«На следующий день тетя Понни сделала на компе чертежи, и они с дядей Кэрротом, взяв один Cri–Cri и всякую всячину для переделки, пошли к дяде Хэджу, директору школы. У него как раз появилась молодежь, которую надо было занять чем–то продвинутым. А тут как раз инженерно–техническая практика. Дня за три они переделали Cri–Cri тети Понни вот в эту машинку. Еще пару дней тетя Понни эту штуку погоняла с западной стороны атолла, а на третий день, поутру дядя Кэррот подошел на проа к «Rainbow Warrior V», и стал их кошмарить. Типа, мы в суде доказали, что морской Гринпис — это просто naval bandidos, и теперь они попляшут. Будет им и War, и Rainbow. У Народного Флота на всех фосфора хватит. Не то, чтобы они ему поверили, но по психологии так было правильно. А на закате, тетя Понни на этом UATG зашла со стороны солнца, чтобы только силуэт было видно. Размер не вдруг поймешь, особенно — если в натуре никогда боевого вироплана не видел. Она показала силуэт на фоне солнышка, потом перешла в режим ротора, зависла и в упор лазером. Ну, как я только что показала, только по мордам. А дальше, под хорошую панику, зависла над мачтами и сбросила им на палубу четыре фунтовых блока китайских «chukka». Ну, батареи по 30 новогодних ракет–шутих. Ими, как бы, злых духов отгоняют. Эти подумали: фосфорная бомба, и попрыгали в воду, а кто–то добежал до мостика, дал полный ход, не снявшись с якоря, и очень качественно посадил шхуну на рифы…».
Слушая рассказ Ойстер, я начинаю вспоминать, что слышала про какую–то очень старую и темную историю со шхуной активистов–экологов, атакованной боевым геликоптером. При атаке погибли 2 пассажира из 18 и 1 член экипажа из 9, а шхуна полностью сгорела. Спрашиваю об этом свою собеседницу. Она пожимает плечами: «Член экипажа — это, как я понимаю, помкэп, которого застрелил дядя Пехто. А из пассажиров двое утонули. Кто же мог знать, что они плавать не умеют? Шхуна, конечно, сгорела — прямо там, на рифах. Надо было тушить шутихи, а не прыгать в воду. Пожар засек патрульный дрон, и через 2 часа прилетели форсы с форта Молден, это 450 миль отсюда, а к утру нарисовались копы и пресса. Гринписовцы говорят: коптер обстрелял нас фосфорными бомбами. Форсы им в ответ: не было тут коптера, а попади в вашу калошу фосфорная бомба, вы бы хрен успели с нее соскочить. Наши говорят: на шхуне, по пьянке, игрались с бенгальскими огнями, и сами подпалились. Судья говорит копам: плывите на огарок шхуны и делайте экспертизу. Те делают, и получается: следов фосфора нет, а остатков пиротехники — сколько угодно».
Я спрашиваю, можно ли опубликовать эту историю. Ойстер фыркает: «Нет проблем. Все давно заиграно, да и мало ли сказок в море. Я еще про морского змея знаю… Так вот, я дальше рассказываю. Тетя Понни решила, что летать на UATG как–то стремно, и купила обычный Cri–Cri, а переделанный спрятала в гараж. Полгода назад мы с Твидли сделали партнерство, она через нас купила InCub, а обе свои старые флайки выставила к нам на продажу. Типа, second–hend, в хорошем состоянии. Cri–Cri точно купят, а UATG…»
Тут ее перебивает экс–сержант Крис (он только что появился на месте событий, но уже успел обменяться парой коротких фраз с Брай): «… Ну, UATG я бы купил, — говорит он, добавив непременное, — …Если в цене сойдемся». Ойстер отвечает, что почему бы двум приличным людям не сойтись в цене на хорошую вещь. Оба подходят к псевдо–боевой машине, и начинается торг. Я не в состоянии описать, как торгуются меганезийцы — это феерическое зрелище можно оценить, только наблюдая собственными глазами.
На некоторое время я замираю в состоянии культурного шока, но тут возникает шумная компания из двух девчонок и двух мальчишек, примерно ровесников Твидли и Ойстер. Выясняется, что это уже упоминавшиеся участники парусного путешествия на Фиджи – Уникорн с Китти и Брилл с Мимзи. Их пригласили, как консультантов по реализации проекта bajao–boat, начерченного мелом на полу ангара. Все четверо одеты в короткие килты из тонкой зеленой ткани в красно–бронзовую клетку. «Типа, они — клан, а это их боевая униформа», — поясняет Твидли. «Показывай», — говорит Уникорн. Зайдя в ангар, четверка некоторое время смотрит на меловой чертеж с разных сторон, а затем Мимзи (невысокая крепкая девушка монгольского типа) твердо заявляет: «Tripitaka»! Брилл, рослый маори кивает: «Томогавк против скрепки, это Трипитака». Китти по–хозяйски подходит к компьютеру на столике в углу ангара и начинает молча что–то делать. Через минуту она стучит пальцем по экрану и кратко сообщает: «вот!». У экрана образуется маленькая шумная толпа. Поняв, что мне тут делать нечего, я выхожу наружу и чуть не сталкиваюсь с Брай. Оказывается, она высмотрела нечто на острове Ливорд, через лагуну от нас. Выяснив, что в ближайшую пару часов нам тут делать нечего, Брай, Фидэ и я, на взятой у Твидли надувной лодке форсируем лагуну – здесь ее ширина всего 300 метров.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
…
— О! – воскликнула Брай, тыкая пальцем в сторону маленького открытого кафе с ярко–зеленой литерой «Y» над вывеской, — пошли, foa!
— Ну, пошли, — флегматично откликнулся Фидэ.
— А что мы там будем делать? – осторожно спросила Жанна.
— Кофе выпьем и, по ходу, осмотримся, — ответил он.
Как обычно в таких меганезийских забегаловках, бармен присутствовал, в основном, для наблюдения за процессом. Посетители сами управлялись со шведским столом, дозатором напитков и кофеваркой, бросая купюры на блюдце или e–money на электронную кассу. По примеру своих спутников, Жанна обставилась кофе, соком и пирожками, и стала слушать, как они обсуждают дальнейший план действий.
— Та лошадь, на которую ты смотришь, — тихо говорила Брай, — грубо тебя изнасилует. Не думаю, что ты хочешь именно этого. Назад можешь не оборачиваться. То, что там сидит, еще сиськи толком не отрастило, пусть оно трахается с одноклассниками. А вот на столик в северо–западном углу я бы обратила внимание.
— По–моему, она толстая, — возразил Фидэ.
— Joder! Много ты понимаешь! — возмутилась она, — Это специальная жизнеутверждающая полнота. Бедра, попа, брюшко, бока, грудь, все дела…
Тут к их столику подошел высокий элегантный мулат лет 40 и, глядя на Жанну, спросил:
— Feria lady, puedo ofrecer 70 pondas?
Жанна растерянно развела руками, не зная, что сказать.
— Lo siento, bro. Yo y mi novia lesbi est, — вмешалась Брай.
Мулат улыбнулся, тоже развел руками, и, сказав «Sorry, glo. Yo no sabia antes», вернулся за свой столик. Фидэ дважды икнул, с трудом сдержав смех.
— Я правильно поняла: ты сказала, что я лесби? – прошептала Жанна.
— Нет, что мы обе. Что за муха меня укусила?… Но он же тебе не понравился, так?
— Ну, не знаю… Просто это как–то непривычно.
— Брай, что скажешь про ту, что только что села по east–south–east от нас? — спросил Фидэ.
— Так, ничего. Костлявая, правда… Но ты тоже не дискобол Мирона.
— Вечно ты ругаешься, — буркнул он, вставая из–за столика, — ладно, встретимся тут же.
Брай кивнула, проводила его взглядом и пожаловалась.
— Фидэ клевый парень, но очень дремучий в смысле искусства. Как можно не знать, что «Дискобол» Мирона это, типа, античная классика, эталон мужской красоты?
— А я что–то такое слышала на счет Праксителя, — рассеянно заметила Жанна.
— Да ну, скажешь тоже! У него все мужики какие–то вареные. В них драйва нет ни фига.
Тем временем, Фидэ подошел к худощавой молодой даме, обменялся с ней несколькими фразами, она встала из–за столика, он взял с полки за стойкой широкий рулон какого–то почти невесомого материала, похожего на поролон и они оба вышли из кафе, повернув в сторону парка. Еще через несколько минут, отвергнутый по lesbi–мотивам мулат подошел к даме, которую рекомендовала Брай, и эта парочка выполнила аналогичный маневр.
— Вот этот тип действительно знает толк в женщинах, — прокомментировала Брай, — а Фидэ разбирается только в шестеренках. Остальное у него так, на интуитивном уровне. Хотя, в этом тоже есть шарм, как ты думаешь?
— В этом — это в чем? – переспросила Жанна.
— В том, что парень воспринимает эротику и все такое, без этой, как ее, вербализации. Без слов. Подкоркой, — меганезийка похлопала себя ладонью по затылку, как будто подкорка находилась именно там.
— А, теперь поняла. Ну, даже не знаю… — Жанна запнулась, — … Может, ты права, и это…
— Эй, гло, ты чего? — настороженно спросила Брай, — Расслабься. Ясно, что для тебя это первый ураган в океане, и тебя после этого колбасит и таращит…
Канадка не знала, как объяснить ей, что дело, вообще–то не в урагане (там было страшно, но спокойная уверенность экипажа хотфокса не дала испугу дойти до шока). Дело было в обстановке здесь. Сколько не объясняли Жанне, что Y–club — это нормальное развлечение (а для кого–то — и способ подработать), но она, все равно, чувствовала себя проституткой. Женским телом, выставленным на продажу для сексуального удовлетворения заказчика. Очевидно, воспитанием был вбит штамп в подкорку (о, черт, и тут подкорка): деньги за секс это, по определению, проституция. Позорное, унизительное, грязное занятие.
