— Сир, — приветствовал я его, затем отсоединил зажимы и снял шлем, чтобы насладиться древним воздухом зала. Меч верховного маршала устремился к моему горлу. С рыцарским почтением я слегка коснулся губами протянутого лезвия — традиционный поцелуй, подтверждение верности ордену и лорду-командующему. Следом за мной секунду спустя также поступил Кинерик.
— Встаньте, — обратился к нам Хелбрехт. Он вложил клинок в ножны на бедре — если легенда верна, то оружие выковали из осколков меча нашего примарха. Мы встали, как и предлагалось.
— Говори, Мерек.
Кинерик напрягся, услышав моё имя.
Не отвечая, я достал портативное гололитическое устройство. Оно спроецировало световое изображение воина Адептус Астартес в полный рост, который обратился к нам троим.
— Гримальд, — произнёс он. — Они солгали нам об ущелье Манхейма. Они отправили нас туда на смерть.
Сообщение закончилось, а верховный маршал молчал. Он смотрел на то место, где несколько секунд назад голограмма Юлкхары рассказывала о подлом предательстве.
— Могли запись смонтировать или подделать? — он спрашивал не о сегодняшнем враге. Зелёнокожие ксеносы слишком примитивны для столь тонкой работы.
Я покачал головой:
— Предателям, о которых говорил Юлкхара, нет никакой пользы от сообщения. Я верю, что оно правдиво.
— Я тоже верю. Чего же ты хочешь, Гримальд?
— Я по-прежнему хочу связаться с Небесными Львами и узнать об их потерях.
— И ты собираешься уничтожить тех, кто их предал.
— Сомневаюсь, что это возможно, сир. Как бы мне этого не хотелось.
Хелбрехт посмотрел на статую Сигизмунда и положил руку на навершие меча. У бронзовой точной копии первого верховного маршала был такой же меч, изготовленный из того же металла, что и вся статуя. Сигизмунд стоял, обнажив клинок, и указывал им в широкие окна на вращавшийся и пылавший внизу мир.
— Ты рискуешь вовлечь орден в прямой конфликт с Инквизицией.
Отрицать это бессмысленно:
— Да, сир.
— Я не боюсь этого конфликта, Гримальд. Несправедливости нужно противостоять. Скверну нужно вычищать. Но “Вечный Крестоносец” улетает через три дня, брат. Вожак сбежал с Армагеддона, и выследить его — наш первейший долг.
Я ожидал, что он скажет это:
— Тогда оставьте меня.
Впервые на моей памяти я увидел удивление на иссечённом шрамами лице сеньора.
— Ты столь сильно не хотел сражаться на этой планете, а теперь просишь оставить тебя?
Ирония происходящего не ускользнула от меня:
— Я могу улететь на другом корабле, сир. “Добродетель Королей” с остатками батальной роты Амальрика ещё будут здесь. Если выживу, то стану путешествовать с ними.
— В любом случае я лишусь реклюзиарха.
— Назначите другого. Вечный крестовый поход продолжится и без меня, Хелбрехт.
Было непривычно видеть его в таком состоянии: пришлось выбирать между очистительной войной с внешними врагами и справедливой войной с врагом внутренним. Он сражался бы с ними обоими, если бы мог. Однако смерть короля ксеносов важнее всего остального.
— Вы были здесь, — сказал я, пока он смотрел поверх высокой статуи, — бились с ксеносами на орбите. Вы видели войну в космосе. Скажите мне, что информация о потерях флота Небесных Львов не соответствует действительности, сир.
Хелбрехт повернулся и посмотрел на меня глазами слишком старыми даже для его повидавшего множество войн и потрескавшегося от времени лица.
— Информация верна.
Теперь настала моя очередь смотреть в огромное окно на медленно вращавшуюся внизу планету, пока верховный маршал говорил:
— Они сражались рядом с нами почти в каждой битве. Сейчас они здесь, но у них осталось только три корабля.
— Этого не может быть.
Мой голос был холоден, но кровь почти кипела. Мы говорили о гибели целого ордена:
— Как они понесли такие потери?
Мой сеньор никогда не был человеком склонным даже к мимолётным шуткам. Он помедлил, но точно не для того, чтобы перевести дух. Эта война в равной степени разгневала и утомила его и сейчас, когда он приготовился нанести последний удар, я принёс угрозу новой задержки.
— Их потери — главная причина, почему я верю, что твоё беспокойство оправдано, — ответил Хелбрехт. — Ты знаешь, как всё непостоянно в космических битвах: бесконечно меняющиеся приказы; голоса в темноте; крики заглушающие канонаду и рёв пламени в пробитом корпусе. Сотни и сотни кораблей движутся во всех направлениях — стреляют, таранят, разрушаются, гибнут. Факты и домыслы переплетаются.
Но Хелбрехт — несравненный космический командующий. Именно поэтому его выбрали наблюдать за имперскими войсками на орбите. Я знал, что его слова это не попытка оправдать личную неудачу.
К несчастью они и не были извинением за то, что он направил меня в Хельсрич и я не смог принять участие в развернувшейся здесь грандиозной войне. Я больше не злился, а только сожалел об утраченном братстве.
— Знаю, — кивнул я.
— Львы сражались хорошо. Я никогда не поставлю под сомнение их воинскую репутацию. Их неудачи были следствием явного невезения: им отправляли приказы, но они их или вообще не получали или слишком медленно выполняли. У нас было много сообщений об испорченных вокс-передатчиках и так и не принятых капитанами Львов указаний. Большая часть отдаёт вражеским вероломством.
Я хотел это услышать:
— Расскажите мне.
— Боевую баржу “Серенкай” взяли на абордаж и уничтожили, когда она удалилась от нашей ударной группы — Львы не получили приказы и не сумели сохранить построение. Крейсер “Лави” столкнулся с повреждённым флагманом Расчленителей “Виктус” и погиб четыре часа спустя от структурных повреждений. “Нубика” взорвался во время абордажа, предпочтя смерть захвату.
Он перечислил ещё десять кораблей — ещё десять смертей. С каждым именем я стискивал зубы всё сильнее.
— Сложно понять, что явилось следствием саботажа или предательства, а не честного боя. Многое происходило в небесах Армагеддона, брат. А те, кто были ближе и всё видели уже в могилах. Если Инквизиция действует против Львов, то делает это с таким упорством и мастерством, какие я редко встречал у её агентов.
— Тем не менее, перед нами орден, который потерял флот, а его выживших воинов разгромили на планете.
Хелбрехт закрыл глаза и размышлял в мрачной тишине. Моё сердце успело ударить несколько раз. Когда он их открыл — все сомнения исчезли. Он всегда поступал так и я в высшей степени восхищался им за это. Человек действия, а не реакции. Он атаковал, всегда атаковал.
— Правосудие взывает к нам.
Капеллан не должен улыбаться, потому что мы олицетворяем мучительные ритуалы и праведную смерть в бою. Я не смог удержаться. От его слов мою кровь словно объял огонь — как в самые священные минуты, когда он объявлял крестовый поход.
— Как минимум нам надлежит узнать правду о случившемся, — продолжил Хелбрехт, и мы с Кинериком сразу же сотворили крест крестоносцев на нагрудниках.
— Как скажете, сир.
— Отправляйтесь в улей Вулкан, — приказал он нам. — Большая часть ордена должна выступить через три дня. Это требование Старика. Нельзя позволить архивожаку виновному в разорении Армагеддона вырваться из нашей хватки — возмездие взывает столь же громко, как и правосудие. Мы не можем отправить Храмовников в бой и задержаться на неделю, если не больше, для ремонта, перевооружения и пополнения припасов. Но высадитесь на планету и выясните, что произошло. Если Львам суждено погибнуть — я хочу услышать правду от них, пока не стало слишком поздно.
— Будет сделано.
— Не сомневаюсь.
Он не спросил — хватит ли трёх дней. Выбора нет — должно хватить.
— Тебе нужны рыцари?
Я посмотрел на Кинерика:
— Нет, сеньор. Пока нет.
— Хорошо, у нас их не так много в резерве. Три дня, — повторил он. — Ступайте. Узнайте правду и прокричите её небесам.
Кинерик молчал, когда мы вышли. Причина крылась в волнении — он ничего не сказал из-за того, что не мог подобрать слова, а не из-за нежелания говорить. Немногие слуги заходили на эти аскетичные палубы, но шлемы щёлкнули, когда мы их снова надели. Теперь моё зрение изменилось — появился подсвеченный красным целеуказатель, и начали поступать биометрические данные.
— Ты посмотрел ему в глаза, — это не был вопрос.
Кинерик кивнул:
— Посмотрел.
— Я предупредил тебя не поступать так.
Он снова кивнул:
— Предупредили.
Я знал, что он сейчас чувствует. Я испытывал то же самое всякий раз, когда стоял перед статуями основателей ордена. Он прошёл испытание Воплощённого суда. Как лучше всего объяснить ему это?
