…
Когда она принесла кофе, Наллэ молча повернул к ней один из ноутбуков..
На экране был кусочек каменистого ландшафта, в нескольких местах из–под камней били струйки пара, а посреди всего этого торчал металлический шток с красно–черно–белым щитком. На щитке имелась надпись: «DANGER! RADON GAS!»
— И что означает эта инсталляция? – спросила Эстер.
— Это – общепринятый в мире способ обозначения точек выброса природного радона, радиоактивного газа, который может создавать опасный фон облучения.
— Общепринятый? Гм…
— Ага. Как ты думаешь, где установлен данный конкретный значок?
— Я так понимаю, что вот тут, — она снова ткнула пальцем в тот же красный кружок.
— Увы! – он развел руками, — На этот раз, ты не выиграла суперприз. Это изображение с web–камеры в Национальном Парке Йеллоустоун, у тебя на родине, в США. Там кое–где есть мощные гейзеры, а они обычно совмещены с источниками радона. Знак стоит для безопасности туристов. Мы решили установить такие же знаки в том месте, куда ты так эмоционально тычешь пальчиком. К утру военные их уже поставят. Они обещали.
— Вот как… — задумчиво сказала Эстер, — … Значит все хорошо?
— Ну… — Шуанг снова развел руками, — Как говорит Ематуа, faakane моей мамы, «если тебе кажется, что все хорошо, то последняя папироса с марихуаной была лишней».
— Разумно, — согласилась она, — и что же плохо?
— Скажи сама, — предложил он, — по глазам вижу, что у тебя есть гипотеза на эту тему.
— Моя гипотеза? Нет, скорее мысль… Знаешь, Наллэ, мне кажется, такие вещи открывают ящик Пандоры. Я не только об L–bomb. Я о принципе: нам захотелось взять металлы из–под горы – мы снесли гору. А ведь эта гора, окружающий ландшафт, природа, миллионы живых существ вокруг – это формировалось миллионы лет. А если мы что–то испортим в этом тонком механизме? Знаешь, я читала, что на месте пустыни Сахара когда–то были луга и леса, но люди завели большие стада коз, козы выщипали молодые побеги, леса погибли, влажные ветра уже ничто не задерживало, а сухие ветра начали продувать эту местность насквозь. И теперь там пески. Почти безжизненные. Оно того стоило?
Шуанг откинулся на спинку стула и начал сворачивать самокрутку.
— Если ты так ставишь вопрос, то давай плыть от пирса. Сто веков назад человек первый раз спалил лесо–степь и на ее месте посеял зерно. Можно патетично заявить, что в этот момент был сделан эпохальный выбор, но ничего подобного. Просто человек понял, как выращивать пищу, и стал это делать, чтобы кормить семью. До того большая часть его детей умирала от голода, а теперь ситуация изменилась. И она продолжала меняться по мере того, как человек учился получать что–то от преобразования окружающей среды.
— … И настанет день, — подхватила Эстер, — когда человек преобразует среду так, что она ляжет на дорогу, как загнанная лошадь и скажет: «извини, брат, я сдохла».
— Тут есть две стороны, — ответил он, — Первая: не будем драматизировать взрывы. Самая мощная H–bomb — советская «Kuz–kinamat» 1961 года, имела 50 мегатонн ТЭ, а взрывные извержения вулканов Тамбор и Кракатау в 1815 и 1883 года имели ТЭ 20.000 и 200.000 мегатонн соответственно. Наши инженерно–взрывные упражнения – это мелочь на фоне того, что происходит в природе естественным путем. Они незаметны для биосферы.
— А второе? – спросила она.
— Второе не так оптимистично. Дело в том, что наша биосфера радикально меняет свои свойства каждые 13 тысяч лет — дважды за один цикл прецессии Земли. На фоне этого механико–климатического процесса, все реплики в стиле «давайте ничего не трогать в природе» выглядят, мягко говоря, наивно. Та человеческая цивилизация, которую мы знаем, возникла в начале этого интервала, и истратила уже 3/4 периода относительной стабильности климата. За оставшееся время или цивилизация возьмет климатические процессы под контроль, или эти процессы отправят ее к мамонтам и динозаврам.
— Но человечеству больше миллиона лет, оно переживало такие пертурбации сто раз.
— Человечество, как биологический вид – да, переживало, а цивилизация – нет.
— ОК, Наллэ, допустим, ты меня убедил. Надо учиться управлять климатом, биосферой, атмосферой… Но как из этого следует оправдание взрыва горы ради грабежа недр?
— Никак, — сответил Шуанг, и прикурил свою самокрутку, — Ты совершенно справедливо назвала эту операцию «грабежом недр». Ничем другим она не является.
Эстер тяжело вздохнула и улыбнулась.
— Знаешь, медвежонок Наллэ, твоя циничная честность иногда просто возмутительна.
— Угу, — грустно сказал он, — Это мой врожденный дефект, я всю жизнь с этим…
— Знаешь, — перебила она, — А возьми меня завтра с собой.
— Можно спросить, зачем тебе это?
— Можно. Я боюсь, что тебя попытаются украсть маленькие подземные человечки.
— Ну… Это, серьезный аргумент, не спорю…
— Это формальный повод, — снова перебила она, — На самом деле, я просто маленькая негодяйка и мне хочется посмотреть, как Виллем будет готовить себя к публичному манифесту веры в этих самых подземных человечков. У вас с ним пари, не так ли?
…
40 — ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 5 сентября 22 года Хартии. Место: Меганезия. Ист–Кирибати. Атолл Кэролайн.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
Жанна Ронеро. Green World Press. Репортаж №17. Проблема транспортного средства морских бродяг.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
Со спутника атолл Кэролайн похож на сабельный клинок. Остается только приделать на севере рукоять, и можно смело рубить с запада на восток. Его длина — чуть больше 5 миль, а ширина – миля с четвертью в самом широком месте. Длинная лагуна имеет 500 метров в ширину и нигде не глубже 7 метров. «Hotfox» — это единственный класс боевых кораблей, способных встать здесь на внутренний рейд, пройдя сквозь очень узкий кривой пролив у северо–западного угла моту Саут. Всего в атолле 40 моту, но только 4 имеют значимые размеры – порядка ста гектаров. Это Саут и Нейк (крайний южный и крайний северный, соответственно) с подземными источниками пресной воды, далее — Лонг (часть рифового барьера на северо–востоке), и Ливорд (центральный выступ западного рифового барьера). Остальные моту — это надводные верхушки кораллового рифа площадью около гектара. Суша здесь не поднимается выше 6 метров над уровнем моря, так что кое–где во время приливов возникают протоки с морской водой. Тем не менее, все моту, кроме самых маленьких покрыты огромной шапкой ярко–зеленого цветущего кустарника, а на Саут и Нейк растут, к тому же, кокосовые пальмы (поставляющие сырье для местного пива).
В период Гавайики, атолл был населен и назывался Римапото, (сейчас от этого периода осталось только миниатюрное древнее святилище — marae на моту Нейк). В европейский период полинезийские жители были истреблены, а колонизаторы неоднократно пытались устроить здесь то добычу гуано, то заготовку копры. Единственное, что у них получилось – это изуродовать часть острова Ливорд. Европейцы так и не смогли здесь закрепиться: у них не получилось жить на расстоянии 800 миль от ближайшего обитаемого острова. В начале XX века атолл был брошен, и там время от времени жили энтузиасты–экологи. В 2001 году атолл получил третье имя – Миллениум, но так и остался необитаемым.
Кэролайн был заселен примерно через 4 года после Алюминиевой революции, за счет появления дешевых «дальнобойных» флаек. Заселение произошло в один день: полсотни молодых людей, членов фэн–клуба Люиса Кэрролла толпой прилетели сюда и построили два городка с «кэролловскими» названиями: Снарк на моту Нейк и Буджум на моту Саут. Точнее, не построили, а собрали из фанерных модулей на бамбуковых каркасах. Дома, а иногда и улицы, стоят здесь на ножках (такой стиль характерен для Полинезии и Папуа, здесь так строили много веков). Моту Ливорд считается муниципальным парком, а на моту Лонг размещен общий торговый комплекс: рынок и порт. Здесь и пришвартовался «Фаатио» (оказавшийся самым крупным кораблем из всех, что стояли у пирсов вдоль внутренней, обращенной в лагуну, стороны моту Лонг).
По местному обычаю, детям тут дают имена из книг Кэрролла, так что парковочный сбор мы платили парню, которого звали Моктартл, а пальмовое пиво нам продала девчонка по имени Джубджуб. Согласно Британской энциклопедии, атолл получил имя Кэролайн в 1795 году в честь дочери секретаря британского адмиралтейства, лорда Стефенса. Сами кэролайнцы уверены, что атолл назван в честь писателя и математика Люиса Кэрролла. Спорить тут с этим — верный путь быть вышвырнутым из любого публичного заведения.
Кэролайн — аграрный муниципалитет: из примерно 200 взрослых и условно–взрослых, (т.е. старше 13 лет) жителей, около 150 заняты в морском и сухопутном сельском хозяйстве, а остальные — в транспорте, ремонте и сборке, торговле и социальной сфере. Здесь неплохая поликлиника, начальная школа и аграрно–морской колледж с достойной репутацией.
