-то резюмировала умиленная, красная от хохота Полина. И тут же добавила: – Ах, опять я вас забалтываю… Кушайте, на здоровье, мои родненькие! Мы все это для вас приготовили. Мой суженый так вообще еще позавчера утром хлопотать начал – кухонный комбайн чинил.
Александр Пушкин, поощренный к трапезе Полиной (она первой подала пример и налегла на бутерброд с осетриной, к которой, как и к соленым огурцам, она с недавних пор испытывала подлинную физиологическую страсть), уже врезался было столовой ложкой в оливье, однако после последней реплики сестры словно бы онемел. Он отставил в сторону Танину тарелку и испытующе посмотрел на Полину.
– Значит, Андрей все-таки жив? – серьезно спросил он. И, на глазах повеселев, тотчас воскликнул: – Как я рад, Полинка! Я так на это надеялся! Все разрешилось, значит… Господи, если бы ты знала, как я был счастлив, когда весточку получил… Ну, о том, что произошла ошибка и что с тобой все в порядке! И, кстати, когда Колька написал мне письмо, где рассказывал, как встретил вас с Андрюхой на Фелиции, как вы помогли ему починиться… Значит, все-таки жив наш Андрей!
– Андрей? Ты сказал Андрей? – горестным эхом повторила Полина. Ее голос показался Эстерсону помертвевшим, надтреснутым. – Нет, Андрей все-таки погиб…
– Что я натворил! – изменившись в лице, Александр встал из за стола. Он быстро подошел к Полине, встал сзади от нее, крепко обнял ее за плечи, прижался щекой к ее щеке. – Прости меня, Полинка, очень тебя прошу! Я совсем не хотел сделать тебе больно! Тут, наверное, какая-то ошибка… Во всем виновато письмо моего друга Кольки… Он тоже пилот, как и я… Умный такой, красивый парень, вежливый очень. Он совершил аварийку на Фелиции, что-то там с его «Дюрандалем» случилось… И ему какие-то люди помогли починиться. Ему показалось, что женщина очень похожа на тебя… Примерещилось ему, понимаешь? И по именам тоже все как будто сходилось… Он так даже в рапорте написал: мол, спасители мои – русские ученые, биолог Полина Пушкина и ее муж Андрей с планеты Фелиция! Да не плачь же ты, Полинка… Умоляю тебя… Я по наивности думал, что это вы с Андреем. Что все в порядке! Ну ошибся я, понимаешь? Просто ошибся!
Минуту Полина сидела молча, подперев голову руками. Эстерсон не видел этого, но был готов поручиться – по розовым щекам его любимой катятся жаркие слезы.
«Срочно нужно спускаться». Эстерсон нервно застегнул ремень на брюках и направился к шкафу, где в обувной коробке дожидалась премьеры пара новых замшевых туфель. Но не успел он натянуть их, как обнаружил, что туфли-то без шнурков! А сами шнурки лежат отдельно – и надо было вчера Полине закапризничать в магазине, заставить продавщицу поменять светло-коричневые матерчатые шнурки на особенные, кожаные темно-коричневые? Дрожащими руками Эстерсон принялся оснащать туфли…
– Сашенька, никакой ошибки тут нет. Это действительно были мы… Только не я и Андрей, а я и… другой человек, который просто назвался Андреем! Я на тебя не сержусь! Я понимаю, ты не знал… Это просто случайность! Так получилось, что я вынуждена была представить пилоту Николаю своего нового мужа как Андрея. Поверь, на то были причины! Когда-нибудь я тебе все-все-все расскажу… Когда-нибудь. Однажды. А пока – кушайте. – Полина высморкалась в салфетку и добавила: – Кстати, мне очень понравился этот пилот, Николай. Такой смелый, такой серьезный! Почему ты не взял его с собой? Вот это была бы встреча так встреча! – По тону Полины Эстерсон сразу понял: она больше не плачет.
Александр долго молчал. Так долго, что Эстерсон даже подскочил с недошнурованным башмаком к окну, чтобы удостовериться в том, что там, внизу, не случилось ничего ужасного.
Однако не случилось. Полина сидела на своем плетеном стуле, Саша – на корточках рядом с ней. Он глядел в землю. Полина ерошила его волосы своими тонкими сильными пальцами. Узкое лицо ксеноархеолога Тани было грустным, бледным.
– Коля тоже погиб, Полинка. В бою, на Восемьсот Первом парсеке, – наконец сказал Александр. – Царствие небесное ему. Вечный покой.
Траурная пауза, повисшая вослед его словам, была душераздирающей. Впрочем, какой еще она могла быть в солнечный летний день, в дышащем жизнью яблоневом саду?
Таня первой нашла выход из положения. Когда еще одна минута молчания канула в вечность, она решительно налила себе в бокал домашнего лимонаду и принялась накладывать в свою тарелку, надолго оставшуюся без внимания, душистую вкуснятину из стоящих поблизости плошек. Вскоре ее примеру вяло последовали Александр и Полина.
Эстерсон завязал бантиком шнурки и, в последний раз заглянув в мутное зеркало, поскрипел по лестнице на первый этаж.
– Значит, твой новый муж… Он… Его не Андрей зовут? – спросил Александр с набитым ртом.
– Нет. Его зовут Роланд. Он швед, но уже немного говорит по-русски… В крайнем случае всегда можно воспользоваться переводчиком!
– Он биолог?
– Нет, он конструктор. Авиакосмический. Это он придумал «Дюрандаль».
– «Дюрандаль»? – От неожиданности Александр едва не поперхнулся. – Конструктор истребителя «Дюрандаль»?
Таня тоже перестала жевать. Что такое «Дюрандаль», она знала. Теперь знала.
– Все правильно, истребителя, – кивнула Полина.
– Господи, конструктор «Дюрандаля»! – Александр отложил приборы в сторону, скомкал платяную салфетку, которая закрывала его колени, встал из-за стола и патетически воздел руки к небу. – Я даже и не мечтал познакомиться с эти великим человеком! Честно говоря, я даже и не знал, как его зовут!.. Роланд, говоришь?.. А тут – вдруг стал ему почти родственником! Свояком, что ли? Шурином?
– Кажется, муж сестры называется зятем, – тихо вставила Таня.
– Не важно, как он называется. Главное, что теперь я могу пожать его мужественную руку! Скажи мне скорее, моя дорогая сестра Полина, когда сюда, в Брусничный, приедет этот великий человек? Недаром же на столе четвертая тарелка! Ведь это для него, да?
– Приедет? Ха-ха! Да он уже здесь! Он в доме, переодевается. Даже и не знаю, что у него там стряслось, почему он возится так долго?.. Роло! Ро-ло! – позвала Полина, обернувшись в сторону дома.
– Надо же… «Дюрандаля»… Конструктор… – пробормотала Таня и, о чем-то своем подумав, просияла. – Какая же вы, Полина Владиславовна, счастливая!
В ту самую секунду Эстерсон звучно распахнул двери и выступил на трухлявое крыльцо. Он важно поправил галстук, широко улыбнулся собравшимся и на чистейшем русском языке возвестил:
– А фот и констрюктор! Здрафстфуйте!
