Пока он нетерпеливо дожидался, Фелиция протянула руку из-за его спины и дернула за тонкую дребезжащую цепочку, которую он до этого вовсе не заметил.
— Это звонок, — пояснила она. — Наверху ему может быть не слышно, как ты стучишь.
— Наверху не горит свет, — возразил Каллендер. — Кроме того, я видел, как кто-то спускается вниз, хотя, возможно, это лишь один из его сообщников.
— Мистеру Ньюкаслу не нужны сообщники, и свет ему тоже не нужен.
Тетя Пенелопа на время замолкла от того трепета, который вызывало у нее приближение к границам загробного мира; она лишь тихонько взвизгнула, когда дверь перед ними внезапно распахнулась.
На пороге стоял высокий мужчина с серебряным подсвечником в руке, и одинокий огонек освещал бледное худое лицо с длинными усами, обрамленное черной шевелюрой. Каллендер было содрогнулся, увидев шрам на этом лице, но потом успокоил себя тем, что это не что иное, как ловкий актерский прием, и следующие несколько минут размышлял, может ли такой шрам быть настоящим. Человек, который явно был самим Ньюкаслом, а не его слугой, молча шагнул назад и жестом пригласил последовать за ним в пустой холл, где лежал пыльный ковер с неброским узором.
В конце этого коридора располагалась двустворчатая дверь, за которой обнаружилась комната. Даже после того, как хозяин дома осветил ее своей одинокой свечой, там по-прежнему оставалось неестественно темно. Каллендер увидел, что и пол, и потолок окрашены в черный цвет, стены полностью скрыты черным бархатом, а маленький круглый стол и четыре стула с высокими спинками, стоящие вокруг него, были, похоже, сделаны из черного дерева. Медиум поставил подсвечник в центр стола и тихо стоял, ожидая, когда посетители пройдут вслед за ним в его сумрачные покои. Одежда его была такой же черной, как траурный костюм Каллендера, поэтому ясно виднелись только его руки и лицо, которые, казалось, парили в воздухе как нечто бестелесное. Когда вошли леди в своих черных плащах и чепцах, они произвели такое же впечатление, и у Каллендера не было причин полагать, что сам он выглядит как-то иначе. Как просто ввести в заблуждение с помощью обмана зрения.
Женщины сели за стол друг напротив друга, но Реджиналд Каллендер остался стоять, искоса поглядывая в сумрак, скрывавший глаза Себастиана Ньюкасла. Он надеялся, что под его пронзительным взглядом заклинатель духов вздрогнет, но тот оставался невозмутим, и в конце концов Каллендер сам отвернулся, причиной чего, как он пытался себя убедить, было исключительно презрение к медиуму. Реджиналд чувствовал внутри нарастающее негодование, и оно в конце концов вынудило его нарушить долгое молчание:
— Ну что же, подайте нам сюда ваши привидения, или, может, нам нужно сначала с вами за них расплатиться?
— Реджиналд!
Никогда еще он не слышал, чтобы Фелиция разговаривала таким резким тоном, и, еще не успев понять, что случилось, он уже сидел возле нее, чувствуя себя совсем как наказанный школьник. И впервые в голову ему закралась мысль, что женатая жизнь может приносить не только одни удовольствия. Тетя Пенелопа нервно хихикнула, хотя и пыталась сдержаться. Каллендера так и подмывало кого-нибудь выбранить, но он никак не мог решить, кого именно. Себастиан Ньюкасл сел за стол напротив него.
— С вас я платы за визит не возьму, мистер Каллендер, поскольку, как мне представляется, удовольствия вы не получите.
— Не знаю, мне всегда нравились фокусы иллюзионистов, но меня вам будет не так просто одурачить, как некоторых ваших посетителей.
— Мисс Лэм и ее тетушка вовсе не глупы, мистер Каллендер, но они стремятся обрести еще большую мудрость. А вам самому никогда не хотелось знать, что ждет вас в загробном мире?
— Для того чтобы нам об этом рассказали, существуют церкви, и там это делается не за деньги.
— Церкви ваши намного богаче меня, и сейчас, и в будущем, скорее всего.
— Что же, мистер Ньюкасл, сегодня вечером у вас будет возможность изменить такое положение вещей. Вот десять гиней. — Каллендер сунул руку в карман плаща и положил деньги на стол, хотя лишиться их для него было бы непозволительно. — Они ваши, если я увижу здесь что-либо, чему не найду объяснения. — Он выразительным жестом указал на десять гиней, но заметил, к своему изумлению, что они исчезли. — Ей-богу! — воскликнул он. — Как же меркантильны эти самые духи, сэр!
— Вы обнаружите, что они вернули деньги вам в карман, мистер Каллендер.
Каллендер пошарил в кармане и чуть было не выругался, забыв о приличиях.
— Они там? — спросила тетя Пенелопа.
— Мне кажется, что на твой вопрос за Реджиналда уже ответило его лицо, — холодным тоном отметила Фелиция. — Серьезно, Реджиналд, мы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять человека, у которого мы в гостях, а чтобы учиться у него. Веди себя тише, хотя бы ради меня. Мистер Ньюкасл обещал, что сегодня он вызовет духов моих родителей.
— Твои родители погибли в железнодорожной катастрофе двенадцать лет назад, Фелиция, и если бы твой отец не был одним из главных акционеров той железной дороги, этого человека не интересовали бы сейчас ни ты, ни твой отец.
— Он, несомненно, ничего не сможет узнать, если ты не успокоишься и помешаешь ему проникнуть сквозь завесу.
Каллендер вспомнил о своем решении придержать язык и с сожалением осознал, что напрасно не последовал этому плану. Ведь даже тетя Пенелопа не произнесла почти ничего.
— Тишина помогает сосредоточиться, — ровным тоном сказал Ньюкасл.
Каллендер кивнул, почти незаметно, и с радостью обнаружил, что Фелиция тут же поблагодарила его, взяв за руку. Однако он был весьма ошарашен, когда то же самое сделала тетя Пенелопа, а потом догадался, что на спиритических сеансах так принято. Тем не менее ему понадобилась большая сила воли, чтобы промолчать, видя, как нежные пальчики его невесты стиснула бледная рука человека с сумеречными глазами.
Четверо тихо сидели в черной комнате, и Каллендер не отрывал взгляда от медиума, постепенно оседавшего на стуле. Тот уронил голову на грудь и был похож на пожилого человека, дремлющего после сытного обеда, и Каллендеру вспомнился дядя Уильям. Через несколько минут воздух стал прохладнее, и Каллендер был почти уверен, что мимо него пронесся влажный бриз, хотя видел, что ветру совершенно неоткуда попасть в эту комнату. Все же уже от одного этого он начал тревожно поглядывать по сторонам, и как раз тогда, когда он ненадолго оторвал взгляд от медиума, произошло что-то странное.
На мгновение Каллендеру почудилось, что медиум загорелся. Казалось, что из головы его поднимаются рассеянные клубы дыма, хотя они больше напоминали туман. Они как-то неестественно переплетались в воздухе, рисуя узоры. Каллендер поворачивал голову то направо, то налево, но обе женщины не испугались, и похоже было, что они наблюдают за происходящим с пониманием и одобрением. Медиум испустил стон, а голова его оказалась теперь почти скрыта плывущими язычками тумана. Казалось, он растворяется во тьме. Каллендер невольно вздрогнул и привстал со стула, но тут над столом прошумел порыв холодного ветра. Свеча погасла.
Он почувствовал, что Фелиция сжимает его пальцы все сильнее, до боли, и у него вдруг подкосились колени, так что пришлось снова сесть. Ничего не было видно, кроме извивающихся клубов тумана, который будто излучал бледное сияние. Каллендер старался убедить себя, что это трюк, какая-нибудь химическая реакция, но от вида этого дыма ему становилось не по себе, особенно после того, как из дымки начали вылепливаться черты, и был это уже не Себастиан Ньюкасл.
Это было лицо женщины. Ее губы слабо шевелились, как будто у нее не хватало сил заговорить. Непонятно откуда раздавался звук, напоминавший то шепот, то крысиную возню. Лицо двигалось и трепетало, иногда казалось, что это не женщина, а мужчина с окладистой бородой. Теперь шептали уже два голоса, один ниже, чем другой, и Каллендеру начало чудиться, что он разобрал этот шепот. Голоса снова и снова повторяли одно лишь слово: «Фелиция».
Каллендер чувствовал, что у него дрожат руки, и надеялся, что дамы этого не заметят. Фелиция подалась вперед, наискосок стола, и ее глаза излучали сияние, подобное тому, каким светился туман, и Каллендер с огорчением отметил, как пылко она устремилась навстречу этому кошмару, чем бы он там ни был, трюком или реальностью. Реджиналд надеялся, что перед ними лишь иллюзия, и ему не хотелось верить в реальность происходящего, но вместе с тем он бесился от мысли, что его смогло напугать какое-то мошенничество. Он закрыл глаза, но, не видя больше источника прерывистого шепота, ощутил еще большую тревогу от этого звука. Каллендеру уже хотелось уйти.
— Фелиция, — хором шептали свистящие голоса. — Опасайся, дочка. Опасайся ложных друзей. Здесь сидит тот, кому тебе нельзя доверять.
