— Вы должны передать мне заключенного.
— Если вы из главного управления, то должны знать, что нам не должно быть известно ни о каком заключенном и что никто не должен его видеть.
— Да, кроме меня.
Начальник охраны вскочил, рванулся к телефону и схватил трубку. Не успев поднести к уху, он тут же бросил ее: все поняли, что провода перерезаны и телефон молчит. Охранники запаниковали. Начальник охраны в смятении обернулся к Реардэну. В глазах его было обвинение. Он наткнулся на слегка пренебрежительный, укоряющий голос Реардэна:
— Так не охраняют, разве можно было до этого доводить? Отдайте лучше заключенного мне, пока с ним ничего не случилось, иначе я подам рапорт о вашей халатности и неподчинении приказу.
Начальник охраны тяжело опустился на стул, сгорбился над столом и поднял глаза на Реардэна. Его изможденное лицо стало похоже на мордочку одного из зверьков, что копошились в клетках.
— Кто этот заключенный? — спросил он.
— Дорогой мой, — сказал Реардэн, — если ваши непосредственные начальники не посчитали нужным сообщить это вам, я тем более не стану.
— Они и о вашем появлении здесь не посчитали нужным мне сообщить! — вскричал начальник охраны. Голос его звучал злобно и беспомощно, заражая беспомощностью и подчиненных. — Откуда мне знать, что вы от них? Телефон не работает, кто может подтвердить ваши слова? Откуда мне знать, что делать?
— Это ваши проблемы.
— Я вам не верю! — Крик сорвался на визг, слишком резкий и потому неубедительный. — Не верю, что правительство могло послать вас сюда с заданием. Вы ведь один из друзей Джона Галта, предателей, которые скрылись, которые…
— Ты ничего не слышал?
— О чем?
— Джон Галт договорился с правительством, и мы все вернулись.
— Слава Богу! — воскликнул самый молодой из охранников.
— Заткнись! Рылом не вышел о политике рассуждать! — рявкнул на него начальник охраны. Он снова повернулся к Реардэну: — Почему же об этом не сообщили по радио?
— А вы считаете, что вышли рылом указывать правительству, где и как объявлять о своей политике?
Наступило молчание. Слышно было, как зверюшки царапают прутья клетки.
— Полагаю, следует напомнить, — сказал Реардэн, — что вы здесь не для того, чтобы обсуждать приказы, а для того, чтобы их выполнять. Не для того, чтобы знать или понимать политические соображения ваших боссов, высказывать свои суждения, делать выбор или сомневаться.
— Но я не уверен, что должен подчиняться вам.
— Откажитесь — и ответите за последствия. Сгорбившись над столом, начальник охраны медленно, раздумывая, перевел взгляд с лица Реардэна на охранников с револьверами, стоявших по углам. Почти неуловимым движением охранники прицелились. В комнате послышался нервный шорох. В одной из клеток визгливо пискнул зверек.
— Думаю, следует вас предупредить, — сказал Реардэн несколько жестче, — что я не один. Мои друзья ждут снаружи.
— Где?
— У этой двери.
— Сколько?
— Увидите — так или иначе.
— Эй, шеф, — раздался слабый, просящий голос одного из охранников, — не надо ссориться с этими людьми, они…
— Заткнись! — взревел начальник охраны, вскакивая и целясь в говорящего. — Эй, вы, а ну не трусить! — Он кричал, стараясь обмануть себя в том, что уже знал. Они струсили. Он был близок к панике, не желая признаваться самому себе, что его людей каким-то образом разоружили. — Нечего бояться! — Он кричал это самому себе, стараясь вернуть себе уверенность в той единственной сфере, где чувствовал себя уверенно — в сфере насилия. — Нечего и некого! Я вам покажу! — Он резко обернулся и трясущейся рукой выстрелил в Реардэна.
Кто-то заметил, что Реардэн покачнулся и схватился правой рукой за левое плечо. Остальные в эту секунду смотрели, как револьвер выскользнул из руки их начальника и со стуком упал на пол. Начальник вскрикнул, из его запястья сочилась струйка крови. Потом уже все увидели, что слева в дверном проеме стоит Франциско Д'Анкония, который все еще держит револьвер с глушителем, направленный на начальника охраны.
Все вскочили, схватившись за оружие, но не осмеливаясь стрелять, и упустили момент.
— На вашем месте я бы не стал, — сказал Франциско.
— Иисусе! — задохнулся один из охранников, с трудом пытаясь вспомнить имя. — Ведь это… это тот самый парень, который взорвал все медные шахты в мире!
— Верно, — отозвался Реардэн.
Охранники невольно попятились от Франциско и, обернувшись, увидели Реардэна, все еще стоявшего в проеме входной двери с револьвером в правой руке. На его плече расплывалось темное пятно.
— Стреляйте же, вы, подонки! — завопил начальник охраны своим растерявшимся подчиненным. — Чего вы ждете? Стреляйте, убейте их! — Он оперся одной рукой о стол, из другой сочилась кровь. — Я подам рапорт на каждого, кто не будет стрелять. Вас приговорят к смерти!
— Бросьте оружие, — приказал Реардэн.
Семеро охранников мгновение стояли неподвижно, не подчиняясь ни тому, ни другому.
— Выпустите меня отсюда! — завопил самый молодой из них, рванувшись к двери справа. Он распахнул дверь и отскочил — на пороге с револьвером в руке стояла Дэгни Таггарт.
Охранники медленно пятились к центру комнаты, пытаясь осознать происходящее и совершенно утратив чувство реальности, и эта утрата обезоружила их; в присутствии таких легендарных личностей, которых они и не мечтали увидеть, они чувствовали себя так, будто им приказывали стрелять по привидениям.
— Бросьте оружие, — повторил Реардэн. — Вы не знаете, зачем вы здесь. Мы знаем. Вы не знаете, кого вы сторожите. Мы знаем. Вы не знаете, почему вам приказано его сторожить. Мы знаем, почему мы хотим его освободить. Вы не знаете, за что вы сражаетесь. Мы знаем, за что сражаемся мы. Если вы умрете, вы даже не будете знать, за что умираете. Если умрем мы, мы будем знать за что.
— Не… не слушайте его! — завопил начальник охраны. — Стреляйте! Приказываю вам стрелять!
Один из охранников взглянул на начальника, положил револьвер и, подняв вверх руки, отошел от группы в сторону Реардэна.
— Черт тебя побери! — заорал начальник охраны, схватил левой рукой револьвер и выстрелил в дезертира.
Едва тот упал, как окно разлетелось на тысячи осколков — с ветки дерева, как из катапульты, в комнату впрыгнул высокий, стройный человек. Едва встав на ноги, он выстрелил в ближайшего охранника.
— Кто это? — раздался чей-то пораженный ужасом голос.
— Рагнар Даннешильд.
В ответ раздалось три звука: долгий, нарастающий панический вопль, грохот четырех револьверов, брошенных на пол, и лай пятого — начальник охраны внезапно выстрелил себе в лоб.
К тому времени как четверо уцелевших бойцов гарнизона начали приводить в порядок свои мысли, они уже лежали связанные, с кляпами во рту; пятый стоял, руки его были связаны за спиной.
— Где заключенный? — спросил его Франциско.
— В подвале… наверное.
— У кого ключи?
— У доктора Ферриса.
— Где лестница в подвал?
— За дверью в кабинет доктора Ферриса.
— Показывай.
— Едва они двинулись, Франциско повернулся к Реардэну:
— Ты в порядке, Хэнк?
— Конечно.
— Хочешь отдохнуть?
— Нет, черт возьми.
С порога двери, ведущей в кабинет доктора Ферриса, они глянули вниз, на пролет круто спускающейся вниз каменной лестницы, и увидели стоящего на нижней площадке охранника.
— Руки вверх, поднимайся! — приказал Франциско. Охранник увидел решительно настроенного незнакомца и поблескивающий револьвер. Этого было достаточно. Он медленно повиновался. Казалось, он с облегчением выбирается из сырого каменного склепа. Его оставили связанным на полу в кабинете вместе с охранником, который показал дорогу.
Четверо спасителей бросились вниз по лестнице к запертой стальной двери. До этой минуты они действовали четко и дисциплинированно. Теперь внутренние барьеры, казалось, рухнули.
Даннешильд сломал замок. Первым в подвал вошел Франциско. Он на долгую секунду загородил дорогу Дэгни — чтобы убедиться, что зрелище не испугает ее, затем впустил ее, и она устремилась вперед. Галт, весь обмотанный проводами, поднял голову и приветственно взглянул на них.
Дэгни опустилась на колени у края мата. Галт взглянул на нее совсем так же, как в их первое утро в долине; улыбка его была словно смех, в ней не было боли; голос звучал мягко и тихо:
— Ни к чему принимать это все всерьез, правда?
По ее лицу катились слезы, но она улыбалась радостно и уверенно:
— Конечно.
Реардэн и Даннешильд перерезали связывающие Галта ремни. Франциско поднес к его губам фляжку с бренди. Галт сделал глоток и, приподнявшись, облокотился на свободные теперь руки.
