Поскольку карфагенское «знамя» борьбы с Римом – легендарный Ганнибал, с которым карфагенский народ теперь связывал все свои надежды на изгнание Сципиона – прибыл на родину, то мирные переговоры (в основном усилиями пунов – например, нападение на римский флот у побережья Утики, на послов Сципиона в устье р. Баграды и другие «козни» со стороны партии «войны», возглавляемой снова поднявшими голову Баркидами) оказались сорваны; предстояло снова «заговорить пушкам».
Приезд Ганнибала взволновал карфагенян, уверовавших, что их легендарный сородич легко рассеет войска Сципиона. Они рвались в бой, и мирный договор им теперь только мешал. Сам Ганнибал отнюдь не рвался в бой: ему предстояло собрать боеспособное войско, с которым можно было бы выйти на бой с этим удачливым «юнцом» Сципионом, с победы над отцом которого он начал свою «Ганнибалову войну» почти 15 лет назад!
На это нужно было время!
А его-то у него и не было!
Сципион открыл боевые действия первым. Не дождавшись поддержки от Нерона и оставив на легата Луция Бебия свой укрепленный лагерь под Утикой, он пошел в сторону Нумидии навстречу Массанассе, без чьей конницы сражаться с Ганнибалом было смертельно опасно. По пути он сжигал деревни, уничтожал урожаи, угонял скот, брал в плен окрестных жителей – в общем, делал все, чтобы вызвать врага на бой и лишить жителей Карфагена снабжения всем им необходимым. Этим искусным маневром римский полководец не только сближался с Массанассой, но и уводил Ганнибала от его главной военной базы – Карфагена. Если бы Сципион не покинул полуостров Утика, где у него была крепкая база, то наверняка оказался бы заблокирован в ней Ганнибалом и потерял бы всякое влияние на Массанассу и его нумидийцев. Одним только этим своевременным марш-маневром Сципион показал большому мастеру маневрирования Ганнибалу, что наконец-то он встретил достойного соперника. На все мольбы соплеменников выступить на защиту родины, Ганнибал, готовивший свою разношерстную армию восточнее Карфагена в укрепленном лагере (то ли у Лептиса, то ли у Гадрумета?), монотонно отвечал одно и то же: «Мне лучше знать, что сейчас нужно делать». Его поведение объяснялось очень просто: лигурийские, галльские и балеарские наемники, карфагенские рекруты и его итальянские ветераны еще не были спаяны в единую армию. И все же под давлением народных масс ему пришлось поторопиться навстречу римскому консулу.
Одноглазый Пуниец предпочитал сражаться на поле боя, выбранном им самим, а этот удачливый молодец явно собирается лишить его этого преимущества и первым занять на равнине наиболее выгодную позицию.
…Кстати, предстояла встреча двух абсолютно разных полководцев. Ганнибал был наиболее опасен там, где за него «играли» особенности выбранного рельефа. Тут он умел, как никто, направить свои лучшие силы на наиболее слабый участок в позиции врага. До сих пор главный удар обычно наносила его вышколенная кавалерия (нумидийская и карфагенская), но теперь ее у него почти не было. Для Сципиона рельеф местности на поле битвы не играл столь большой роли. Он умело и дерзко атаковал пехотными легионами, чьи дисциплинированные солдаты могли поразительно быстро и четко перестраиваться для нанесения разящего либо охватывающего удара. Сципион настолько полагался на свою вышколенную пехоту, что применение кавалерии для него обычно не играло очень большой роли. (Но здесь был особый случай: ему противостоял сам Ганнибал – большой любитель и знаток стремительного и мощного кавалерийского удара.) Оставалось лишь подождать, чья тактика окажется лучше…
Глава 22. Последнее сражение «Ганнибаловой войны», или Катастрофа под Замой-Нараггарой
То ли весной, то ли ближе к концу 202 г. до н. э. (в дошедших до нас источниках слишком большие разночтения по поводу времени битвы) противники наконец встретились в пяти днях пути к западу от Карфагена между двумя небольшими деревушками Зама и Нараггара. Если римляне встали лагерем рядом с Нараггарой и вблизи от питьевой воды (как тогда говорили, «на расстоянии броска дротика»), то карфагеняне расположились на огромном холме у Замы – месте, безопасном и удобном во всех отношениях, кроме одного: питьевая вода была слишком далеко.
Открытая равнина между этими двумя деревушками очень подходила для того, у кого будет преимущество в коннице.
Этой судьбоносной битве предшествовала активная работа Сципиона и Ганнибала по своему усилению. Причем оба полководца особое внимание уделили своей кавалерии, прекрасно понимая, что, скорее всего, именно ей предстоит решить участь последнего противостояния «извечных» соперников. Ганнибалу удалось переманить на свою сторону массильского вождя Мазетула (врага Массанассы) и сменившего у масесилов Сифакса, Тихея – другого недруга Массанассы. Оба нумидийских царька прекрасно понимали, что в случае победы Рима амбициозный Массанасса «покажет им всем, кто в Нумидии хозяин»! Каждый из них привел с собой максимум возможного – по тысяче всадников. Сципиону пришлось срочно слать к Массанассе за помощью. Не получив вестей (месть за вынужденное убийство Софонисбы?!), он был вынужден ускорить свой марш навстречу новоявленному царю всей Нумидии, чтобы избежать катастрофы.
Естественно, Ганнибал пошел за ним с целью помешать этому соединению. Возможно, он надеялся разбить Массанассу до того, как тот успеет соединиться с римлянами. Оказавшись в окрестностях Замы, он перво-наперво попытался выяснить расположение римской армии и выслал вперед разведчиков. Им не повезло – в предрассветной мгле они нарвались на вражеский сторожевой отряд: в жаркой стычке пунийцы частью полегли, частью попали в плен и оказались в руках Сципиона. Римский полководец разрешил им беспрепятственно осмотреть лагерь. Затем, позвав этих лазутчиков к себе, Сципион вежливо и спокойно спросил, все ли им удалось осмотреть, и отправил их к Ганнибалу. Такое утонченное издевательство, которое мог позволить себе только сильный, уверенный в своей победе противник, произвело неизгладимое впечатление на карфагенского полководца, уже давно преследуемого непрерывными неудачами. К тому же он узнал, что к Сципиону все же пришло столь нужное ему подкрепление от Массанассы: от 4 до 6 тысяч легковооруженных пехотинцев и, что самое главное, от 2 до 4 тысяч всадников.
Впрочем, по некоторым данным, боеготовность последних оставляла желать лучшего.
…Кстати сказать, не все современные исследователи склонны верить факту посещения пунами лагеря римлян и тем более подобной реакции Сципиона. Кое-кто полагает, что, скорее всего, на самом деле его не было и это всего лишь красивая «прелюдия» в истории эпохального события, сфантазированная одним из историков-«баснописцев». Так бывало в описании мировой истории, причем, не раз. Возможно, этим она и привлекательна для широкой публики: с прилавка хорошо уходит то, что будоражит и завлекает «а-ля Фоменко с Носовским». Поскольку мир многогранен, то разнообразные трактовки-толкования давно минувших дел имеют право на существование и каждый вправе выбирать то, что ему ближе и понятнее…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
